Религия и СМИ | Сергей Волобуев | 05.10.2007 |
Возрождение Православной Церкви в России, начавшееся после крушения коммунистической атеистической диктатуры, с необходимостью ставит задачу возрождения клерикализма как систематической деятельности отдельных политиков и политических объединений:
1) в интересах общества в целом — в соответствии с мировоззренческими и ценностными установками Православия;
2) в интересах Церкви.
По-видимому, подлинная причина критики и отвержения клерикализма состоит в том, что Церковь является носителем целостной «картины мира», целостной социологии и антропологии, публичное декларирование которых ставит иные социально-культурные, мировоззренческие группы перед необходимостью публичного отчета относительно онтологических и ценностных оснований собственных политических, экономических, культурных и т. д. программ и практик. Практическая дискредитация ряда идеологий (и, что наиболее существенно, их онтологических оснований) в ходе социально-исторических экспериментов ХХ века делает таковой публичный отчет чрезвычайно рискованным предприятием с точки зрения мобилизации массовой политической поддержки. В данной связи современный формат политико-идеологической дискуссии выстраивается по принципу дезонтологизации ценностных и практических суждений, изъятия их из собственного теоретического, онтологического контекста.
Христианский клерикализм остается в современном мире одной из немногих идейно-политических сил, не только рассматривающей практические социальные вопросы и пути их решения в соответствующем онтологическом и философско-антропологическом горизонте, но и последовательно осуществляющей онтологическую критику (или: онтологически-обоснованную критику) альтернативных мировоззренческих и практических позиций, наличных социальных, культурных, политических, правовых порядков (как на глобальном, так и на страновом уровнях).
Таким образом, клерикализм — это политическая доктрина и политическая практика, основанные на положениях христианской картины мира, христианской социологии и христианской антропологии. В силу этого христианский клерикализм имеет своей целью достижение «общего блага», а не только блага отдельной религиозной группы, и может, и должен высказываться по всему спектру вопросов, волнующих современное общество.
Однако пока что приходится констатировать спорадический и бессистемный характер попыток реализации клерикальной политики в нашей стране и — как следствие — отсутствие развернутой программы институциональных преобразований, отвечающих целям Русской Православной Церкви, — преобразований, необходимых и принципиально осуществимых в современной России.
По-видимому, такое положение складывается вследствие:
— недостаточного освоения интеллектуального наследия христианской социальной мысли вообще и недостаточного освоения (или даже приятия) положений Основ социальной концепции Русской Православной Церкви, принятых Юбилейным архиерейским собором в 2000 году;
— недооценки возможностей системного подхода в сфере планирования и реализации клерикальной политики, что, например, выражается в отсутствии единой Концепции реформирования российского законодательства в соответствии с идейными установками и ценностями Православия, а также — координации практической деятельности клерикально-ориентированных политиков в России.
Кроме того, важнейшими идейными факторами, препятствующими превращению клерикализма в значимую общественно-политическую силу в России, являются:
— своего рода «культурологический соблазн», выражающийся в стремлении к возрождению «православной идентичности» и «православной культуры» — в отрыве от онтологической модели, лежащей в основании «православной культуры» и «православной идентичности», и в отрыве от духовного опыта (в том числе — коллективного), созидающего, поддерживающего и воспроизводящего идентичность, — в отсутствии которых «православная идентичность» превращается в один из «симулякров», в преизбытке наполняющих современное общественное сознание и информационное пространство;
— отсутствие решимости признать тот факт, что опыт исторических катастроф ХХ века имеет своим результатом откат христианского мира в целом, и — конкретно — России, от идейных и нормативных основ социального бытия, которые позволяли идентифицировать Россию и европейский мир в целом как «христианский мир»; что концепты «постхристианский мир», «постхристианское общество» — при всей их неоднозначности — в приложении не только к странам Запада, но и к России, являются справедливыми.
Указанные моменты могут быть результированы в утверждении, что клерикально-ориентированным политическим кругам сегодня часто недостает исторического и политического реализма. Но именно решительное признание реального положения вещей и готовность исходить из него, а также — практическое освоение интеллектуального наследия христианской социальной мысли, является условием превращения клерикализма в реальную политическую силу.
Следует подчеркнуть, что подлинная сила клерикализма состоит в том, что его требования, его программа носит конструктивный и созидательный характер для общества в целом. Требования и императивы христианского социального учения имеют отчетливое общезначимое измерение и могут быть сформулированы на языке общефилософских и этических универсалий. Сегодня необходимо открыто декларировать, что имея в качестве своей абсолютной перспективы воцерковление всего общества, обращение ко Христу всех людей, клерикализм не может при этом изменять христианскому учению о человеке и принципам христианской миссии, попирая богодарованную человеческую свободу. Напротив, задачей клерикалов в современном мире является не столько прямое «лоббирование» церковных интересов, сколько создание и поддержание такой институциональной, правовой среды, в которой интересы Церкви могли бы полноценно реализовываться силами самой Церкви, без привлечения внешних и по большому счету чуждых ей сил.
