 |
| Радонеж | Алексей Харитонов | 01.11.2007 |
Интервью, которое можно прочитать в интернете, сопровождает характерный шарж — карикатурный персонаж, изображающий Патриарха Московского и всея Руси Алексия, который злобно косится на улыбающегося митрополита Иоанна. Впрочем, это, по всей видимости, придумка самого «Таблета»; перейдем к тексту интервью. Журналист, берущий интервью, Тео Хобсон, сначала сначала немного рассказывает о митр. Иоанне, представляя его как наиболее известного в Британии православного мыслителя, вызывающего искреннее восхищение у нынешнего архиепископа Кентерберийского, Роуэна Уильямса. Вообще, как выясняется, митр. Иоанн больше связан с Британией, чем с Грецией, и провел гораздо больше времени, преподавая в британских университетах, чем совершая свое Епископское служение. Упрекать его в этом трудно — пергамская митрополия, как сообщает Хобсон, является «призрачной», она находится в той области Турции, откуда в 20-тых годы были изгнаны православные греки, и митрополит лишь изредка имеет возможность совершать богослужение в развалинах единственной церкви его епархии.
Однако его карьера преподавателя и богослова во многом определялась именно его отношениями с англиканским сообществом, и как отмечается в тексте «Таблета», его мышление созвучно преобладающим течениям в англиканской и католической теологии.
Нам стоит немного рассказать о англиканстве, чтобы понять, в какой среде преимущественно обращался митр. Иоанн — это помогает понять некоторые из его слов. Англиканская Церковь возникала в результате разрыва короля Генриха VIII с Римом, разрыва, связанного с нежеланием тогдашнего римского папы разрешить королю развестись со своей женой. Герих VIII объявил себя главой Церкви Англии, и сурово расправился с теми, кто сохранил верность Риму. Какое-то время эта церковь была «католичеством без папы», но затем, в ходе реформационного брожения, в ней выделилась «высокая церковь» (во многом сохранявшая католические черты) и «низкая церковь» (ориентировавшаяся на континентальный кальвинизм). Так сложилась ситуация, при которой одна церковная структура объединяла христиан разных толков; с появлением и усилением богословского либерализма, готового пересматривать христианство под давлением мира, усилилось течение, называемое «широкой церковью». Это течение первоначально возникло как течение за всепринятие, за объединение самых разных протестанских толков, за прекращение религиозных споров, и через какое-то время сочло вообще необязательной приверженность хотя бы самым фундаментальным догматам христианства. Как отмечает историк Ги Бедуэлл, Не было ни одного случая, чтобы Церковь Англии применила какие-либо санкции против кого-нибудь из модернистов. Уважение к свободе мысли и к свободе выражения осталось характерной особенностью англиканства.
Оборотная сторона этой свободы — крайняя размытость догматического сознания, если не сказать — его отсутствие. Хотя среди англикан, несомненно, есть христиане, приверженные вере в Троицу и Христа как Бога и Спасителя, есть и целые христианские общины, англиканство в целом нельзя назвать Церковью даже по самым снисходительным и экуменическим меркам. Некоторые англиканские епископы и богословы не только открыто отвергают традиционную христианскую веру, но и подвергают ее яростным нападкам. Например, британский англиканский священник Дон Капитт призвает «следовать христианским духовным практикам и моральным стандартам без веры в реальное существование каких-либо сверхъестественных сущностей, таких как «Бог» или «Христос», а епископальный (название Англиканства в Америке) Епископ Джон Спонг прямо заявляет:
Идея, что Иисус — единственный путь к Богу или что только те, кто омыт кровью Христовой могут обрести спасение, превратилась в проклятие и стала опасной в нашем уменьшающемся мире.
Сообщество, к которому можно принадлежать, исповедуя подобные взгляды, это, увы, что угодно, но не Церковь. Назревающий раскол в англиканстве по вопросу о рукоположении открытых гомосексуалистов можно счесть относительным благом — люди, сохранившие хоть какую-то веру апостольскому свидетельству, отделятся от людей уже совершенно неверующих.
