Столетие.Ru | Анна Петросова | 02.10.2007 |
Более образованного, чем Феофан, человека не было в то время в России…
Красноречивый проповедник
Елеазар Прокопович — таково было его светское имя — родился в 1681 году в Киеве, в семье купца. С ранних лет его отдали в монастырскую школу, а потом и в Киево-Могилянскую академию, где юноша стал лучшим учеником и получил прекрасное образование. Однако одаренному Елеазару этого показалось мало. Он решил получить европейское образование, а для того принял унию и постригся в монахи под именем Елисея. Униатский епископ Заленский увидел в нем необыкновенное дарование, и, при его покровительстве, молодой монах был отправлен в Рим, в коллегию Св. Афанасия.Иезуиты не могли не оценить выдающихся способностей Прокоповича, предлагали ему войти в их орден и остаться ученым работником при Ватиканской библиотеке. Но тот не польстился на заманчивое предложение, словно предчувствовал, какое будущее ждет его в православной церкви. Прокопович вернулся в Киев, все, что хотел, он уже получил. Юноша снял с себя маскарад униатства и принял постриг с именем Самуил.
Через некоторое время он взял себе имя покойного дяди Феофана Прокоповича, некогда ректора Киево-Могилянской академии. В этой же академии новоявленный Феофан преподавал риторику, философию и высший курс богословия. На уроках богословия и обнаружился новый исторический и критический метод изложения догматов молодого профессора. Это было столь свежо и веско, что стало само собой для всего русского школьного богословия XVIII и даже XIX веков творческим фактором, благодаря которому российское православное богословие освободилось от мертвящих латинских схоластических пут.
Феофан был блестящим оратором и проповедником. А вскоре ему представился случай резко изменить судьбу. Петр заметил красноречивого проповедника и вызвал его в Петербург. К тому времени Феофан уже был автором учебников поэтики и догматики, философских диалогов и многих проповедей. В Киеве он создал и известнейшее из своих драматических произведений, силлабическую трагикомедию «Владимир».
Приехав в Петербург в 1716 году, Феофан не застал там государя, бывшего за границей, но был доброжелательно встречен Меншиковым и оставлен в Петербурге. Отныне он занимался произнесением проповедей, которые печатались и отсылались государю. В то время, пока высшие православные сановники пытались критиковать деятельность Петра, Феофан с первого же раза повел себя иначе: он произнес проповедь о власти и чести царской, где делал намеки на московских церковников, укорявших Петра за разгульную жизнь и проповедовавших самостоятельность духовного класса. Петру пришлось по душе такое направление.
Вопреки желанию духовенства Прокопович в 1718 году был удостоен высокого сана — назначен епископом Псковским и Нарвским. Феофан, однако, большую часть времени пребывал в Петербурге в качестве ближайшего советника Петра в церковных делах.
Царю был ясен дух церковной реформы. Но, оказалось, что он бессилен оформить его юридически и канонически. А Феофан являлся специалистом. И ему самодержец поручил составление Духовного регламента. Феофан написал это публицистическое произведение, чтобы замысел царя был наилучшим образом мотивирован и защищен.
Духовный регламент определял функции Синода, обязанности и деятельность его членов по управлению Русской православной церковью. Он приравнивал членов Синода к чиновникам других государственных учреждений. Церковь отныне полностью подчинялась светской власти. Нарушалась теперь даже тайна исповеди. По указу Синода от 1722 года предписывалось всем священникам доносить властям о намерениях исповедовавшихся совершить «измену или бунт».
Казалось бы, православному пастырю сложно представить церковь без патриарха, учитывая сколько усилий было приложено в свое время, чтобы добиться учреждения патриаршей кафедры на Руси. Но Прокопович, воспитанный отнюдь не в старомосковских традициях (его противники даже обвиняли в склонности к протестантизму) чувствовал себя как рыба в воде, следуя стремлениям Петра реформировать церковь.
Он оказался идеальным исполнителем: умным, тонким, послушным, все понимающим. Царя привлекли не только талант и ораторские дарования Феофана. Для Петра Прокопович был живой академией по всем вопросам церкви и государства. Кто другой мог бы идеологически грамотно обслужить государя в его трагедии с наследником и в замысле поменять закон о престолонаследии, кроме Феофана? Пользуясь готовой теорией естественного права и ее доктриной о верховной власти, Феофан вручал Петру волшебный аппарат для оправдания его государственной революции сверху. Эта концепция была изложена Прокоповичем в известном трактате-манифесте «Правда воли монаршей».
Жизнелюбец
Феофан, как и Петр, считал себя носителем новых знаний, передовых принципов и методов.К тому же Прокопович любил играть, являлся великим артистом, настоящим златоустом. Говоря свои проповеди прекрасно поставленным голосом, он находил точные слова, подчеркивая сказанное эффектным жестом, позой. И явно наслаждался своей необыкновенной властью над аудиторией: люди замирали от восторга, плакали от скорби, мысленно переносились за тысячи верст и сотни лет, если то требовалось проповеднику.
