 |
| Правая.Ru | Александр Елисеев | 02.11.2007 |
Конформизм по-большевистски
Прежде всего, следует решительно распрощаться с мифом о повальном радикализме большевистского руководства. В марте 1917 года большевистская верхушка не думала ни о какой социалистической революции. Партией тогда руководила тройка в составе Л. Б. Каменева, Н. И. Муранова и И. В. Сталина. Они, разумеется, оппонировали Временному правительству — слева. Но в то же время триумвират никоим образом не призывал к его устранению. Напротив, речь шла об условной поддержке «временных». Причем в самой партии каких-то особых возражений против этой линии не было. Более того, позиция триумвирата была одобрена на Всероссийском совещании партийных работников РСДРП (б).Однако вскоре из эмиграции вернулся В. И. Ленин, который предложил партии свои знаменитые «Апрельские тезисы». Они-то и нацеливали большевиков на захват власти.
В начале это вызвало настоящий шок в рядах большевиков. Петербургский комитет РСДРП (б) даже отказался принять резолюцию в поддержку Ленина. Тем не менее, авторитет этого лидера был так высок, что в скором времени большевистский ЦК признает его план осуществления социалистической революции.
Хотя дело было не в одном только авторитете. Февральская революция, сокрушившая монархию, вызвала небывалую радикализацию масс. Молодые рабочие, солдаты, просто люмпены всех сортов — валом повалили в партию большевиков. Если на момент Февральской революции в РСДРП (б) состояло всего 24 тысячи членов, то уже в апреле 1917 года их число достигло 80 тысяч. Возникла, в некотором роде, новая партия, чьи низы были настроены довольно радикально — в отличие от многих вождей.
Среди последних особенно выделялись упомянутый Каменев и Г. Е. Зиновьев, которые осенью 1917 года были категорически против вооруженного восстания. Ленин тогда обозвал их «штрейкбрехерами» и даже потребовал исключения из партии.
Впрочем, цекисты его в этом не поддержали. И одним из тех, кто возражал, был Сталин, который тоже не испытывал восторгов по отношению к «грядущей буре». Еще летом 1917 года он пытался ориентировать большевиков на мирное развитие революции. Эта его позиция зафиксирована в статье «По выборам в Учредительное собрание» (27 июля).
Сталин отказался принимать участие в деятельности т. н. «Информационного бюро по борьбе с контрреволюцией», созданном в сентябре при ЦК для организации переворота. Он не вошел и в Военно-революционный комитет при Петросовете, который фактически и руководил Октябрьским восстанием. Правда, его включили в Военно-революционный центр при ЦК. Но, во-первых, ВРЦ не играл главной роли в организации выступления, а, во-вторых, сам Сталин занимал там пассивную позицию. В протоколах заседания ЦК от 24 октября 1917 года ему не дается никаких поручений, связанных с подготовкой переворота. Сталин вообще не был на этом заседании.
Позже «демон революции» Л. Д. Троцкий напишет о позиции Сталина и некоторых будущих сталинцев следующее: «. Как многие другие в руководящем ныне слое, Ворошилов был только национальным революционным демократом из рабочих, не более. Это обнаружилось особенно ярко сперва в империалистической войне, затем в февральской революции. В официальных биографиях Ворошилова годы 1914 — 1917 образуют зияющий пробел, общий, впрочем, большинству нынешних руководителей. Секрет пробела в том, что во время войны эти люди были в большинстве патриотами (слово „патриот“ для Троцкого было ругательным — А. Е.) и прекратили какую бы то ни было революционную работу. В февральской революции Ворошилов, как и Сталин, поддерживал правительство Гучкова — Милюкова слева. Это были крайние революционные демократы, отнюдь не интернационалисты. Можно установить правило: те большевики, которые во время войны были патриотами, а после февральского переворота — демократами, являются теперь сторонниками сталинского национал-социализма. Ворошилов не составляет исключения». («Моя жизнь»)
Ленин против большевиков
Кстати, о Троцком. До Февральской революции этот «пламенный революционер» был яростным оппонентом Ленина и даже удостоился от Ильича презрительного определения — «Иудушка». Тем не менее, уже летом 1917 года Троцкий вместе со всей своей организацией («межрайонные социал-демократы») вступил в партию большевиков. Причем там он стал сразу же вторым человеком, сильно потеснив старейшую «ленинскую гвардию».С чего бы, спрашивается, такой почет? Дело в том, что Ленин искал себе союзников порадикальнее. Он ощущал поддержку низов, однако не менее ощутимым было и недовольство старых соратников, которые не хотели «баррикад», но рассчитывали на места в новом парламенте. Троцкий же был одержим революцией и не хотел ждать, пока в России созреют все предпосылки для социалистического переворота. О необходимости такого созревания настаивали меньшевики, с которыми и вели ожесточенный спор Ленин и Троцкий.