Современное российское государство, согласно действующей Конституции, является «светским»: «Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (ст. 14, п. 1). В Российской Федерации «признается идеологическое многообразие»: «Никакая идеология» также «не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (ст. 13, п.2).
Однако может ли «светское» и «плюралистическое» государство быть «свободным»:
— от знания (о человеке, об обществе, о мироздании…)? — в том числе, знания теологического и философского;
— от проблем и вопросов, приводящих к этому знанию? — в том числе, так называемых «метафизических» вопросов и проблем, предваряющих любой действительный религиозный и философский опыт;
— от определения своей позиции по отношению к опыту, в котором то или иное знание приобретается и подтверждается? — в том числе, по отношению к духовному опыту религиозных и философских традиций.
Правомерен вопрос о том, каковы критерии и процедуры, обеспечивающие принятие во внимание (или, напротив, игнорирование, исключение из рассмотрения) тех или иных систем знания — в политическом процессе, в системе государственного управления, в системе образования и т. д.
Никто не станет отрицать, что все развитые религии и идеологии имеют мощную мировоззренческую (онтологическую) составляющую. Именно различие представлений о человеке, его сущности и предназначении, о мироздании и его законах, о высших метафизических основаниях бытия, т. е. различие онтологий, — определяет различие ценностей, целей и методов их достижения в многообразных социальных, культурных, хозяйственных, научных и политических практиках, реализуемых людьми в обществе. Онтологические представления выступают реальными основаниями общественно-значимых (в том числе — политических) суждений и действий, без апелляции к которым эти суждения и действия оказываются «безосновательными». Вместе с тем, сегодня общественно-политические дискуссии относительно «светскости» государства, образования, СМИ и т. д., относительно угрозы «клерикализации» указанных сфер, — оказываются преимущественно поверхностными, поскольку не затрагивают сущностного измерения общественной и политической жизни, связанного с проблематикой онтологических оснований бытия человека, общества и мироздания.
Конституционное утверждение принципа отделения религиозных организаций от государства и их равенства перед законом отнюдь не избавляет государство от определения своего отношения к теологии и теистической философии как системам интерпретации действительности, дающим своеобразный ответ на общечеловеческие вопросы об истине бытия сущего, о благе и красоте…
Массовый индифферентизм по отношению к метафизической проблематике, утрата современным массовым обществом и массовым человеком культуры мышления, которая предполагает наличие логической связи между «частным» и «общим», «конкретным» и «абстрактным», «частью» и «целым» (и т.д.), а также — между действием и его мотивами, суждением и его контекстом, — отнюдь не упраздняет наличие таковой связи, но являются духовно-социальными характеристиками нашего времени, способствующими развитию опасной тенденции вытеснения из сферы публичного обсуждения мировоззренческих основ деятельности лиц и групп, «принимающих решения» (в политике, в экономике, в культуре и СМИ, в образовании).
Обычное противопоставление клерикализма и светскости не учитывает возможности их согласования, когда клерикализм (т.е. политическая деятельность в интересах Церкви) может означать последовательное проведение принципа светскости в делах общественных и политических, выдвижение такого проекта светскости, который оказывается приемлемым для самого широкого круга социально-культурных общностей…
Сегодня именно императивы клерикальной политики требуют углубления посткоммунистических (и постатеистических) преобразований в различных сферах жизни общества, последовательного проведения конституционных принципов свободы совести, мировоззренческого и идеологического плюрализма — в деятельности средств массовой информации, в системе образования, культуры, науки.
