 |
| Фонд стратегической культуры | Марат Манкиев | 05.10.2007 |
Внешний фактор действительно весом. За прошедшие 15 лет так и не удалось разрешить последствия этно-территориального осетино-ингушского конфликта, многие пострадавшие в ходе конфликта ингуши до сих пор не смогли вернуться в места своего прежнего проживания. Более 12 лет в той или иной форме воздействует на Ингушетию чеченский фактор: до сих пор на территории республики находятся вынужденные переселенцы из Чечни, несмотря на то, что ведется активная работа по их возвращению в места прежнего постоянного проживания.
Чеченские войны привели к «растеканию» по всему Северному Кавказу религиозно-политического экстремизма. В последние годы терроризм в регионе утратил специфически чеченскую окраску, в это движение оказались вовлеченными представители многих северокавказских этносов. Практически во всех субъектах Южного федерального округа постепенно сформировались диверсионно-террористические группы, получившие название «ваххабитских джамаатов».
Логика войны на фоне безразличия к хронически обостренным социально-экономическим проблемам неизбежно приводит в ряды боевиков все новых и новых «воинов Аллаха» — в основном из числа молодежи. Если в 90-х гг. главной движущей силой сепаратистов на юге России были маргиналы и уголовники, то в последние три-четыре года ситуация резко изменилась: в борьбу вступило новое поколение мусульман, основательно представленное школьной и студенческой молодежью, аспирантами, молодыми учеными.
Некоторые руководители джамаатов прошли подготовку в чеченской мясорубке, другие получили соответствующее образование в исламистских центрах за рубежом — в духе взглядов вероучителя XVIII века Муххамеда Ибн абд аль-Ваххаба из аравийского Неджда, по имени которого это учение и стало называться ваххабизмом.
На таком фоне Ингушетия не могла стать исключением из правила: вскоре и на ее территории сложилось «ваххабитское» движение, что, впрочем, долго отрицали власти республики и официальное мусульманское духовенство. Все больше и больше мусульман, особенно молодых, становились носителями идей религиозно-политического экстремизма. Их лидеры пытались контролировать мечети, открывать в ряде населенных пунктов неподконтрольные влиянию Духовного управления мусульман Республики Ингушетия исламские учебные центры (медресе). Преподавать в таких «храмах науки» должны были исключительно приверженцы радикальных религиозных течений. Такие объекты сооружались в селениях Сагопши и Верхние Ачалуки Малгобекского района, в селении Кантышево Назрановского района, в селении Аршты Сунженского района и других местах.
На протяжении всех 90-х годов местные «ваххабиты» проводили «исламский призыв», осуществляя пропаганду своих взглядов. Наиболее известный из них — Цечоев Исса — занимался распространением среди ингушей идей радикального ислама, имел обширные связи с зарубежными центрами, был функционером известной международной радикальной исламской организации «Всемирная ассамблея мусульманской молодежи». В Ингушетии Цечоев создал аналог этой организации — «Исламский Комитет Аль-Бир», а также «Специализированную школу арабского языка», сыгравшие роль в формировании «измененного сознании» части ингушской молодежи. Тогда «образовательной деятельностью» в Ингушетии занималась целая плеяда пришлых исламских проповедников. Только в 1998 г. легальная деятельность Цечоева И. была остановлена, созданные им структуры запрещены, а ряд проповедников-иностранцев, замеченных в пропаганде радикального ислама, выдворены из пределов России. Однако и после этого Цечоев и его приверженцы свою деятельность не прекратили — они просто увели ее в подполье.
По поводу событий в Ингушетии говорят и о «грузинском следе». Еще несколько лет назад на территории слабо контролируемого грузинскими властями Панкисского ущелья окопались чеченские сепаратисты, периодически совершавшие оттуда вылазки в российские республики Северного Кавказа. Одна из «боевых троп» пролегала по Джейрахскому ущелью Ингушетии. Если же учесть, что Грузия уже давно утратила государственный суверенитет и находится под внешним управлением, осуществляемым Соединенными Штатами, то «грузинский след» можно определить и несколько иначе.
Вносят свой «вклад» в дестабилизацию обстановки в Ингушетии также многие западные правительственные и неправительственные организации, фонды, мониторинговые и иные сетевые структуры. В последнее время особую активность проявляет бывший чеченский артист, а ныне находящийся в международном розыске один из главарей сепаратистов Ахмед Закаев, который окопался, как водится, в Лондоне и курсирует по Европе, заклиная европейских политиков «продолжать джихад» на Северном Кавказе. Аналогичной деятельностью занят другой пребывающий в розыске персонаж — квазитрадиционалист и псевдоатлантист Хож-Ахмед Нухаев, заморочивший потребителям своего идеологического товара голову «традиционным ханифизмом», требующим разделения Чечни на две части, в чем его активно в свое время поддерживали некоторые лидеры Союза правых сил, в частности, Борис Немцов.
И все же в росте напряженности в Ингушетии внешний фактор не главный, — он лишь подпитывает внутреннюю напряженность. В республике не хватает рабочих мест, крайне высок уровень безработицы (среди молодежи — до 80%!). Есть масса других показателей, свидетельствующих о серьезности социально-экономического положения.
