Если смерти, то мгновенной?

— Начни сейчас спрашивать людей, как кто хочет умереть, большинство ответит — мгновенно или во сне, а при этом Страшного суда почти никто не боится. Почему так?

— С момента грехопадения человеку стала свойственна боязнь неизвестности, боли и смерти. Пребывая в Божественной любви, человек ничего этого не знал. После же грехопадения в жизнь человека вошел страх.

Забывая постепенно о Боге, человечество одновременно горячо желало избавиться от этого страха, для чего придумало систему языческих, магических верований, а со временем и цивилизацию. Я имею в виду Шумер, Египет, Рим.

Сегодня цивилизация сделала не мыслимые никогда прежде успехи. Ее достижения сообщают человеку фантастическую уверенность, отгоняя от него мысли о смерти. Человек помещается в некий выдуманный мир, в котором смерти как бы и нет.

И получается, что раньше, когда человеческая жизнь была менее устроена, а вся окружающая действительность напоминала, что существование человека может в любой момент окончиться, человек волей-неволей больше думал о смерти и чаще приходил к Богу. Теперь же цивилизация лишает человека этих мыслей, связывающих его с реальностью. Ему удается жить, не думая о том, что когда-то будет предел. Тем более никто не думает, что это будет некое испытание, оценка его жизни, суд — а затем продолжение или конец, постоянное, ежесекундное исчезновение. Даже среди тех, кого жизнь заставляет подумать о смерти, большинство считают, что это будет чем-то вроде сна, перехода к жизни без чувств и желаний. Такие люди стремятся скорее брать от жизни все, потому что потом будет поздно. Приходилось и такое слышать: «Жить долго — утомительно». Все эти люди не понимают, что смерть — это не конец, а начало намного более реальной жизни. И начало не с пустого места. После смерти будет продолжено то, что в духовном плане начал человек уже здесь, на земле. Если здесь человек думал только о материальном и закрывал глаза на «страшные вопросы», то после смерти он не найдет, за что зацепиться, чем оправдаться. Вот что будет по-настоящему страшно.

— Что вы говорите людям, которые никогда раньше не задумывались о смерти? Часто ли в больнице с вами заговаривают на эту тему?

— Конечно, есть такие батюшки, которые приходят в больничную палату, постоят многозначительно, а потом скажут: «Я только что из морга, отпел пятерых человек, они тоже хотели жить». И люди соглашаются на что угодно, только бы этот батюшка скорее ушел. Надо сказать, что в большинстве своем люди у нас очень терпеливые и тактичные.

Я очень редко напоминаю больному о смерти, почти никогда. Люди, попавшие в больницу, и так намного внимательней к вопросам жизни и смерти. У них появляется время, они много размышляют. И многие пытаются серьезно разобраться в своей жизни и в том, что будет за ней. В больнице обращается к Богу много людей. Иногда приходишь к одному больному, который заранее готовился к встрече со священником, а просят их поисповедовать и все рядом с ним лежащие.

Когда люди просят духовной помощи и просят им объяснить, почему все так, я напоминаю о грехопадении, о том, что в начале человеческой истории произошла катастрофа, все перевернувшая. По своей воле человек стал смертным, хотя был создан для жизни, для радости. Вы знаете, многим становится понятнее. Очень здесь помогает и «Беседа преподобного Серафима с Мотовиловым о цели христианской жизни», хотя бы краткое ее изложение.

И надо обязательно рассказать о Христе, Который снимает с нас проклятие смерти и греха и в Котором восстанавливается гармония, радость, настоящая жизнь. Пришествие в мир Христа Спасителя поставило людей перед фактом: спасти от смерти не могут ни научные открытия, ни земные удобства, ни мнимые боги — а только Христос, побеждающий смерть Своим воскресением. Мы ведь забываем, что земная жизнь, она как бы и вовсе не жизнь, это постепенное, неукоснительное движение к смерти, какое-то призрачное балансирование на грани смерти. В одной протестантской книжке я когда-то вычитал такой пример: один прославленный военачальник во время битвы оказался в самой гуще боя в смертельной опасности. Когда он все-таки вышел оттуда живым, кто-то из его приближенных поспешил к нему на встречу со словами: «Рад вас видеть среди живых!» А тот ответил: «Среди живых? С ними чаю быть после разрешения души от тела, ныне же мы все среди умирающих». Вот мы сейчас все среди умирающих, каждый момент нашей жизни влечет нас к уничтожению. И только Христос нас от этого уничтожения удерживает, спасает.