«Созвучность» мышления православного митрополита преобладающим течениям англиканской теологии — это скорее настораживающая характеристика. Но обратимся к словам самого митрополита. Прежде всего, он выражает обеспоенность тем, что «в России все еще существует очень тесное сотрудничество между Церковью и государством, и это создает проблемы». Что же, иногда бывает трудно уверить людей, живущих в других странах, что по заснеженным улицам Москвы не ходят белые медведи в поисках развестистой клюквы, особеннно, когда видные специалисты по России уверяют, что ходят. Я только могу, как житель Москвы, свидетельствовать, что не видел ни белых медведей, ни развесистой клюквы; точно так же бывает трудно уверить людей, что в нынешней России (увы!) не существует ничего похожего на «тесное сотрудничество между Церковью и государством» — хотя бы на том уровне, который обычен для большинства западных стран. В США, Великобритании, Греции и большинстве европейских стран есть институт армейских капелланов, которым, как правило, зарплату платит государство — в России его нет; в Великобритании, Греции, Германии, Финляндии, многих других демократических странах есть религиозное обучение в школах, опять же, за счет государства — в России попытки хоть как-то ознакомить школьников с их православным наследием вызывают яростное сопротивление; во всех западных странах есть кафедры теологии в университетах, но только в России считают, что ВУЗы должны оставаться заповедниками атеизма. Недавно российский президент высказался по поводу преподавания ОПК — довольно туманно, но однозначно процерковой его позицию не назовешь. Чиновники, как об этом пишет пресса, с легкостью закрывают православные благотворительные приюты. Так в чем же проявляется это, внушающее беспокойство митр. Ионанну Зизиуласу «очень тесное сотрудничество между Церковью и государством» и какие же проблемы оно «создает»? Участие в межцерковном диалоге с православной стороны предполагает некоторое знакомство с положением дел в православном мире — в том числе, в его самой многочисленной Церкви, русской. Однако похоже на то, что митр. Иоанн просто не в курсе происходящего в России и основывает свое мнение на прочитанных по диагонали статьях в британской прессе — статьях, в свою очередь, написанных «по диагонали», с ноутбуком на коленке, занятыми журналистами, которым решительно некогда проверять факты. Конечно, узнать реальное положение дел сам митрополит мог бы, просто переговорив со своими собратьями в русской Церкви; будем надеяться, что он это когда-нибудь сделает.
Впрочем, когда речь заходит о Греческой Церкви, сотрудничество с государством, по мнению митрополита, проблем не создает: «Греческий подход гибок. Церковь рада быть частью государства, если государство приглашает ее участвовать в управлении, и в равной степени она может быть независимой от государства»
Британский журналист, конечно, не мог не задать митрополиту тот вопрос, который вызывает такие споры среди англикан — об отношении к гомосексуализму. Ответ митрополита довольно характерен: по его мнению, греческая Церковь традиционно практиковала «гибкий и неосуждающий» поход, который изменился под влиянием «западного пуританизма». Человек, хоть немного знакомый с развитием вопроса, знает, что дело обстояло ровно наоборот — «гибкость и неосуждение» греха характерны для западного либерального протестантизма, что же касается греческой традиции, то приписывать ей подобное было бы в высшей степени несправедливо. Греческие отцы твердо придерживались библейской позиции в отношении этого греха, чему есть предостаточно свидетельств. Вспомним, например, слова светоча греческой Церкви, глубоко почитаемого на Руси, святого Иоанна Златоуста:
Итак, все страсти бесчестны, но особенно бесчестна безумная любовь к мужчинам, потому что душа страдает и унижается в этих грехах более, чем тело в болезнях… Смешение с блудницами хотя беззаконно, но естественно, а мужеложство и противозаконно, и противоестественно. Если бы не было геенны, и не угрожало наказание, то это было бы хуже всякого наказания. Если же они наслаждаются, то это говорит лишь об усилении наказания. Если бы я увидел, что бежит нагой человек, вымаравший все свое тело грязью, и не только не стыдится, но и хвалится этим, то я не стал бы радоваться вместе с ним, но больше его рыдал бы о нем, потому что он не чувствует стыда своего. (Беседы на Послание к Римлянам, беседа 4)
В этом вопросе митрополит Иоанн (Зизиулас) скорее является наследником англиканских либеральных богословов, чем святых отцов.
Митрополит Иоанн является представителем Константинопольского Патриархата, сопредседателем комиссии по православно-католическому диалогу; работа этой комиссии была омрачена трениями, вызванными попытками представить Константинополь центром всего православного мира, таким, каким является Рим для мира католического. Действительно, как отметил Епископ Иларион (Алфеев),
Это противоречит как историческим фактам, так и самопониманию Православных Церквей. В православной традиции «общение с Константинопольским престолом» никогда не воспринималось столь же обязательным условием соборности, каким для западных церквей стало «общение с Римским престолом». Модель устройства Православной Церкви принципиальным образом отличается от римско-католической модели.
Но эти попытки порождают еще одну проблему — насколько сам Константинопольский Патриархат является хранителем святоотеческой веры, когда его видный представитель делает такие «гибкие» заявления? И насколько он может представлять православный мир, когда тот же мирополит Иоанн показывает такую неосведомленность о реальном положении дел в значительной части этого мира? Это тревожащий вопрос, и от ответа на него зависит многое.