Феофан стремительно взбирался по карьерной лестнице. Он заправлял всеми важными делами в Синоде. Значение его все более и более усиливалось. В своих восхвалениях Петру Феофан мало пускался в праздную риторику, но всегда говорил о практической стороне и пользе для государства мероприятий самодержца. Все тогдашние уставы, касавшиеся церковного управления, написаны были Феофаном. Он составил устав семинарии или духовной академии, которую Петр предположил завести для подготовки священников. Наконец, в январе 1724 года Феофан по приказу Петра написал указ об устроении монашества, согласно которому предполагалось поставить монастыри по древнейшему образцу на такой уровень, чтобы иноческое житье отнюдь не было бесполезным и обители не становились притоном ленивцев, но приносили свою пользу обществу. Труды Феофана не ограничивались церковной сферой. Так, он написал предисловие к морскому регламенту.
Все складывалось на редкость удачно, если бы не одно но. Прокопович чрезмерно любил жизнь: он с удовольствием строил свои дома, украшал их прекрасной мебелью, картинами. Однако его не миновало искушение — страх смерти. Феофан считал ее «злом всех зол злейшим».
И уже только поэтому Феофан был так зависим от милостей власти и боялся, что его лишат возможности наслаждаться жизнью. А удержаться наплаву в то время было трудно. Политическая ситуация менялась быстро. После смерти Петра авторитет Прокоповича пошатнулся, усилился ропот духовенства по поводу его далеких от ортодоксии, «лютеранских» взглядов, особенно после того, как его в 1725 году Екатерина I назначила его архиепископом Новгородским. Упрочил свое положение Феофан в 1730-е годы, при Анне Ивановне, расправляясь с противниками посредством доносов в Тайную канцелярию.
Трагедия его заключалась в том, что Прокопович был идеологом-теоретиком, а при Анне Иоанновне режим творился безыдейными «мудрецами» житейской борьбы за существование.
И подлинный «умник» превратился в слугу временно поработивших Россию. Он упорно преследовал врагов, засаживал их в тюремные ямы, на каждый донос строчил ответный. Прокопович считался дотошным следователем и вошел в историю как настоящий инквизитор — умный, циничный и беспощадный. Особенно безжалостно он преследовал старообрядцев.
Неразборчивый в средствах как политик, архиепископ Феофан, тем не менее, внес большой вклад в культуру России: он активно способствовал организации Академии наук, доработал историю Петра, написанную неизвестным автором. Феофан вошел в историю XVIII столетия как автор многочисленных сочинений — проповедей, политических трактатов, речей, латинских стихов, как теоретик литературы, переводчик, комментатор. Он возглавлял кружок, в который входили деятели русской культуры того времени: Кантемир, Татищев, Брюс.
Скончался архиепископ 8 сентября 1736 года. Он был еще не стар — всего 55 лет. В предсмертные минуты он вздыхал: «О главо, главо! Разуму упившись, куда ся преклонишь?» Похоронили архиепископа в одной из святынь православия — в храме Софии в Новгороде.
Фигура Феофана Прокоповича всегда вызывала среди историков неоднозначное мнение. Знаменитый историк церкви, богослов Александр Карташов утверждал, что «богословское чутье Феофана, несмотря на его личную отраву протестантизмом, сослужило большую службу правильному курсу всего последующего школьного развития русского научного богословия».
Историк культуры и литературы Петр Пекарский отмечал, что Феофан, бесспорно, принадлежит к замечательнейшим и наиболее выдающимся личностям в русской истории 1-й половины XVIII столетия. В своей сфере это был такой же новатор, как и Петр. Пекарский дает сжатую и меткую характеристику Феофана и тех причин, которые сделали его самым искренним и преданным сотрудником Петра. Вместе с тем историк объясняет, почему вышло так, что в последние годы жизни этот высокоодаренный человек превратился в интригана и эгоиста, которому так мало подходили архиерейские ризы. Эти ризы сыграли в судьбе Прокоповича, вне сомнений, огромную роль. Если бы не они, то достоинства Феофана как государственного деятеля позволили бы ему, возможно, подняться еще выше. Если бы не они, то, может быть, и его жизнь, принесшая ему под конец так много огорчений, окончилась бы столь же трагически, как и жизнь многих русских сановников XVIII века.
По мнению известного исследователя Николая Костомарова после смерти Петра I Феофан неожиданно очутился в «страшном омуте интриг, козней и лукавства». Ему приходилось: «или подвергнуться опасности быть выкинутым из общества, в котором жил, сохранивши за собою память честного человека, — или, предупреждая угрожавшие ему опасности, начать без зазрения совести выкидывать всех тех, которые становились ему на дороге и даже могли, по его соображению, сделать ему какое-нибудь зло». Феофан, сообразно своей природе, выбрал последний путь.