— Как не бояться смерти, старости одиночества? Как, наконец, не бояться принимать ответственные решения: сейчас, например, многие боятся рожать детей, потому что «неизвестно, сможем ли прокормить"…

— Мне кажется, христианину, кроме Страшного суда, бояться нечего. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх…» — говорит апостол Иоанн Богослов (1 Иоан. 4, 18). Эта любовь — Сам Бог, и Он дает нам возможность жить в Нем, в Его любви.
Жизнь христианина несовместима со страхом за будущее. В этом страхе действует дьявол, который хочет нас запугать, лишить уверенности в нашем спасении. Дьявол хочет нас разубедить, что Бог любит нас, что эта любовь сильнее всего, что она и его, нечистого побеждает. Лукавый внушает нам, что спасение — это спасение не для вечности, а для земной только жизни, чтобы она устроилась. И это «спасение» зависит не от того, присоединимся мы к Богу или нет, а от того, будет ли устроена должным образом наша жизнь, будут ли нам больше платить денег, перестанут ли нам вредить какие-то неудобные люди, не будет ли нас кто-то обижать и унижать.

Все это и порождает множество страхов. Главный страх, мне кажется, это боязнь смирения. Да, человек больше всего страшится, что его не заметят, не оценят, чего-то не дадут и он будет среди обделенных, смиренных. Но ведь в смирении — Сам Христос.

Человеку же, который старается быть с Ним и вести жизнь в покаянии, прислушиваться к совету духовника, нечего бояться. Его надежда на Бога не может быть посрамлена. «Богу… все возможно» (Мф. 19, 26) и «все возможно верующему» (Мк. 9, 23). Наша общая беда, что мы не можем довериться Богу. Не можем поверить, что есть Тот, Кто нас любит в самой превосходной степени. Мы вообще не очень-то верим в любовь, но больше в себя, в каких-то людей, какие-то обстоятельства, возможности этого мира, но не в любовь Бога к нам. Поэтому нам бывает очень сложно. Верующие люди стараются отходить от этой зацикленности. Однако до конца отойти очень сложно, и поэтому люди боятся рожать детей, боятся делать добро, считая, что их засмеют, что это невыгодно. На самом деле, повторяю, с Богом никаких непреодолимых препятствий нет.

Я часто сталкиваюсь с ситуацией, когда человек живет один со своей семьей, без духовника и начинает принимать какие-то ответственные решения. Такой человек, хоть и имеет веру и считает себя христианином, без духовника пропадает, ничего не получает, его обступают тяжелые обстоятельства, несчастья. И другие на него смотрят: вот христианин, а ничего у него не выходит. А такой человек не христианин — по большому счету, он слушает себя.

В этом смысле примета нынешнего века — почитание некоторыми Распутина. Распутин был верующий человек, он даже был в каком-то смысле подвижник, но никого, кроме себя, не слушал. И это очень нравится его почитателям: вот он своими силами превозмогал все обстоятельства жизни, он и царевича лечил, и другие чудеса совершал. А что Распутин пал, грешил и не мог раскаяться из-за неимения духовника, из-за развития гордыни — это людям не хочется знать. Людям нравится: он был один, без духовного руководства, и у меня не будет духовного руководства. Такие люди боятся каких-нибудь масонов (которые, мол, убили Распутина и могут их убить), но не имеют страха Божия, потому что боятся каяться. Им не хочется измениться, они очень любят себя такими, как они есть. Они теряют чувство реальности, несутся на полном скаку куда-то в бездну.

— Что такое страх Божий? Это и есть страх в ожидании Страшного суда?

— Да. Христианин должен бояться Страшного суда — как ответа за свои дела. Замечательный пример есть в житии преподобного Сисоя Великого. Когда преподобный умирал в окружении братии, он как бы беседовал с невидимыми лицами. На вопрос братии, с кем он говорит, Сисой отвечал: «Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же братия, восхваляя Сисоя, сказала, что ему нет нужды в покаянии, поскольку он совершенен в добродетелях, святой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего».

Если святые считали, что они не готовы предстать перед лицом Высшего Судьи и должны каяться — чего говорить о нас? Конечно, мы никто не готовы. Поэтому мы просим, чтобы Господь дал нам время жизни, чтобы мы покаялись.

