Фонд стратегической культуры | Эдуард Попов | 13.09.2007 |
Одним словом, «современность» дня сегодняшнего — под сомнением. Ранее об этом уже говорилось; в частности, эту мысль высказывал известный историк, один из авторов «Русской системы» А.И. Фурсов. На круглом столе в Фонде исторической перспективы, посвященном проблеме элит в сегодняшней России, он высказал принципиально отличную от общепринятой точку зрения: «…Нынешняя ситуация, это по сути дела процесс разложения советского общества и нынешняя наша верхушка, нынешние господствующие группы, это пока что результат затянувшегося процесса разложения советского общества. Он не репрезентативен. Это не есть нечто новое. Это — разложение старого"1. По сути, «современность» питается — в том числе в самом прямом значении этого слова — достижениями «тоталитарного» советского «прошлого».
Вопрос о российских (правильней сказать, позднесоветских) элитах, вопреки модной ныне теории элит, уступает по важности, пожалуй, лишь вопросу о системе ценностей и жизненных потенциях всего российского общества.
Два вопроса, на которых был построен диалог участников упомянутого круглого стола в Фонде исторической перспективы, — «диагностика» нынешнего состояния правящей российской элиты и «рецептура» излечения российского правящего слоя, в большинстве своем не отвечающего серьезности поставленных эпохой задач. Думаем, что самым кратким и точным ответом на первый вопрос будет определения этого правящего слоя как антиэлиты.
Как помнится, Аристотель в своей «Политике» разводил правящие элиты (не употребляя этого модного ныне термина) на основании ценностного критерия. Отсюда его знаменитые группы дихотомий: монархия — тирания, аристократия — олигархия, полития — демократия… Взяв на вооружение классический Аристотелев подход мы характеризуем нынешнюю правящую элиту (по крайней мерее, ее большинство) как группу, об элитарности которой можно говорить лишь по ее функциональному, но никак не нравственному значению. Иными словами, те, кто нами правят сегодня, — это антиэлита, плод «селекции наоборот» (И.А. Ильин).
В противовес этому контрэлита, применительно к нынешним российским условиям, соответствует определению элиты с точки зрения качества, а не выполняемых функций. Это те лучшие, которые должны управлять государством. Хотя в иных случаях трудно провести четкую грань между элитой и контрэлитой. Контрэлита — это положение в обществе, а не в чиновничей табели о рангах.
Наш тезис состоит в том, что сегодняшняя российская правящая элита исторически, а зачастую и генетически восходит к элите позднего СССР. Вестернизированная «россиянская» элита, завистливо смотрящая в сторону Запада и при этом мучительно, по провинциальному неоригинально мечтающая стать «конкурентоспособной», вышла из шинели советской (партийно-комсомольской, хозяйственной, чекистской) номенклатуры. Это еще один аргумент в пользу типологического родства россиянской «современности» и советского «прошлого».
Но если историко-социологическая квалификация российской элиты — вопрос скорее теоретический, то второй из заявленных на круглом столе Фонда исторической перспективы вопросов, — возможна ли эволюция этого слоя в сторону повышения градуса патриотичности и ответственности перед собственным народом, — вопрос на злобу дня. Наше мнение — большая часть правящей российской элиты (то, что мы определяем как антиэлиту) к эволюции не способна. Ее психологические характеристики и мировоззренческие установки, в центре которых противопоставление «мы — они» и ощущение себя отдельным народом, живущим в варварском окружении, наконец, методы достижения политической и экономической власти не допускают компромисса.
В основание нынешней российской (позднесоветской) общественно-политической модели заложена мина мощного взрывного действия, которая однажды взорвется. Компоненты этого взрывчатого вещества — грабительское перераспределение общенационального экономического достояния, установление мировоззренческо-идеологической монополии нового либерализма, и, в соответствии с неолиберальными стандартами, превращение народа в объект политических манипуляций. Спросим себя, способен ли эволюционировать верхушечный слой, осуществивший всю эту «великую трансформацию»? История свидетельствует, что даже под угрозой уничтожения «как класса» такие группировки чаще гибнут и теряют все, но не соглашаются поступиться хотя бы частью.
Едва ли у правящей российской элиты есть исторические перспективы. Но каждый день, продлевающий ее пребывание у власти, слишком дорого обходится России, в запасе у которой крайне ограниченный отрезок времени, отделяющий ее от точки исторического невозврата. И здесь возникает провокационный вопрос о путях и механизмах отстранения антиэлиты от власти. Один из вариантов ответа — «оранжевая» революция. По сути, это вариант Бжезинского — Олбрайт и иных «друзей» России, и он ведет к развалу нашей страны подобно тому, как сегодня готовится развал Украины. Шансы на успех этого сценария прямо пропорциональны разрушительной деятельности нынешних «элит». Однако негоже идти «хоть с дьяволом, но против коммунистов» (лозунг власовцев). Как и другая крайность — выбор из двух зол меньшего (что-то вроде «Касьянов еще хуже») — злой самообман.