Решение актуальных проблем современного российского общества неразрывно связаны с осознанием следующих положений:
— публичная дискуссия о целях и путях дальнейшего развития общества требует публичной же артикуляции философских, мировоззренческих контекстов конкретных суждений, программ, идеологий и т. д. Конституционный принцип идеологического плюрализма не освобождает государство и общество от необходимости учета законов мироздания, человеческой природы и общественной жизни в своей деятельности. Игнорирование философских, мировоззренческих оснований собственной деятельности со стороны государства и других субъектов гражданского общества ввергает общественное сознание в состояние абсурда, препятствующее освоению интеллектуального и культурного наследия человечества и являющееся основой тенденций роста конфликтов и насилия в обществе (витализации, «о-зверения» общества);
— должно быть философски осмыслено понятие «светскости» государства: недостаточно отрицательного утверждения о том, что «светскость» государства не тождественна его «атеистичности». Очевидно, в плюралистическом обществе может и должен быть раскрыть потенциал теистических форм философствования и осмысления действительности, а также могут институционализироваться результаты такового осмысления. Это означает также, что в сферах науки, образования, политической экспертизы должен быть сделан следующий шаг: от крушения политической монополии материалистического и атеистического миропонимания — к преодолению его фактической монополии, существующей ныне в силу исторической инерции. Философия на протяжении всей своей истории (так называемая «philosophia perennis») носила теистический характер. Материалистическая философия во всех культурах рассматривалась как девиация интеллекта, чреватая антисоциальными и античеловеческими практиками;
— ситуация конфессионального, философского, идеологического плюрализма закономерно ставит проблему толерантности, т. е. режима взаимодействия социальных групп и индивидов — носителей различных идентичностей; толерантность справедливо рассматривается в качестве одной из общественных ценностей. Вместе с тем, попытки представить толерантность как терминальную ценность, предпринимаемые в современном мире, свидетельствуют либо о непонимании ее сущности, — как следствии фронтальной дезонтологизации современного общественного сознания, — либо о попытке сокрытия онтологических представлений, лежащих в основе таким образом сформулированного требования толерантности. В повседневной жизни и в политических практиках следует учитывать, что толерантность принадлежит к инструментальным ценностям, служащим иерархически высшим ценностям духовного поиска, духовного диалога, связанного с обнаружением и раскрытием Истины, Добра и Красоты. Толерантность не есть консенсус скептиков, агностиков и циников. Толерантность есть взаимоуважение субъектов, находящихся в режиме духовного поиска, ведущего диалог на языке философских универсалий. Очевидно, что таким образом понимаемая толерантность исключает любое оправдание физического насилия на межнациональной и межрелигиозной почве;
— дискуссия о «правах человека», ведущаяся в современном мире и в современной России, должна быть изъята из пространства абсурда, созданного забвением об изначально лежавших в основе философии «прав и свобод человека» представлениях о «естественном нравственном законе», «естественном праве» (или «объективном нравственном миропорядке»). Вне естественно-правового контекста понятие «прав человека» лишено смысла и служит неким «симулякром» (знаком без обозначаемого), скрывающем некие, публично не декларируемые цели;
— в условиях формирующейся информационной цивилизации становится актуальным вопрос защиты духовных и культурных прав человека от посягательств средств массовой информации, бесконтрольно пользующихся своей свободой. Сегодня необходимо законодательно закрепить культурные права и свободы граждан. Подобно тому, как существует безусловная презумпция человеческого права на жизнь (в ее физиологическом понимании), должна быть законодательно утверждена безусловная презумпция человека на сознательную жизнь в информационных полях, наполняемых позитивными образцами культурного наследия человечества, глубокими художественными образами, высокими идеями и нравственными императивами («право на Истину», «право на Добро» и «право на Красоту»). Как известно, право на жизнь является обязывающим для всех членов и институтов гражданского общества и для государства, но не для самого носителя данного права. Подобно этому право человека на культуру не является обязывающим для каждого конкретного индивида, но является обязывающим для всех субъектов публичных информационных полей (государственных и частных СМИ, рекламных агентств, Интернет-провайдеров и т. д.);
— в многосоставном обществе различные сферы духовной жизни (сфера философско-мировоззренческого поиска, сферы правопонимания (правосознания), образования, искусства и т. д.) неизбежно оказываются пространствами конкуренции «картин мира», различных представлений о мироздании и его законах, о человеческой природе. Сегодня важно сформулировать сам принцип (формат) таковой конкуренции — конфликтный или диалоговый. Конфликтный принцип конкуренции связан с практическим и теоретическим отрицанием духовной свободы человека. Диалоговый принцип базируется на признании духовной свободы, на презумпции духовных прав человека. Очевидно, что, не будучи субъектом производства «онтологий» («картин мира»), государство является заинтересованным в истинности представлений, которыми руководствуется общество в различных областях своей жизни. В целях обеспечения производства и воспроизводства фундаментальных представлений о действительности, государство: утверждает в качестве инструментария публичной дискуссии язык философских универсалий; декларирует естественно-правовые основы правопорядка и утверждает презумпцию духовных прав человека; утверждает и контролирует реализацию норм и принципов конкуренции онтологий в публичных духовных пространствах (в науке, образовании, политике, информационном пространстве), в том числе — принимая и совершенствуя законодательство в обозначенных сферах.
Развитие указанных положений современными российскими клерикалами будет означать их следование фундаментальному примеру христианского клерикализма, явленному в деятельности святого равноапостольного Императора Константина Великого, открывшего эру христианской государственности и общественности принятием Эдикта о веротерпимости, — принятием в твердом уповании, что в свободной и беспристрастной борьбе с заблуждениями и «частичными истинами» всегда побеждает Абсолютная Истина!