Показательно, что Троцкий требовал пролетарской революции еще в 1905 году, когда все социалисты готовы были удовлетвориться «хотя бы» ликвидацией монархии. И только «демон революции» выдвинул формулу «без царя — а правительство рабочее».
И вот, когда Февральская революция забрала власть царя, Ленин перешел на позиции Троцкого. Теперь он образовал с ним тесную связку, готовую к любым радикальным решениям. При этом Ленин настолько не доверял своим соратникам, что планировал образование (после революции) правящего триумвирата в составе — себя самого, «Иудушки» Троцкого и межрайонца А. В. Луначарского. (Об этом сообщает левый меньшевик Н. Суханов, который был посвящен в планы большевиков через свою жену, тесно с ними связанную. Показательно, что октябрьское заседание ЦК, на котором было принято решение о восстании, проходило на квартире Суханова.)
Вдумаемся — в будущем руководстве Ленин планировал оставить большинство не за большевиками, но за троцкистами. Настолько было сильно его недоверие к собственной «гвардии».
Что ж, это недоверие следует признать вполне обоснованным. В сентябре 1917 года ЦК большевиков практически возвращается на те же позиции, которые оно занимало в марте. Так, большевики приняли решение участвовать в работе т. н. «Демократического совещания», которое собрало разных общественных деятелей, делегированных от политических партий, городских дум и земств, кооперативов и т. д. Ленин решительно возражал против этого, в чем его поддерживал новый союзник — Троцкий.
Демократическое совещание избрало из своего состава некий постоянный орган — «Временный совет республики» (иначе называемый «Предпарламентом»). Вначале большевики были готовы работать в ВСР, однако затем они с шумом покинули его.
Но все равно — 29 сентября ЦК РСДРП (б) принял проект воззвания, в котором выступил за мирный и парламентский путь прихода к власти. По этому поводу Ленин писал: «У нас не все ладно в „парламентских“ верхах партии». Сам он, будучи тогда вне Петрограда, весь сентябрь «бомбардировал» ЦК письмами (типа «Советов постороннего»), в которых упрекал соратников за излишнюю умеренность. Но эти его послания соратников никак не убедили. Они даже приняли решение уничтожить «судьбоносные» (как потом объявят) ленинские письма, оставив всего по экземпляру каждого из них — на всякий случай.
И этот «случай» произошел. Ленин решил (3 сентября) тайно пробраться в Питер, чтобы убедить своих соратников. Не сразу, но ему это все-таки удалось. В ночь с 10 на 11 октября ЦК принимает решение о начале подготовки к вооруженному восстанию.
Но и после этого некоторое время сохранялись сильные разногласия. Многие цекисты считали, что надо занимать позицию выжидательную. Даже Троцкий и тот предлагал — сначала на съезде Советов потребовать от Временного правительства передать власть, и только если оно уже не согласится — действовать силой. В общем, цекисты продолжали колебаться. Окончательное решение было принято лишь 16 октября.
Показательно, что осенью 1917 года начались вооруженные столкновения между немцами и большевиками. Так, 11 октября немцы организовали поход (через Балтийском море) на Петроград, выдвинув 300 кораблей. Им противостоял Балтийский флот, который на тот момент даже не подчинялся Временному правительству. Впечатляющее сражение развернулись в проливе Моонзунд. По некоторым данным, немцы там потеряли четверть своих кораблей. В сражении при Моонзунде большую роль сыграли большевики-балтийцы, которые представили свое сопротивление как акт революционной войны. Сегодняшние адвокаты большевизма часто указывают на это факт, утверждая, что он лучше всего опровергает версию о сотрудничестве Ленина с Генштабом. Одновременно они обращают внимание на то, что именно Временное правительство сдало Ригу.