Мы все стали «дичками», мы отделились от Бога, но Христос пришел, чтобы привить нас к своей Лозе неувядаемой, вечнозеленой. От нас зависит: привьемся ли мы, привяжемся ко Господу или предпочтем прозябать где-то в стороне от Него.

Если мы от Него уклонимся, выдержим ли ответ на Страшном суде? Мы будем противны Ему по нашей неизмененной греховной природе, не сможем с Ним соединиться, Ему соответствовать.

— Жизнь христианина сегодня часто носит «оборонительный» характер, состоит из постоянных отталкиваний от окружающей жизни, из сплошных «нельзя». Это правильно?

— В наше время человек, который крестится и приходит в Церковь, начинает ощущать, что в жизни его окружает грех и что это его губит. Это спасительное чувство. От грязи нужно, действительно, отделиться как можно скорее, поставить барьеры. Ну, например, он по субботам привык встречаться с друзьями, чтобы «отдохнуть» после рабочей недели. Человек крестился, а его тянет к субботним друзьям. Он с ними снова видится, в храм же на воскресную всенощную, которая совершается в субботу вечером, не идет. Хорошо, если придет на литургию следующим утром, а то и совсем не пойдет — на душе-то тяжело, кошки скребут. Две эти реальности не совмещаются. И начинается внутренняя борьба, которая окончится поражением христианина, если не отказаться выпивать с друзьями.

Такие запреты, самоограничение позволяют вырастить нежное деревце новой, христианской жизни человека, который уже со временем начинает чувствовать, что главное качество этой жизни — не запреты, а любовь, совершенно особенное отношение к другим, сочувствие, сострадание. Христианин начинает видеть: главный грешник — это я сам. И в том, что я грешник, я сам виноват.

Иногда бывает наоборот: это не я виноват, это мир виноват, я в детстве был хороший, добрый, меня мир осквернил, я этот мир ненавижу, а сам я по природе очень даже ничего. И такой осуждающий других человек перестает каяться. Первое время он подробно исповедуется, а потом как-то так сворачивает: «А зачем каяться? Я от мира отделился, мне не в чем каяться, я восстановил баланс праведности, каким я был в детстве, и теперь у меня все хорошо, я нормальный, а мир пусть гибнет». Такой человек, конечно, заблуждается о себе, ему как раз в этот момент необходима исповедь…

— Вы говорите, что современный человек заслонен от реальности. А что, скажем, в начале ХХ века блага цивилизации еще не заслоняли от людей реальность?

— Нет, в более далеком прошлом. То, что спасает от ужаса окружающей жизни только Христос, вошло в сознание русского человека с ХIV века. Это смог явить преподобный Сергий в своей жизни и в жизни своего братства. Тяжелые времена княжеских усобиц и татаро-монгольского ига, монашеский опыт преподобного Сергия, одного из первых монахов-отшельников (до Сергия Радонежского на Руси монастыри были городскими), свидетельствовали, что надеяться можно только на Христа. Этот опыт был живо воспринят русскими людьми, они знали, как уберечься от всех тягот и ужасов тогдашней жизни — нужно быть со Христом, нужно перестать сопротивляться Господу, открыть Ему свое сердце и дать Ему возможность действовать в нашей жизни. Постепенно сознание этого уходило и к середине ХIХ века в миру практически оказалось забыто. Современному человеку приходится все объяснять заново.

Хотя полностью это забыть и замолчать невозможно, даже в советские времена напоминание о самом важном пробивалось к самой широкой аудитории — причем из совершенно неожиданных источников. В 1967 году появился, например, фильм литовского режиссера Витаутаса Жалакявичуса, воспитанного в католической среде. Это фильм «Никто не хотел умирать», по виду боевик, о борьбе с «лесными братьями» в послевоенной Литве. Но если всмотреться, можно было увидеть, как там замечательно передано христианское отношение к жизни и смерти. «Ты не представляешь, как больно», — говорит перед смертью Пасечник, глава «лесных братьев», когда его убивает один из героев. И его делается жалко и понимаешь, что сам умрешь, что перед смертью все равны, все вместе и все несчастны. В лесу же, на перепутье дорог, среди бесконечных убийств показана деревянная скульптура сидящего Христа, страдающего в темнице, и остро чувствуешь, как Он принимает на Себя весь этот ужас и со всеми страдает.

Беседовал Андрей КУЛЬБА

http://www.nsad.ru/index.php?issue=42§ ion=9999&article=726