 |
| Труд | Валерий Коновалов | 04.10.2007 |
ЗАГАДКА СТАРИКА ВЕНЯ
Тридцатичасовой с двумя посадками перелет через океан позволял как-то уложить в голове впечатления от последних дней на американской земле. В таком бешеном темпе они проходили. Столько содержали встреч и сюрпризов.Так, после очередного концерта хора Сретенского монастыря к нам подошел Пол Феррари, бывший протестантский пастор, перешедший в православие вместе со своей паствой и снискавший к тому же мировой успех в печном деле, — он стал президентом международной ассоциации печников.
Во время богослужения я обратил внимание, как вдохновенно вполголоса подпевает нашему хору высокий юноша с аристократической осанкой. Оказалось, это потомственный граф Николай Шереметьев, студент. Он абсолютно уверен, что после воссоединения Церкви его Родина вновь станет великой, а сам он более всего мечтал бы работать для ее блага.
Ну, а в храме «Всех скорбящих Радость» в Сан-Франциско, я увидел старого знакомого — это китаец Михаил Ильич Вень. Мы встречались с ним здесь восемь лет назад. Точнее сказать: главным героем той встречи был его отец — священник этого храма Илия Вень. Его судьба удивительна и достойна целого романа. Он пришел к русскому православию, никогда не побывав в России. Выучил русский язык вслед за церковнославянским. Дал русские имена детям и крестил их в православной вере. Из Китая бежал в Америку от коммунистического режима. А к моменту нашего знакомства дожил до ста восьми лет. И, оказывается, сильно озабочен вопросом, для чего же Господь так долго держит его в земной жизни, что ему еще надо сделать, чтобы спокойно отправиться в мир иной?
С тех пор я ничего не слышал об этом китайце с русской душой и не знал, как же и когда завершился его земной путь. Об этом и спросил первым делом у Михаила Ильича.
— Да вы чуть-чуть папу не застали, — сообщил он, — два месяца назад мы его похоронили, а в ноябре ему бы сто одиннадцать исполнилось. И до самого конца был в здравом уме. В последний день даже газету читал — интересовался что в России происходит.
ПОЮЩИЙ АРГУМЕНТ
Участник той встречи протоиерей Петр Перекрестов, нынешний настоятель храма, тоже удивил по-своему: тогда, восемь лет назад, в ходе разговора очень критически отзывался о ситуации в России и Московском Патриархате, сейчас — активный сторонник восстановления единства, а делегацию из Москвы принимал как самых дорогих гостей.Еще одна знаковая в этом смысле фигура — протоиерей Виктор Потапов, с которым мы встречались в Вашингтоне. Он, пожалуй, самый известный в России священник Зарубежной Церкви, поскольку много лет ведет на «Голосе Америки» передачу для русской аудитории о религиозной жизни. Его оценки и мнения в отношении Москвы всегда были критичны и нелицеприятны.
Хотя и кается как истинный христианин Петр Перекрестов в ошибочности своего прежнего пути, но, по сути, ни он, ни Виктор Потапов, ни многие другие деятели Зарубежной Церкви вовсе не меняли своего отношения к России. Изменилась Россия. Другой вопрос, что еще не все за рубежом заметили и поняли эти перемены, так же, как и позицию Московского Патриархата. И тут все в один голос говорят, что предпринятое кругосветное путешествие оказалось бесценно для того, чтобы многие предрассудки оказались отброшены.
Множество, казалось бы, мелких деталей личного общения и совместной молитвенной практики дают такой эффект, который не достичь ни на каких переговорах.
Когда, например, один из руководителей нашей делегации митрополит Онуфрий, произнеся на богослужении проповедь, вдруг непринужденно тут же повторял ее по-английски, собравшиеся в храме люди были в радостном шоке. Не только от того, что так образованны, оказывается, наши архиереи, но и от того, что столь заботливы по отношению к пастве, где не все свободно владеют русским языком.
Ну, а пение Сретенского хора вызывает здесь у людей такие эмоции, которые трудно описать. При этом и сами певчие оказываются живым аргументом в столкновении мнений о российской действительности.
— Если такие ребята, как Сретенский хор, это будущее России, — сказал мне протоиерей Петр Перекрестов, — тогда точно все у России будет хорошо.
