 |
| Фонд стратегической культуры | Андрей Андреев | 17.09.2007 |
Как же реализация больших правительственных программ отразилась на социальном самочувствии наших сограждан? Как они смотрят на положение дел в стране и видят ли где-то серьезные позитивные сдвиги? Что думают по поводу перспективы тех или иных улучшений?
К сожалению, картина, которую можно составить, исходя из данных социологических опросов, не назовешь радостной. Во всяком случае, по своей тональности она сильно отличается от хвалебно-приподнятого тона большинства ведущих российских СМИ. Характеризуя тенденции, складывающиеся в различных сферах жизни, опрошенные отмечали в качестве реального достижения последних 5 лет только одно — укрепление международного положения России. Практически по всем остальным параметрам, характеризующим качество жизни в стране, положение, с их точки зрения, не только не улучшилось, но, пожалуй, даже ухудшилось. Особенно это касается таких позиций, как рост цен, распространение алкоголизма и наркомании, состояние общественной нравственности, уровень преступности, коррупция, жилищный вопрос, экология. Во всех названных случаях доля считающих, что ситуация в России за последние 5 лет ухудшилась, составляет более половины опрошенных и превышает долю тех, кто счел ее улучшившейся, примерно в 4 раза (остальные 20 — 30% полагают, что ситуация никак не изменилась и осталась такой же, как раньше). Серьезное недовольство выражают россияне также по поводу демографических тенденций, здравоохранения, образования, состояния межнациональных отношений, ситуации на рынке труда, положения в армии, хода административных реформ, чрезмерным влиянием так называемых олигархов и др.1
А что же стратегические планы правительства? В целом, люди о них наслышаны. Однако, по данным ВЦИОМа, только каждый десятый гражданин России думает, что национальные проекты приведут к существенным улучшениям2. И дело здесь не в какой-то особой недоверчивости, неосведомленности или консерватизме, а в реальном жизненном опыте россиян.
Сколько, к примеру, было у нас разговоров о дешевой ипотеке! Но и сегодня ипотечный кредит по-прежнему представляет собой такую кабалу, что брать его можно только в совершенно безвыходном положении. А как согласуется с обещаниями обеспечить людям доступное жилье динамика цен на него в крупных городах, в особенности в Москве? Достаточно напомнить хотя бы о том, что происходило в столице весной 2006 г., когда рыночная стоимость одного квадратного метра с марта по май — июнь выросла примерно на 40%. Ныне за достаточно скромную (не элитную!) однокомнатную квартиру в столице с вас спросят от 150 тыс. долл. Если считать, что «приличная» зарплата в Москве начинается от 1000 долл. в месяц, это составит не менее 150 таких зарплат. На исходе же советской эпохи «приличная» зарплата составляла около 200 руб., а стоимость однокомнатной квартиры — примерно 10 тыс. Соотношение было не 1:150, как сейчас, а 1:50. Как любят говорить сейчас в рекламных телепередачах, «почувствуйте разницу».
Или возьмем здравоохранение. Весной 1991 г. автору этих строк пришлось сделать небольшую операцию на сосудах ноги. Гонорар хирургу — бутылочка коньяка. Если бы лечащим врачом была женщина, ей следовало подарить флакон духов или коробку дорогих конфет. Вообще говоря, все это не было обязательным, но так выражалось чувство благодарности, и так было принято. Сегодня аналогичную операцию никто бы не стал делать бесплатно, и она обошлась бы пациенту в 2−3 тыс. долл. Почему же подобные случаи не охватываются обязательным медицинским страхованием? Разве мы теперь болеем только ветрянкой да ОРЗ? С момента введения в действие национального проекта «Качественное здравоохранение» прошло уже без малого 2 года, а мы до сих пор и не слышали, чтобы эта проблема была хотя бы даже вынесена на обсуждение. Если называть вещи своими именами, то по сути дела мы сейчас сталкиваемся с принципом непризнания государством права граждан на целый ряд заболеваний, в том числе угрожающих его работоспособности, а иной раз и жизни. В свое время именно такой принцип, пусть в гораздо более грубом и откровенном виде, применялся в сталинском ГУЛАГе, где лечили только йодом да аспирином.
Могли было бы перейти к другим сюжетам — к безостановочной деградации образования, к добивающему предельно изношенную советскую технику сельскому хозяйству, к пронизавшей все поры общества коррупции, принявшей невиданные доселе размеры и формы. Только… надо ли? Если большая часть населения не чувствует, что в том или иной направлении делается что-то существенное сверх обычной рутины, это означает одно: на каком-то уровне механизм реализации стратегических инициатив Президента пробуксовывает, прокручивается на холостом ходу. И происходит это, заметим, в условиях настойчивого укрепления «вертикали власти», когда принятые наверху решения вроде бы должны проходить вниз оперативно и без искажений.