Нельзя не обратить внимание и на некоторые внутриполитические проблемы. При прежнем президенте Ингушетии — Руслане Аушеве — также существовали и безработица, и наплыв беженцев и вынужденных переселенцев (ингушей и чеченцев), оставался нерешенным осетино-чеченский конфликт и т. д. Однако первое мощное выступление исламистов произошло только в июне 2004 года, а 1 сентября того же года страна стала свидетелем трагедии в Беслане. За три года ясности в вопросе «кто виноват?» здесь не прибавилось, зато процесс накопления сил исламистами шел непрестанно. Лето-осень 2007 г. буквально взорвали маленькую Ингушетию.
На сегодняшний день ответов явно меньше, чем вопросов. И все же следует еще раз обратиться к личностям Р. Аушева и М.Зязикова. Оба — генералы, но генерал генералу рознь. Р. Аушев молодым офицером продемонстрировал отменные личные качества в боевых условиях Афганистана, стал Героем Советского Союза. Далее прошел все воинские ступеньки, командуя различными воинскими подразделениями. Стал генералом, уважаемым не только в Ингушетии, но и повсеместно на Северном Кавказе. Путь М. Зязикова к генеральским высотам не так ярок. Он не участвовал в сражениях, не отличился в «горячих точках». Возможно, бывшему президенту Р. Аушеву замену подыскали наспех, в отсутствие «скамейки запасных». Однако на Северном Кавказе в почете традиция. Там по-разному относятся к представителям тех или иных фамилий, родов, тейпов, вирдов.
Кремль глубоко ошибается, полагая, что традиционная социальная тейпово-тукхумная система вайнахов — отживший рудимент, а столичные политтехнологи «слепят» кандидата на любой государственный пост из кого угодно. На самом деле все обстоит иначе, и на Кавказе такой вариант не проходит. «Протащить» на президентство свою кандидатуру, конечно, можно, но отнюдь не обязательно, что такого человека будут уважать. Так возникает кризис легитимности власти. Многочисленные социологические опросы фиксируют крайне низкий уровень поддержки М. Зязикова населением республики. Отсюда и многочисленные унизительные похищения родственников президента Ингушетии. Кроме того, Р. Аушев — харизматический лидер, а М. Зязиков — нет. Люди обратили внимание на поведение Зязикова во время бесланских событий, такое не забывается…
Тем не менее, в свое время Кремль не мог не заменить Р. Аушева: тогда Ингушетия превратилась едва ли не в плацдарм поддержки чеченских сепаратистов, в транзитный коридор перемещения боевиков из Панкисского ущелья в северокавказские республики. Не радовали Москву и особые отношения Р. Аушева с некоторыми лидерами «чеченского сопротивления», например с А. Масхадовым, и его предложения по «решению» чеченского конфликта.
Смена руководителя в Ингушетии нарушила баланс сил в ингушских элитах, в результате чего пострадали интересы некоторых финансово-промышленных групп, которые стали поддерживать оппозицию. По всей видимости, происходящее с известным ингушским олигархом М. Гуцериевым можно отнести именно к этому ряду проблем.
Поговаривают и о натянутых отношениях М. Зязикова с руководством Чечни, якобы стремящимся к объединению с Ингушетией. Правда, это опровергается и чеченскими, и ингушскими властями.
В какой мере все указанные причины служат объяснением необычайно высокого уровня конфликтности, отмечаемого сейчас в Ингушетии?
Главное, на наш взгляд, заключается в том, что резкое ухудшение ситуации в Ингушетии, как и в некоторых других республиках региона, уходит корнями в геополитику Кавказа, а общая кризисная тенденция возникает в результате сложения существующих межэтнических, конфессиональных, политических, социально-экономических и других противоречий. Внезапное обострение конфликта, радикализация оппонентов, выбор необычайно агрессивных методов «разрешения» противоречий, затяжной характер противоборства — все это верные признаки внешнего вмешательства «третьей силы», умело использующей многочисленные факторы внутренней нестабильности. Применительно к Северному Кавказу такой «третьей силой» выступает трансатлантическое сообщество — США и их сателлиты, развернувшие против России фронт «сетевых войн» как информационных войн последнего поколения.
Ничего удивительного и в том, что накал сетецентричных антироссийских операций систематически возрастает по мере приближения к рубежу 2008 года. Умудренные опытом режиссеры «цветных революций» в Югославии, Грузии, Украине, Киргизии апробируют сейчас на Северном Кавказе созданные ими ранее «цветные» сети. Это сложный конгломерат сил, в котором перемешаны многие элементы: группы «оранжевых» в различных сегментах российского общества и подконтрольных им СМИ; националисты и сепаратисты; исламисты и террористы; гуманитарные фонды и НПО, курируемые из США, Европы, Турции и арабских странами, собирающие информацию, распределяющие гранты на «исследования», финансирующие в нужный момент те или иные «гражданские инициативы». Цель — превращение Северного Кавказа в очаг нестабильности, напрямую влияющий на ситуацию во всей России. В глубоком геополитическом водовороте маленькая Ингушетия просто оказалась слабым, а потому подходящим звеном для запуска модернизированного «оранжевого сценария».
