Нарочницкая.Ru | Наталья Нарочницкая | 09.10.2007 |
Когда едешь по шоссе до города Обнинска, понимаешь, что наша надежда — это центральная Россия. Ибо Москва, этот Вавилон, уже не может быть средоточием русской жизни. Там половина названий модных вещей, заведений, занятий уже непонятны русскому человеку, там русский профессор на трамвае добирается до дешевых рынков, а приезжий зеленщик скупает недвижимость. Ну, впрочем, не будем очень строги, это удел любых столиц в период глобализации, ведь, например, чтобы познакомиться с истинно английской жизнью, нужно обязательно уехать из Лондона.
Но нам не надо ехать далеко. Наша надежда — это наше родовое гнездо, это центральная Россия — Калуга, Брянск, эти города, эти угодья. Здесь чарующая красота русской природы не отделена от научного технологического и технического потенциала. И вот это вместе и дает нам залог того, что мы можем создать на этой земле русский модернизационный проект, которым мы, как современное государство, могли бы участвовать как современное государство, как современная нация в глобализации. Главное не попасть при этом под глобальное управление, потому что мы сохраняем свой стержень, свой корень, свою душу, свои духовные и нравственные ценности. И именно это и дает нации и стране право на историческую инициативу. И тогда не будет ультимативного контекста со стороны Запада.
Образовательная сфера всегда была питомником идеалов человека, кузницей его мировоззрения. И поэтому абсурдны любые попытки отделить духовно-нравственное религиозное воспитание от преподавания знаний, ибо циничный технократ способен нанести своей стране, обществу и ближнему немало вреда, что можно сказать и о невежественном патриоте. Нам надо соединить нашу душу со знаниями.
Все выступавшие приводили примеры из общения в Америке. Я тоже проработала 8 лет в Секретариате ООН в Нью-Йорке. Должна сказать, несмотря на зашоренность советского образования, особенно в гуманитарной сфере, любой наш троечник был корифеем эрудиции среди всех моих коллег, которые даже Афганистан при опросе искали на южных границах Соединенных Штатов в Западном полушарии. (Аплодисменты.)
Поэтому честь и хвала русскому учителю, который пронес сквозь все системы, все режимы веру и любовь именно к Отечеству, ибо государство меняется. Оно всегда греховно и несовершенно, потому что это создание рук человеческих, а Отечество вечно, как вечна калужская земля. «Преклоняю колена свои перед Отцем Господам нашего Иисуса Христа, от которого именуется всякое отечество на Небе и на Земле», — вот эти слова есть для нас наше духовное задание.
А раз жива и непоколебима вера, которая в свое время дала смысл исторической и личной жизни русскому человеку, сделала из разрозненных племен нацию, то есть и единый преемственно живущий организм с общими целями и ценностями, с общими представлениями о добре и зле, с общими историческими переживаниями. Поэтому отрадно видеть, как соединенные усилия церкви и государства здесь дают свои плоды.
Мы видим молодые лица, лица современных людей, которые осваивают современные профессии. Но при этом они не смогут понять русскую историю, если их мировоззренческая рама, их побуждения, их представления о грехе и добродетели, о должном и праведном не будут совпадать с теми представлениями, которые двигали и Александром Невским, и Дмитрием Донским, и даже Петром 1, в устах которого, хоть славянофилы его и не очень любят, прозвучало то, что не могло прозвучать из уст абсолютного монарха того времени на Западе. Ведь перед Полтавой, обращаясь к своему войску, он говорил: воюем за веру православную, а о Петре даже не думайте, Петру ничего не нужно, была бы только Россия сильна.
Можете представить себе подобные слова в устах Людовика XIV, заявившего: «Государство — это я?» Нет.
А как поучения Кирилла Белозерского отличаются от близкого по времени поучения Макиавелли в книге «Государь»? Там народ описывается как толпа, не связанная с государем ничем. И он говорит, что надо её только заставить бояться, потому что люди не благодарны. Недаром возник термин «макиавеллизм», то есть — склонность к циничному, рациональному достижению своих целей в общении с людьми. А Кирилла Белозерский же поучает «не увлекаться суетным высокомерием». У него власть предстаёт как служение, и чем выше вознесён человек промыслом, будь то самодержец, помазанник Божий, будь то просто человек, облечённый властью, тем больше с него спросится, тем больше он должен стремиться соответствовать идеалу. Если язычники говорили: «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку», то мы, православные, скорее скажем наоборот: «Что дозволено быку, не дозволено Юпитеру».