ТАК МЫ НЕИСТОВСТВУЕМ
В Австралии, как мы быстро убедились, ритм жизни совсем другой. Здесь нет такой динамики и суеты, как в Америке. А эмоции проявляются куда скупее. И такое обстоятельство вызвало поначалу тревогу на первом же концерте хора. Публика в зале была большей частью англоязычной. Встречала сретенцев доброжелательно, но, как казалось нам, излишне сдержанно. Однако в антракте я убедился, что ни языковой барьер, ни национальный темперамент духовному искусству не помеха.— Почему слезы катятся, если мы не знаем о чем они поют? Потому что это душа поет, ваша русская, — говорила мне социальный работник Джина Ренни, — а то, что аплодируем не громко, неправда, знаете: для нас это
ДРУГИЕ РУССКИЕ
Нас поразило, что в Австралии полно пожилых людей, которые говорят точь -в-точь, как сегодня где-нибудь в Калуге или Воронеже. Да еще и одеваться умудряются так, что по внешнему виду от жителей нынешней российской провинции не отличаются. Причем эти люди в большинстве своем никогда в России не жили и родились за ее пределами.— Мы сюда из Китая приехали — кто из Харбина, кто из Шанхая, но все — с приключениями и без всяких средств, — рассказывал мне в церковном дворике Успенского храма Мельбурна Виктор Сергеевич Усатов. — А на китайскую землю еще наши родители пришли: или от большевиков бежали, или в качестве специалистов были направлены и застряли. Только потом пришлось уже от китайского коммунизма спасаться.
— Им удавалось уехать из Китая только с пустыми карманами. Здесь, в Австралии, начинали тяжело. Но едва становясь на ноги, принимались строить храмы. Это спасало. Православная община действительно была общиной. Помогали друг другу. Вместе встречали праздники, проводили воскресные обеды, вечеринки. Бережно хранили язык и веру. Многие из этих традиций живы и сегодня. Младшим поколениям непросто не потерять русский язык, они живут уже не так изолированно, как первые переселенцы. Но практически все с малолетства привыкают к церковному общению. Во всяком случае я встретил немало детишек в церковной ограде, которые пока с трудом находят русские слова, зато свободно ориентируются в церковнославянском. И подумал, если уж китаец Вень, начав с церковнославянского освоил русский как родной, то и для этих детей не все потеряно.
Есть у Церкви в Австралии и более практические заботы о соотечественниках. При православных приходах тут действуют благотворительные общества, которые владеют земельными участками, домами престарелых, социальными коттеджами, где живут одинокие пожилые люди. Одно из таких обществ возглавляет протоиерей Михаил Протопопов.
ДУМАТЬ ВНИЗ ГОЛОВОЙ
— У нас здесь жизнь, конечно, другая, — сказал он, — мы по отношению к вам живем вверх ногами, только ведь, когда голова внизу, она работает лучше, потому что кровь приливает. Если же серьезно, то русский человек остается самим собой, пока сохраняет веру, где бы он ни жил. А вот потеряв веру, и на родной земле станет чужаком.Головы у русских австралийцев действительно работают замечательно. Среди прихожан немало специалистов, добившихся в своем деле крупных успехов. Когда мы были в Петропавловском храме Сиднея, например, там в качестве диакона прислуживал один из ведущих офтальмологов Австралии, хозяин двух известных клиник Константин Мошегов.
Так, впрочем, не только в Австралии. В соборе Сан-Франциско вообще паства состоит сплошь из выдающихся умов Силиконовой долины. Да и в других приходах Зарубежной Церкви интеллектуальный ресурс велик. Это действительно ценное для России приобретение, а вовсе не церковная собственность зарубежников, на которую якобы посягала Москва, стремясь к объединению.
— Такие разговоры об угрозе поглощения, захвата собственности никто у нас всерьез не воспринимал, — сказал мне прихожанин Покровского храма в Камбраматте под Сиднеем, известный издатель Константин Тонких.
— Никто на собственность не посягал, да это и невозможно, — сказал мне прихожанин Покровского храма в Камбраматте под Сиднеем, известный книгоиздатель Константин Тонких. — Все храмы построены прихожанами на свои средства и принадлежат юридически общинам. Нам важно, что мы становимся, наконец, частью России, возвращаемся на Родину, даже оставаясь географически антиподами.