Между там, сам факт столкновения еще ни о чем не говорит. Вообще существует довольно-таки обширная аргументация в пользу того, что Ленин сотрудничал с немецким Генштабом (впрочем, есть и такая же обширная контраргументация). Однако, рассуждать об этом сейчас не следует — это тема отдельного разговора. В любом случае, немцы были объективно заинтересованы в победе Ленина, ведь она означала бы мирные переговоры и выход России из войны. Но почему же они тогда «вдарили» по большевикам?
А это становится понятным в свете сказанного выше. Ленин-то хотел придти к власти, а его сотоварищи не хотели. Поэтому и немцы стали терять терпение, нервничать. Судя по всему, им пришло в голову оказать впечатляющее давление на большевиков. Вот они его и оказали — весьма наглядно, используя свою военную мощь. Тут очень многие большевистские лидеры должны были призадуматься. Перед ним встала «веселенькая» альтернатива — либо быть перевешанными немцами, либо попытаться стать вождями России. (К тому же большевикам на пятки стала наступать более радикальная сила — анархисты. Они, кстати, имели очень сильную поддержку в фабрично-заводских комитетах — один из лидеров анархо-синдикализма Шатов был избран в Центральный ФЗК с наибольшим количеством голосов.)
Понятно и поведение Временного правительства, сдавшего Ригу и подумывавшего о переезде в Москву. «Временные» надеялись на то, что немцы изрядно потреплют большевиков в Петрограде, а большевики — немцев. Тогда Керенский и Ко вернулись бы в Питер на готовенькое.
Да, Февральская революция привела к тому, что разные политические силы сошлись в ожесточенной схватке за власть, в которой национальные интересы России отодвигались на второй план.
Запад и русская смута
Итак, большевики пришли к власти. А что же либеральный Запад? Какова была позиция хваленых западных демократий — Англии и Франции? Многие утверждают, что если Германия была «за» большевиков, то союзники однозначно выступали против. И это еще один миф. Союзнички не испытывали никакого страха перед большевизмом. Л. Джордж утверждал: «Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками, и мы признали, что они де-факто являются правителями… Мы не собирались свергнуть большевицкое правительство в Москве».А президент США В. Вильсон считал, что «всякая попытка интервенции в России без согласия советского правительства превратится в движение для свержения советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм…». Более того, какое-то время страны Антанты даже признавали возможным заключить союз с большевиками — против немцев. Именно с этой целью после Октябрьской революции в Россию направили неофициальных представителей от Франции (Ж. Садуль), Англии (Б. Локкарт) и САСШ (Л. Робинс), которые, в отличие от представителей дипломатических, были настроены довольно пробольшевистски.
Ларчик открывается просто. У Антанты были свои люди в большевистском руководстве. И на первом месте здесь стоял неистовый Троцкий, который с определенного момента ориентировался именно на либеральный Запад. У нас принято много писать о пломбированном вагоне, в котором, пользуясь поддержкой кайзеровской Германии, прибыл в Россию Ленин. Но мало кто писал о норвежском пароходе «Христиан-Фиорд», в котором Троцкий с группой своих единомышленников отправился «домой» из эмиграции — при покровительстве американских властей и попустительстве британской разведки. Только недавно английская газета «Дейли телеграф» опубликовала рассекреченные документы разведслужбы МИ-6, из которых следует, что англичане имели возможность предотвратить возвращение «демона революции» в Россию. Более того, поначалу его задержали — по инициативе руководителя канадского бюро английской разведки Уильяма Вайзмена — в порту Галифакс.
Но за «перманентного революционера» тут же вступился президент США Вильсон, а через некоторое время руководство британской разведки распорядилось отпустить Троцкого на все четыре стороны. Западные лидеры еще раньше заключили с Троцким политический договор, согласно которому он должен был выполнять функцию противовеса «прогермански» настроенному Ленину, не желавшему продолжать войну на стороне Антанты. Сам Троцкий против такой войны не возражал, конечно, при условии, что вести её будет новая революционная армия. (Для обоих радикалов главным было — сделать революцию. Ленину — при поддержке Германии, Троцкому — Антанты.) Показательно, что Троцкий прибыл в Штаты в январе 1917 года и пробыл там чуть больше месяца. Складывается впечатление, что единственной целью его пребывания там были переговоры с людьми Вильсона.