На все, разумеется, есть свои причины. И в данном случае, чтобы их обнаружить, не требуется особых теорий. Достаточно задаться простым вопросом: кто и как будет исполнять то, что намечено?
Ясно, что реализация любой общенациональной программы составляет прерогативу государства и начинается с поручения соответствующему чиновнику. Поэтому важно, насколько этот последний способен стать координатором широкомасштабных планов развития и управлять их осуществлением. Известен не один пример того, как продуманными и энергичными усилиями образованной, творческой и, главное, патриотически мыслящей группировки управленцев в самые сжатые исторические сроки возрождались оказавшиеся в глубоком кризисе и потерпевшие тяжелое поражение державы: реформы барона Штейна в разгромленной Наполеоном Пруссии, отмена крепостного права правительством Александра II, восстановление военной и морской мощи России после Цусимы, деятельность японского Министерства промышленности и торговли, сумевшего ответить на атомную бомбардировку и унижение американской оккупации созданием условий для превращения страны в экономическую и технологическую сверхдержаву…
Казалось бы, в современной России приняты все необходимые с точки зрения «рыночного мышления» меры, делающие работу на государство привлекательной для знающих и умелых управленцев. Не будем говорить о высших должностных лицах (известно, к примеру, что декларируемые доходы ряда российских министров превышают содержание, положенное президенту Соединенных Штатов Америки, а уж маленький замок и ферму бывшего мэра Парижа и бывшего Президента Франции Ж. Ширака смешно даже сравнивать с собственностью членов семей некоторых российских градоначальников). Эта сфера в наших условиях закрыта для любопытства публики и социологического анализа. Однако нам интересны не только одетые в блестящие мундиры «генерал-адмиралы», но и находящиеся в тени «старпомы», «штурманы» и «механики», которые ежедневно несут вахту, замеряют глубину фарватера, выверяют правильность курса и которые во все времена обеспечивали работу двигателей государственного корабля и слаженность его команды. Статус, повышенные оклады и пенсии, практически недоступное для других бюджетников социальное обеспечение уже на среднем должностном уровне создают для них весьма ощутимые преимущества. Судя по данным самоотчетов, собранных в ходе социологических исследований, уровень дохода на одного члена семьи и обеспеченность жильем у современного российского чиновника почти в 2 раза, а возможность хорошо провести отпуск в 3 раза выше, чем у обычного «среднего» гражданина. В 2006 г. свыше 44% работников административных структур заявляли, что они в полной мере удовлетворены своим положением в обществе, тогда как по населению в целом эта цифра не превышает 16%.
Если судить по материальной обеспеченности, перед нами элита общества. А по существу? Если уж мы живем в демократической стране, то давайте спросим об этом самих россиян. В ходе одного из недавних социологических опросов его участникам было предложен список деловых и человеческих качеств, из которых требовалось составить 3 собирательных «портрета» — современного российского чиновника, его европейского коллеги и представителя бюрократической номенклатуры советского времени. Вот результаты:
Представления населения о деловых и нравственных качествах современного российского, советского и западноевропейского чиновника (% к числу опрошенных)
Полученная картина чрезвычайно красноречива. Как видим, на первое место среди человеческих качеств, которыми в глазах населения наделены сегодня работники многочисленных российских бюрократических учреждений, значительным большинством голосов (почти 2/3) поставлено равнодушие к людям, на втором месте — продажность, на третьем — безразличие к интересам страны. Нечего и говорить, что сегодняшний российский чиновник полностью проигрывает не только европейскому коллеге, но и «аппаратчику» старого советского закала. Из 8-ми позитивных характеристик, которые вошли в предложенный респондентам список, современная российская бюрократия опередила советские управленческие кадры только по двум — способности использовать зарубежный опыт и инновационному потенциалу. Однако — не слишком значительно. И если по компетентности и деловитости нынешние кадры, по мнению населения, еще приближаются к советским, то по таким показателям, как ответственность/безответственность продажность/неподкупность, культура, образованность/необразованность и бескультурье, патриотизм/безразличие к интересам страны и др., разрывы получились вплоть до десяти- и даже четырнадцатикратных (!).
Конечно же, россияне вовсе не считают, что все чиновники берут взятки или что на Руси перевелись толковые организаторы. Речь идет не об отдельных личностях, а об отразившейся в общественном сознании системной проблеме, о качестве аппарата управления в целом. Вот почему, отдавая должное Президенту и отмечая незаурядные деловые качества ряда руководителей регионального уровня, наши сограждане в значительном своем большинстве (свыше 70%) убеждены в том, что нынешняя российская бюрократия не столько решает стоящие перед страной, сколько их запутывает.
