 |
| Спас | Протоиерей Георгий Вольховский | 13.10.2007 |
Ведь со мной такого не случится…
Перенеся несколько инсультов, отец стал терять ясность мысли и речи. Но когда временами он приходил в сознание, то все время говорил моей маме о Боге.— Ты же у нас был неверующий, — удивлялась мама.
— Я знаю, что Он есть, я Его чувствую…
В одно из таких просветлений он сказал:
— Я хочу, чтобы мне читали псалтирь. Чтобы, когда я умру, мне читали псалтирь… Священники читали…
— Ты хоть знаешь, что такое псалтирь? — спросила мама.
— Я знаю…
Вечером накануне смерти он молвил:
— Я хочу домой…
— Ты же дома.
— Нет, — вздохнул отец.
— Если ты скажешь адрес, я отвезу тебя, — маме казалось, что он не понимает, что говорит.
— Нет, — снова вздохнул отец, — мой дом там. — Он поднял обе руки и посмотрел вверх. — Мой дом там…
Ночью он поднялся, привел себя в порядок, умылся, лег на спину, скрестив на груди руки, и… отправился домой. Лицо его было покойным и просветленным. Соседи и друзья, приходившие прощаться, отмечали, что он был как спящий, видящий приятный сон. Блаженный сон… А ночью у его гроба я читал псалтирь.
Господь по-разному готовит Своих детей к возвращению домой. У каждого свой путь. Наверное, так было надо, чтобы, пройдя нелегкий жизненный путь, отец за четыре года до смерти принял крещение. Я сам венчал родителей. Болящего отца соборовал и причащал. И уставшая от суеты душа, для которой болезнь обесценила все земные привязанности, встретила Господа блаженной улыбкой. Его не пришлось утешать или успокаивать — это сделал Бог.
Мы приходим из тайны и возвращаемся в тайну. Пятнадцать минут назад я стал писать эти строки, и сейчас уже ближе к концу своей жизни на пятнадцать минут. Время неумолимо. Время, наша жизнь и смерть тесно связаны. И наше отношение к смерти и к неизбежному трагизму жизни показывает, каковы мы сами.
Мы скорбим о наших близких, мы оплакиваем свои утраты, но насколько мы сами готовы встретиться лицом к лицу с реальностью смерти?
Мысль не любит и не хочет задерживаться на этом. Такова уж наша природа. Когда стоишь у гроба, кажется, что это может случиться с другими, но не с нами. Увы, действительность не всегда соответствует этому.
А время идет…
Мы приходим из тайны и возвращаемся в тайнуИ думать об этом не хочется. Страшно. Потому что в смерти — обреченность, особенно когда нет веры. И слова утешения в обреченности невозможно подобрать, когда нет веры.
Что сказать ему, умирающему, и близким? Чем успокоить душу, ее — знающую Бога? Здесь смерть — тупик, небытие, мрак, чернота… отсюда и противление. Человек не хочет верить, что это произойдет именно с ним.
Привели к больному в онкоцентр. Он удивлен.
— Зачем привели священника? Легче станет, сам приду в церковь…
От исповеди и причастия отказался. Побеседовать с неохотой согласился, хотя и добавил:
— О чем говорить? О Боге мне неинтересно.
Показываю ему на будильник на столе:
— Зачем он тебе?
— Как зачем? — недоумевает.
— Ну зачем здесь, в больнице, тебе будильник?
Ухмыляется. Пристал поп… Шел бы себе…
— Ну, новости включить, фильм посмотреть, лекарства вовремя принять… - кивает на тумбочку, заваленную лекарствами.
— Часы не только это показывают. Видишь стрелку секундную? Тикает. Это время твоей жизни уходит с каждой секундой.
— Батюшка, не пугайте, — отмахивается и отворачивается, — сейчас исповедоваться не буду…
Помолчав, добавил:
— Потом, когда выпишусь.
— Я не пугаю. Правду говорю. Часы о смерти напоминают прежде всего. Ты на них чаще смотри и об этом вспоминай…
Через четыре дня снова пришел к нему, но… уже на погребение.
А время идет…
— Я умру… - то ли утверждение, то ли вопрос. После причастия ее взгляд спокойный и немного усталый. Врачи развели руками и выписали ее из больницы. Умирать… Рак…Я утвердительно кивнул головой.
— Как это будет?
— Будет легко. Легко и спокойно. И боли уйдут…
— А потом?
— Причастием Господь благословил исход твой и путь твой по твоем исходе. Ведь ты не умрешь. Тело умрет, а ты перейдешь в иной мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая. Там встретят тебя родители. Прихожане наши, что раньше отошли. Поклонись им, наши им передай приветы и попроси помолиться о нас… - Это говорю не свое. Это вычитал в письме Феофана Затворника к его умирающей сестре. Не свое… но и свое. Потому-то близкое. — Там лучше тебе будет, чем здесь.
— А если ад?..
— Нет. Бог покаяние и причастие тебе даровал. Любит тебя. А грехи изгладила, когда покаялась…
— Расставаться не хочется, — вздохнула глубоко и глаза прикрыла.
— Мы и не расстаемся. День-другой, и мы с тобою. Потому не тужи об остающихся… Это там времени нет. А здесь одно мгновение, и мы встретимся.