И упомянутое выше вхождение «Иудушки» в блок с Лениным говорит об очень серьезных политических подвижках, произошедших летом 1917 года.
Дело в том, что сам Ленин твердо ориентировался на Центральную Европу, пользуясь финансово-организационной поддержкой немецкого Генштаба. Получается довольно любопытная вещь. Летом 1917 года совпали интересы двух враждебных друг другу геополитических блоков — германо-австрийского и англо-французского. Очевидно, что именно это совпадение и сделало возможным Октябрьскую революцию — в геополитическом плане. Но что же заставило сплотиться двух заклятых врагов? Ответ может быть дан только такой — боязнь возрождения сильной России. При этом германцы надеялись переиграть антантовцев, а антантовцы — германцев.
Сказка о «корниловском мятеже»
Летом 1917 года началась мощная реакция на беспредел различных подрывных сил — Советов, полковых комитетов, большевиков, анархистов. На политической сцене России все большую роль начинает играть Верховный главнокомандующий Л. Г. Корнилов, требующий введения смертной казни на фронте и в тылу, а также прекращения политической деятельности в армии. Эти требования поддерживаются армейской верхушкой (М. В. Алексеев, А. И. Деникин, А. В. Лукомский) и всеми политическими силами, которые стояли правее эсеров.Сам Корнилов был завзятым «февралистом». Во время предательской антимонархической революции он даже арестовал Государыню Императрицу. Себя он относил к лагерю «республиканского демократизма», который противопоставлял демократизму «революционному» (социалистическому). По сути, его позиция была близка позиции кадетов, которые подрывали государство при Царе, но летом 1917 года оказались, в силу объективных обстоятельств, на крайне правом фланге (монархические организации и даже октябристы уже не представляли собой серьезной силы). Российская крупная буржуазия и армейская элита, ответственные за Февральский переворот, начали серьезно опасаться того, что им не удастся победить Германию и воспользоваться плодами этой победы. Они сделали ставку на сильную власть в форме военной диктатуры.
Любопытно, но встречное движение наметилось со стороны министров-социалистов А. Ф. Керенского. Оказавшись на вершине власти, вчерашние ниспровергатели устоев внезапно осознали, насколько шатко и неустойчиво оказалось их собственное положение. Россия стремительно шла влево, и это грозило потерей власти, переходом ее в руки большевиков. Опять-таки, в силу объективных обстоятельств, Керенский становится государственником. Он даже пытается навести порядок в армии путем создания института военных комиссаров. Этих самых комиссаров он рассматривал как противовес полковым комитетам, которые находились под контролем большевиков. В августе 1917 года Керенский, при посредничестве Б. В. Савинкова, вел довольно-таки содержательные переговоры с Корниловым. Планировалось совместная операция по наведению правового порядка. Ее результатом должно было стать создание сильного правительства («Совета народной обороны») в виде триумвирата Керенский-Корнилов-Савинков. При триумвирате предполагалось функционирование широкого политического представительства, составленного из самых разных общественных деятелей — от монархистов до меньшевиков.
И вот 27 августа Корнилов официально оповестил управляющего военным министерством о том, что намерен сосредоточить военные части в окрестности Петрограда. Заметим — оповестил, то есть речь уж никак не идет о военном перевороте. Складывается впечатление, что Корнилов выполнял распоряжение правительства. Оно еще больше усиливается после ознакомления с текстом телеграммы, которая 27 августа была послана генералом Лукомским премьеру Керенскому: «Приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том числе от Вашего имени, заставил ген. Корнилова принять окончательное решение и, идя согласно с Вашим предложением, отдать окончательные распоряжения, отменять которые теперь уже поздно». То есть Корнилов действовал не самочинно, а согласно предложениям самого Керенского.