Проблема, о которой мы говорим, возникла, разумеется, не сама собой. Она была создана в эпоху Ельцина и представляет собой часть того наследства, которое эта эпоха нам оставила. Какими бы недостатками ни страдал аппаратный работник советского образца, он воспитывался на принципе служения народу и государству и потому, в конечном счете, всегда признавал приоритет «общего дела» над частными и групповыми устремлениями. Поэтому даже примкнувшая к новой власти высшая часть старой номенклатуры, в целом, была недовольна той политикой безоговорочной сдачи всех геополитических позиций России и подчинения ее интересам Запада, которую стала проводить администрация Ельцина. Подчас отсюда исходила даже осторожная поддержка сил, оказывавших сопротивление такому курсу (автор знает это по эпопее борьбы общественности против некоторых внешнеполитических акций ельцинского режима, в частности, против планировавшейся в начале 90-х годов передачи Курильских островов Японии). Что же касается государственных служащих среднего и низшего ранга, то они были возмущены еще и экспроприацией трудовых сбережений населения, варварским разорением налаженного хозяйства, разгулом криминальной стихии и мало чем отличающейся от ограбления приватизацией.
Понимая это, режим Ельцина активно занялся чисткой кадров. Вверх стали стремительно взлетать невесть откуда взявшиеся люди, отбиравшиеся исключительно по принципу лояльности к новой власти. Разумеется, отбор по принципу преданности действовал во все времена. Однако прежде он, в конечном счете, уступал требованиям компетентности. Если надо было подобрать кандидатуру на пост министра обороны, то выбор заведомо мог касаться только высшего генералитета, точно так же, как сферой образования должен был руководить человек, имевший опыт работы именно в образовании (обычно в качестве ректора крупного вуза), а здравоохранением — врач. Да, на продвижение в некоторых областях государственной службы влияли и родственные связи. Особенно сильным духом кланово-корпоративной замкнутости традиционно отличались МИД, Министерство внешней торговли, некоторые службы Комитета госбезопасности. Это, однако, имело значение, скорее, как условие старта и больше всего помогало при устройстве на «приличное местечко», но вовсе не в достижении высших должностных рангов. Попасть «на самый верх», минуя более или менее длительный процесс последовательного восхождения по ступеням служебной лестницы, было невозможно. Протекция, разумеется, могла его ускорить, но звездные карьеры, не опирающиеся на авторитет и деловые качества, жестко, а порой и жестоко пресекались (как это произошло с сыном И.В. Сталина Василием или зятем Л.И. Брежнева Юрием Чурбановым).
Реформы начала 90-х годов дали толчок стремительному росту бюрократии, которая за несколько лет намного превзошла по численности советскую. Расширились и видоизменились ее контрольно-регламентирующие функции, создавая не только невообразимую неразбериху и волокиту, но и возможность широкомасштабных финансовых злоупотреблений, основанных обычно на принципе так называемого «отката». В соответствии с этим менялась и «молекулярная микроструктура» отечественной бюрократии. Не предусмотренной никакими законами, но от этого не менее значимой ячейкой самоорганизации чиновничества как социального слоя становилась неформальная корпорация «своих», контролирующая распределение переданных в ее ведение финансовых потоков. Такая корпорация сложилась, прежде всего, вокруг самого Ельцина. Известная как «Семья», она стала прообразом и моделью многочисленных «семей» с маленькой буквы, повсеместно возникавших вокруг должностных лиц разного уровня и ранга.
Формирование «семейной» структуры существенно облегчало то, что, получив власть, Ельцин разом отменил и принцип служебной опытности, и принцип профессионализма, которые могли бы наложить на данный процесс хоть некоторые ограничения. Конечно же, ярче всего это проявилось в выдвижении на первые посты в государстве ранее никому не известного 35-летнего партийного журналиста Егора Гайдара. Было множество и других примеров. Так, научный сотрудник Института теплофизики А. Мурашов в одночасье стал начальником… московской милиции, специалист по истории древнего Боспорского царства Ф. Шелов-Коведяев — заместителем министра иностранных дел, а подрабатывавший репетиторством молодой и недалекий инженер Б. Немцов — губернатором в одном из самых важных по своему промышленному потенциалу и геополитическому значению российских регионов. Подавляющее большинство этих, в сущности, абсолютно случайных людей, проявило полное несоответствие своим новым должностям, один за другим бесславно сошли со сцены.