— Дочь остается. В церковь не ходит. Все работа, работа, дела…
— А ты наказ и благословение свое ей дай, чтобы в церкви была. Последнее благословение она не нарушит. Любит. Стоит за дверью, переживает.
— Дай Бог, чтобы смерть моя ее к вере привела…
— Приведет. И любовь твоя, и наказ, и ее любовь…
Она улыбнулась. Прощаясь, попросила благословения… Лицо умиротворенное и спокойное. Она была готова к возвращению. А ночь пришла…
А время идет…
Когда умирают пожилые, мы относимся к этому как к событию, которого следовало ожидать. Тяжелее, гораздо тяжелее, когда умирают дети. Как пережить утрату ребенка или любимого человека, унесенного смертью в расцвете лет? Почему они умирают? Чем тешить родителей?В гробу лежал юноша. Пятнадцать лет. Красивый. Над верхней губой начинал пробиваться пушок. Родителям дают нюхать нашатырь. Возле гроба одноклассницы. Плачут взахлеб. Он им нравился. Друзья рядом. На лицах печаль и растерянность. Как такое может быть? Ведь жизнь кажется бесконечной. Особенно в этом возрасте. Может быть…
А время идет…
Доказать Вечность невозможно. Как невозможно доказать любовь…Причастие. Отец держит его на руках. Голова на плече отца. Тимофей поднял голову и посмотрел. Взгляд… старика, прошедшего жизнь. Серьезный и сосредоточенный, уставший и… прощальный. В нем уже вечность. Потрескавшимися губками берет причастие и снова кладет голову на отцовское плечо. Боль и детство, отмеченное болью, сделало его взрослым. Обезболивающие средства колют каждые полчаса.
— Врачи предлагают еще то-то и то-то. Может, поможет. Может, попытаться еще и этим лечить?.. — спрашивает отец.
— Не надо. У него взгляд… - это устами моими его глаза отвечают. Отпустить просят. Там покой и боли нет. В эту ночь Тимофея призвал Бог. Еще одним ангелом стало больше.
В этом, наверное, и есть смысл. И еще чтобы родители с Богом стались, чтобы расставания не было. Ему там лучше, чем здесь, на земле, лучше, чем нам, а для родителей Небо стало намного ближе…
Пишу, а телефон звонит.
— Батюшка, благословите. Людмила говорит. Батюшка, врач сказал, наверное, Никиты в эту ночь не станет. Помолитесь…
Никите несколько недель. Крестил его в детской реанимации. Голос у бабушки спокойный. Она верующая. Сердцем понимает, что, если Господь его призовет, ангела призовет, молитвенника за родных своих.
А время идет…
Пока пишу, в мире кто-то умер. Смерть оставляет за собой обрывки многообещающих жизней, подобных неоконченной симфонии. Во время Отечественной войны в бою был убит красноармеец Александр Зайцев. Друг нашел в кармане гимнастерки убитого стихотворение, написанное накануне боя. Это молитва. Молитва солдата, идущего на смерть. Он с ней, со смертью, лицом к лицу.Вера в Бога пришла внезапно и просветила его, уничтожив страх перед смертью. Смертью земной. С Богом каждое движение секундной стрелки уже не к смерти приближает — приближает к Вечности. Солдат Александр Зайцев почувствовал именно это. И уже нет мрака, нет небытия… И симфония, оборванная на земле, продолжает звучать на небесах. В Вечности.
Доказать Вечность невозможно. Как невозможно доказать любовь, пока не познаешь ее сердечно. Путь один. Как солдат Александр Зайцев, поднять глаза к небу, чтобы жить, чтобы почув-ствовать, что Вечность рядом.
А как же суета и сутолока? Как же спешка и работа? Как же заботы?..
А время идет…
Может быть, через мгновение, может, через час, может, через месяцы или годы, но рано или поздно и я переступлю черту вечности. И в ту же секунду стану на все глядеть по-другому.Внезапно потеряет всякое значение то, что представлялось мне столь важным: планы на завтра, строительство дома, работа и заработок… успехи и неудачи… накормить, обуть, одеть, дать образование…
А то, о чем думал так мало, вдруг окажется жизненно важным. Я со всей силою осознаю те истины, которые мне были известны, но никогда вполне до моего сердца не доходили. Я, наверное, всем сердцем пожалею, что так и не смог любить и даровать любовь тем, кто был возле меня. Я восскорблю, что заботился не о бессмертии в любви своих детей и готовил их не к Вечности, но более тому, что в Вечности им не пригодится. И боль поселится в душе, потому что пойму: в вечном расставании с ними, любимыми, виноват я сам.
Я пожалею, что не слишком усердно читал Слово Божие, формально каялся и не радел о молитве, что на земле не узнал Его так, как Он этого хотел… Я, наконец, пойму, что главное значение для Бога имеет то, что я есть во Христе, и мне отчаянно захочется вернуть хоть тысячную долю времени, которому я бездумно позволил протечь сквозь пальцы. Я не смогу не поразиться бесцельности прожитой мной жизни, захочу вернуть жизнь и прожить ее снова, захочу переиграть бесчисленные жизненные ситуации, которые могли послужить славе Божией, но так и не послужили… но будет уже слишком поздно. Время кончится. К возвращению домой я был не готов…
А пока время идет…