И, тем не менее, Керенский объявил Корнилова мятежником и авантюристом. В ответ оскорбленный Корнилов заявил о неподчинении правительству. Он заручился поддержкой командующих фронтами и попытался решить вопрос силой оружия. Однако его действия были сорваны усилиями сторонников Советов в армии — большевиками, меньшевиками и эсерами. Указанные силы образовали единый революционно-демократический фронт, которые и спас Керенского. В результате особую популярность приобрели большевики. После событий 5 июля, когда большевики устроили массовые беспорядки в Петрограде, их партия находилась практически на нелегальном положении. Однако после ликвидации «корниловского путча» большевики были полностью реабилитированы. Более того, началась большевизация Советов. На позиции Ленина и его клики перешли крупнейший Советы — Петроградский и Московский.
Так что же заставило Керенского в самый последний момент отменить уже достигнутые с Корниловым договоренности? Очевидно, что имело место вмешательство некоей внешней силы, которая очень много значила для Керенского. И таковой силой были западные демократии, от которых «временные» зависели капитально. Он не мог пойти против воли своих европейских покровителей, которые не хотели усиления нашей страны. Ведь с сильной Россией пришлось бы делиться плодами победы над Германией, отдать проливы и т. д. Этого «союзничкам» очень не хотелось, в русских они видели всего лишь пушечное мясо. А это «мясо» могло исправно поставлять и слабое правительство, погрязшее в революционной демагогии. Оно не победило бы немцев, но закидало бы их трупами, обеспечив победу Англии и Франции. Россию же, окончательно расстроенную кровопролитной войной, элементарно оттерли бы от дележа послевоенного пирога, как это, например, сделали с Италией.
Конечно, Запад очень даже активно заигрывал с Корниловым, делая вид, что поддерживает его программу — западные стратеги никогда не кладут все яйца в одну и ту же корзину. Но в решительный момент они никакой реальной поддержки Корнилову не оказали.
Германии сильное российское правительство (хоть монархическое, хоть либеральное) тоже не было нужно — по вполне понятным причинам. Таким образом, страны Антанты и Центральной Европы сошлись на одном и том же решении — поддержать интернационал-социалистов в противовес национал-либералам. Они вступили друг с другом в некую сложную игру, в которой каждая их сторон намеревались переиграть своего партнера. И одним из следствий этой игры стало создание единого фронта революционной демократии, объединившего как проантантовских социалистов (эсеро-меньшевиков: Чхеидзе, Гоца, Либера, Дана и др.), так и прогерманских большевиков-ленинцев. Именно этот фронт и осуществит Октябрьский переворот — при содействии предателей из окружения Керенского.
Кто подставил душку Керенского?
В решающий момент эсеры и меньшевики выступили заодно с большевиками, поставив Керенского в положение политической изоляции. Упомянутый выше Предпарламент, контролируемый «умеренными социалистами», сделал 25 октября Керенскому ультиматум, потребовав реализацию лозунга «Мир — народам!». Именно позиция эсеров и меньшевиков не позволила Временному правительству мобилизовать из воинских частей Петрограда тех социалистов, которые были недовольны большевиками.Оставалась, правда, надежда на то, что удастся снять военные части с Северного фронта и бросить их в столицу — на подавление большевистского мятежа. И Керенский отдал соответствующий приказ командующему фронтом В. Черемисову. Ему было предписано направить в Петроград три казачьих полка. Но приказ так и не был выполнен. Причиной тому послужило назначение на пост особоуполномоченного по наведению порядка в Питере кадета Н. Кишкина. Черемисов прокомментировал это назначение в том духе, что войска все равно не будут подчиняться кадету, поэтому их посылка не имеет смысла. И Черемисов был действительно прав — новое назначение ставило крест на всех инициативах по переброске военных сил — очень уж непопулярны были кадеты. Но все дело в том, что решение назначить Кишкина произошло на последнем заседании правительства, которое состоялось без участия Керенского. И произошло оно, судя по всему, против его воли.
Керенского подставили лица из его окружения — примерно так же, как он в свое время подставил Корнилова. Снова чувствуется присутствие какой-то невидимой руки, которая парализовывала деятельность органов власти. И тут снова на ум приходят западные демократии.
Запад, что «германский», что «антантовский» охотно раздувал революцию в России, думая использовать ее ослабление в своих целях. Но он сильно просчитался. Россия прошла тяжелейший путь революционной Смуты, но Западу так и не досталась.