Бесславно — но, к сожалению, не бесследно. Они провели в соответствующих ведомствах замещение профессионалов случайными людьми и на должностях среднего уровня. А это уже не отдельные «кадровые ошибки» — это тенденция, это массовый процесс. Именно тогда, в 90-е годы, на всевозможных совещаниях и деловых встречах стали все чаще появляться странные персонажи. Вот некий юноша, по виду — вчерашний или, по крайней мере, позавчерашний студент, восторженно возвещающий собравшимся высококлассным специалистам недавно им открытые, но давным-давно известные всем присутствующим истины; вот эффектная леди, с застенчивой улыбкой отказывающаяся разъяснить позицию представляемого ею министерства: «Я бы хотела просто послушать…» («Зачем же, спрашивается, тогда надо было отвлекать нас на это мероприятие?!», — возмущаются присутствующие); а вот и молодой энтузиаст-рыночник, доказывающий генералу-вооруженцу, что он лучше него понимает, как надо снабжать армию, потому что закончил курсы в Чикаго или Детройте и получил там степень магистра. И все они представляли разные высокие инстанции — вплоть до Администрации Президента…
Не спорим, многие из этих людей, вероятно, уже отправились вслед за своими уволенными в отставку покровителями. Но если в последнее время мы уже не наблюдаем столь одиозных случаев, как это было 10 лет назад, то ведь сама практика не ушла в прошлое. Разве сегодня нам не приходится сталкиваться с чем-то подобным — допустим, с попытками поручить руководство наукой «грамотным менеджерам»? Так, например, недавно мы узнали, что руководителем вновь создаваемой Российской корпорации нанотехнологий, которая должна будет контролировать и направлять развитие едва ли не самого приоритетного на сегодняшний день направления научного и технологического прогресса, назначен работавший в свое время первым заместителем Чубайса по финансовым вопросам Леонид Меламед. Впрочем, в руководство этой новой стратегически важной для страны структуры вошел и сам Анатолий Борисович — не иначе, как в качестве выдающегося ученого. Человеку, знающему, как делается большая наука и чем должна стать для страны Российская корпорация нанотехнологий, никогда не понять мотивы таких назначений.
Разительный контраст с Россией представляет собой кадровая политика в Китае. Здесь безусловный приоритет отдается последовательно проходящим все ступени служебной лестницы профессионалам. Характерно, что в составе ЦК КПК лишь один человек состоит в близком родстве с крупным партийным деятелем. Это Бо Силай, сын одного из старейших китайских коммунистов, долгие годы входившего в состав Политбюро ЦК. Однако Бо Силай на этот пост не «взлетел», он выстрадал его долгой работой на низовых и средних должностях3. Нам последовать китайскому примеру не так-то просто. В том числе и потому, что административный произвол в кадровых вопросах совершенно разрушил хорошо отработанную когда-то систему планового выращивания кадров, когда для каждой ответственной должности целенаправленно создавался так называемый кадровый резерв из людей, прошедших хорошую, разностороннюю школу на менее значительных постах и положительно себя на них проявивших. И если даже вообразить невозможное, представив, что весь аппарат управления вдруг избавился от всех сомнительных и негодных работников, на их место теперь, пожалуй, уже и не сыщешь достаточное количество подготовленных, инициативных специалистов. Кроме того, ельцинистская бюрократия за время своего существования создала обеспечивающий ее самовоспроизводство политический механизм, главными элементами которого являются «разрешительная демократия» (контроль бюрократического аппарата за процессом политической организации общества плюс беспримерно высокий барьер, отсекающий от парламента растущие партии оппозиционного толка), а также наличие скроенной по модели КПСС неоельцинистской «партии чиновников» (вначале «Выбор России», затем — черномырдинская НДР, а ныне — «Единая Россия»). Вряд ли надо специально разъяснять, насколько в полном смысле слова подавляющее преимущество такой механизм дает тому, кто располагает на сегодня так называемым «административным ресурсом». А это и есть правящая бюрократия, совершенно не заинтересованная в формировании и продвижении более профессиональных и эффективных кадров.
Мало разработать программу превращения России в современное, процветающее государство. Необходимо еще обеспечить отсутствующие на сегодня политические условия реализации такой программы. Что, как мы стремились показать, невозможно без коренной перестройки всей сложившейся в России политической системы на максимально широких представительных началах.
2 Там же, с. 96.
3 См.: В.Г. Буров. Жизнеспособность государства (на примере современной истории Китая и России) // Жизнеспособность Российского государства как философско-политическая проблема. М., 2006, с. 123.
http://www.fondsk.ru/article.php?id=959