Перечислю те сферы, о которых мы столько читаем в газетах и в которых без православного религиозно-христианского осмысления невозможно достичь тех результатов. Это единство национального мировоззрения и общественного сознания; это межнациональные отношения, понятия нации и национального. Нам всё время тычут в лицо, что нельзя говорить «русский», а надо говорить «российский». И говорят: «Видите, какие у нас межнациональные бывают конфликты, поэтому для многонациональной страны лучше безнациональный, безрелигиозный стержень».
Да если бы народы, которые добровольно стремились в Россию, не знали, что это русское православное царство, а какое-то общечеловеческое безрелигиозное государство, то все те народы, наверное, в ужасе отшатнулись бы от такой идеи, как от шайтанового изобретения. Они знали, что именно в русском православном царстве им всем найдётся место. Они будут молиться своим богам, но принадлежность к целому также будет для них источником ценности.
Поэтому: выживет русский народ, сохранит свою веру в силу духа, уверенность в себе, то расцветут на этом стержне все другие народы, осознанно связавшие с русскими свою судьбу и сохранившие ему верность.
Мы постоянно говорим о гражданском обществ. Но нам ошибочно внушали в начале 90-х духовные идейные «гуру» перестройки внушали, что гражданское общество — это совокупность индивидов, не объединённых ничем, кроме отметки в паспорте; что апофеоз либерализма — это быть не сопричастным к делам собственного Отечества; что высшая стадия демократии — это сидеть где-нибудь в Совете Европы и потирать руки, услышав о неудачах собственного правительства в войне против террористов. Это же совершенно немыслимо!
Гражданское общество — это просто ниша в обществе, когда человек со своими частными интересами и ценностями не обязательно должен быть втянут в политическую систему государства, как бывает при тотально идеологизированном государстве. Но если не будет общих ценностей, мы из нации превратимся в народонаселение, а это уже превращает нас из державы просто в территорию с полезными ископаемыми, и она рассыпается.
Поэтому именно духовно-нравственное воспитание в школе, соединённое с современными знаниями и составляет тот стержень, на котором не страшны никакие потрясения. И даже когда человек разочарован в сегодняшнем дне своего государства (оно ему не нравится, он критикует его), у православного человека никогда нет отторжения Отечества, он никогда не будет отщепенцем, как Пётр Бернгардович Струве писал о предреволюционной атеизированной российской интеллигенци, которая очень виновата в том первом драматическом событии начала ХХ века.
Потому что в национальном самосознании верующего человека есть жгучее чувство сопричастности не только к сегодняшнему дню, но ко всей многовековой истории государства и к его будущему.
В семье, особенно если это домашняя церковь, человек получает первые уроки истинной гражданственности: способность к самообузданию своих поступков, к ощущению и долга, и строгости, и ответственности, и милосердия, и прощения. Вот именно такое чувство любви, братства, милосердия и требовательности, оно и есть то чувство, которое потом семью превращает в нацию. Государственное учение Филарета Московского очень сильно отличается от общественного договора Руссо. Хорошо бы его тоже изучать, потому что он говорит о том, что государство, нация — это «разросшееся семейство». И с таким чувством сопричастности ко всей истории государства человек уже не будет лёгкой мишенью для терроризма. Потому что когда нация едина, она и армию свою воспринимает как свою руку, одетую в булатную рукавицу, ей больно, когда больно руке.
Представьте себе, во время Великой Отечественной войны какое бы впечатление произвели на армию, на народ рассказы о том, как каратели издевались над гражданским населением. «Ярость благородная» вскипела бы ещё больше, как волна. В нынешнем обществе «несопричастные» начинают кричать: «А причем здесь я? Выполните все их требования». Так это же и делает нацию объектом проверки на слабость — против такой могут сыграть террористические акты. Ибо вместо того, чтобы быть едиными и забросать свое правительство телеграммами поддержки, в отдельных газетах (слава Богу, это всё уменьшается) начинается глумление над собственной армией, над идеей территориальной целостности и единства страны. Поэтому и здесь религиозное воспитание, воспитание наших духовных ценностей, преемственность национального самосознания — вот что связует прошлое, настоящее и будущее.