Для тех, кто хочет и может что-то изменить в России к лучшему, есть лишь одна альтернатива: из контрэлиты превратиться в элиту. Последние 15−20 лет прошли не совсем даром, чему-то они научили и нас. За нами — моральная и историческая правота, наши идеи разделяет большинство народа и часть элиты. А это уже очень много. Все, что нужно, — осуществить техническую задачу передачи комплекса власти — политической, экономической и, что не менее важно, власти над информационным и образовательным пространством.
Ясно, что механизмы этой передачи не могут быть революционными в духе штурма Зимнего дворца в фильме Михаила Ромма. Смена должна быть антисистемной. «Демократические» выборы с заранее известным результатом или купленное информ-пространство — это сила антиэлиты. Однако она не может контролировать, несмотря на политическую и информационную монополию, не только общество (которое пока пассивно сопротивляется навязываемому ему диктату), но даже часть собственно элитных групп. И часть так называемых силовиков, и определенная часть предпринимательского слоя, и даже часть чиновничества, не говоря уже о православном духовенстве, — силы, с которыми нельзя не считаться. Пока с точки зрения обладания властными ресурсами они уступают большинству с приставкой «анти», в руках которого почти вся государственная власть.
Не может контрэлита и близкая ей по духу и целям часть правящей элиты соперничать с антиэлитой и с помощью действующих политических институтов. Пример «старой» «Родины», партии консервативной и национальной (в смысле народной), показателен. Нельзя к тому же забывать, что политическая партия — это институт либеральной демократии, и играть по ее правилам значит идти на заведомое поражение. К всевозможным расколам в нашем обществе не доставало еще добавить раскол по партийному (самому искусственному из всех возможных) принципу. Патриотизм не определяется партбилетом или номером в бюллетене для голосования.
В одной из статей мы определили современную демократию как бюрократическую, или как демократию в отсутствии общества. Она представляет собой политическую надстройку, лишенную реального наполнения. Наша задача — воевать не за политическую власть (будет время, она приложится), не за кабинки для голосования, а за души. Для успеха этой борьбы, конечно, очень бы пригодились широкие возможности государственной машины. Но и государство (сила сильных) порой отступает перед силой слабых. В.В. Болотов во втором томе своих «Лекций по истории древней Церкви» писал, что к моменту принятия христианства в качестве государственной религии Римской империи численность христиан едва ли достигала десятой части населения империи. Но они оказались его самой активной и качественно лучшей частью, той «солью земли», без которой гибнут самые сильные государства.
В переводе на язык нынешней российской практики неинституциализированная (и слава Богу!) Русская партия (она же партия консервативная или национально-общенародная) должна основные усилия обратить на перехват инициативы в общественной жизни. Ее голос должен быть слышен всюду, и не обязательно при этом поднимать «глобальные» вопросы. Местные и региональные власти должны, например, знать, что им не сойдут с рук ни реклама растления, ни проявления бытовой русофобии. Другой пример: «правозащитные» организации активно используют судебные инстанции против патриотов, так давно пора обвинить их самих в пропаганде фашизма и экстремизма, — материала-то более чем достаточно, если использовать «политические» статьи российского уголовного кодекса.
Нужны ячейки единомышленников, создаваемые не только по партийно-политическому формату. Кто-то, кажется, уже предлагал создание ячеек или клубов для обсуждения Русской доктрины — серьезного идеологического проекта, одобренного, заметим, частью истэблишмента. Вот один из мостиков, связующих контрэлиту со здоровой частью правящей элиты. Создание клубов по изучению и дальнейшей разработке и пропаганде Русской доктрины во всех крупных городских центрах и вузах и в большинстве средних городов, — такая начальная задача представляется нам и достойной осуществления, и вполне посильной. Сил не так много, чтобы распыляться на множество проектов, но и не так мало, чтобы не попытаться реализовать комплексный стратегический проект. На один масштабный проект, по крайней мере, сил хватит. А для массовости, используя как матрицу клуб сторонников Русской доктрины, создать — по количеству активистов — другие общества, образующие нужный психологический и информационный фон в городе, районе, области.
Это лишь один из многих вариантов приложения общественной активности, — того самого оружия слабых, которое порой сильнее атомного оружия. Несистемность, активность, последовательность — этим приобретается общественный авторитет, против которого бессильны бюрократические методы и даже перехваленные пиар и политтехнологии.
Итак, не стоит ставить перед собой задачу «перевоспитать» элиту — в массе своей она перевоспитанию не подлежит. Нужно другое: 1) перетянуть на свою сторону лучшую часть правящей элиты и 2) завоевать стратегическую инициативу в борьбе за общество. Общество же пока пребывает в сонном состоянии и позволяет собой манипулировать. Стоит, впрочем, обратиться к примеру соседней Украины, как сразу понимаешь, сколь не вечно это сомнамбулическое состояние и насколько быстро может повыситься в стране градус гражданской активности.