В чем была слабость России в начале 1990-х годов? Это ведь была ядерная страна с огромным количеством международных договоров и взаимных обязательств с Западом, которые в принципе гарантировали от такого давления, которое на нас последовало, это была ещё внушительная экономика. Но национально-государственная воля дала трещину, потому что не было столь необходимой спокойной уверенности в собственной истории. Нация не могла найти согласия ни по одному вопросу прошлого, настоящего и будущего, люди стояли друг против друга, расколотые и кричали: «Распни его, распни его!». И пока мы так будем стоять, весь остальной мир и будет пожинать плоды нашего безверия и исторического забвения.
Нам говорят, что спасла нас русская литература. Тургеневские девушки, которых я вижу сейчас и в этом зале. Именно из русской классики мы, девушки, комсомолки того времени, черпали представления о женском целомудрии, и о вере, верности, долге, чести и достоинства. И поэтому русской литературе нужно уделять ещё большее внимание, как и классической литературе Запада. Герои Шиллера тоже есть порождение христианской культуры. Они говорят — честь дороже жизни. Иван, крестьянский сын, в сказках говорит — двух смертей не бывать, одной не миновать. Нравственная дилемма одна и та же. Это была ещё общая культура, несмотря на различия.
Вообще, когда нам говорят о единстве с Европой, я говорю своим европейским коллегам — консерваторам следующее. На самом деле нас объединяет с Западной Европой вовсе не американские конституции, они одинаковы и сейчас прописаны в Африке, в Индии, в Индонезии, что не делает нас одной цивилизацией. В ХХ веке столкнулись бесы социальности и демоны индивидуализма. Либерализм и марксизм, как два кузена боролись за свою версию царства человеческого без Бога. И вот он, печальный исход. Что же нас сделало одной цивилизацией, пусть мы и разошлись сильно в ХХ веке, а ранее оспаривали и первенство в христианской истине?
Нас объединяет с Европой на самом деле Отче Наш и Нагорная проповедь. Понимаете? Но для этого мы все должны осознать, в чём наши общие истоки. (Аплодисменты). В Европе тоже есть голоса, которые с надеждой смотрят на Россию. И у меня много таких друзей и в Германии, и во Франции. И мои коллеги мне аплодируют. И я верю, что Россия сейчас будет первой.
Поэтому, заканчивая своё, может быть, несколько сумбурное выступление, хочу сказать, что в российском законодательстве нет никаких препятствий, во-первых, чтобы узаконить возможность добровольного, но в рамках школьных часов, изучения основ православной культуры. Протесты — это всё происки наших отъявленных либералов-западников, которые прекрасно знают, какое благотворное и объединяющее влияние этот предмет окажет на нацию. Но тогда не выйдет у них задачи мутации русского духа, как Марк Дейг когда-то сказал по радио «Свободы». Понимаете? Это будет духовная основа для восстановления нашего великодержавия. Также нет никаких препятствий и никакого посягательства на принцип отделения церкви от государства, потому что на самом деле не надо извращать этот тезис. Церковь не вмешивается в назначение министров и в определение финансовых вливаний в ту или иную отрасль промышленности, но Церковь не может отделиться от общества, иначе она перестанет быть «столпом и утверждением истины». Если глас религиозной совести не звучит, то это уже не церковь!
Слава Богу, наша Церковь звучит, и, слава Богу, что наше государство, мне кажется, даже гораздо больше и лучше, чем в Европе начинает ощущать это. И мы это наблюдаем в этом зале. Только вместе мы можем соработничать на этом поприще, чтобы Россия и русские в мировой истории никогда не кончались. И чтобы, как сказал Пушкин, мы могли бы сказать, «Сильна ли Русь? Война и мор, и бунт, и внешних бурь напор её, беснуясь, потрясали. Смотрите ж, всё стоит она»!
Спасибо.
(Аплодисменты).
Ведущий. Спасибо, Наталия Алексеевна, за ваш такой содержательный и такой красивый доклад. Действительно, вы подчеркнули важность обращения всего нашего внимания к той литературной духовной традиции, которую хранит наш народ. Действительно, в этом отношении наши классики интересны во всём мире. Надо, чтобы были интересны и для тех, от кого зависит и школа и школьная программа, потому что мы можем подчерпнуть немалокрасивого, хорошего, доброго у наших Пушкина, Достоевского, Лермонтова. И поэтому, чем больше мы будем уделять внимания изучению этой знаменитой русской литературы, тем выше будет культурный и духовный уровень нашей страны.
http://www.narochnitskaia.ru/cgi-bin/print.cgi?item=1r400r071008115948