 |
| Правая.Ru | Священник Димитрий Познанский | 12.09.2007 |
Когда ко мне в руки попала книжка «Духовная миссия третьего Рима [1]», издавший ее автор просил не обращать внимания на изобилующий астрологическими знаками и «могендовидами» титульный лист, и устрашающую обложку с красующейся в самом верху надписью «Лабиринты тайноведения». Действительно, в книге нет ни руководства по каббале, ни астрологических прогнозов. Во многом она является несколько неказистым пересказом книги Александра Дугина «Философия политики», и в частности, ее 10-й главы «Онтология политики в православной традиции». Только если Дугин (здесь следует отдать ему должное) в этой главе вполне корректно транслирует православную традицию, то Аркадий Малер ее бессовестно искажает. Во-первых, автор утверждает, по сути, атеистический постулат, согласно которому власть принадлежит народу. Согласно Малеру «идеал православной государственности — это некая имперская демократия, видящая свое основание во власти народа». Естественно, никаких доказательств этому утверждению автор не приводит, да и не может привести, поскольку, согласно православному вероучению, верховная земная власть видит свое основание вовсе не во власти народа, а во власти Бога.
Идеал православной симфонии не предполагает демократии. В 6-й новелле святого Юстиниана сформулирован принцип, лежащий в основе симфонии Церкви и государства: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое заботится о божественных делах, а второе руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни». Царская власть, в православном понимании, имеет теократическую, а не демократическую природу, и этот факт отражен в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», принятой Архиерейским Собором 2000 г. В разделе «Церковь и государство» говорится, что царская власть является властью богоданной, в то время как «современные демократии, в том числе монархические по форме, не ищут божественной санкции власти. Они представляют из себя форму власти в секулярном обществе, предполагающую право каждого дееспособного гражданина на волеизъявление посредством выборов [2]». Однако Малер оспаривает утверждение Собора Русской Церкви: «Не существует никаких форм государственного правления, которые были бы признаны Церковью „богоданными“, и никаких других форм правления, которые бы отрицались Церковью как порочные. Поэтому распространенная в консервативной среде точка зрения о том, что единственно „богоданной“ формой правления является монархия, не имеет никакого оправдания в христианской перспективе [3]».
Никакого оправдания, согласно Малеру, не имеют не только деяния православного Собора, но и учение отцов Церкви. Святитель Феофан Затворник, комментируя слова апостола Павла об удерживающем (2 Фесс. 2:7), пишет: «Царская власть, имея в своих руках способ удерживать движения народные и держась сама начал христианских, не попустит народу уклониться от них, будет сдерживать его. А так как антихрист главным делом своим будет иметь отвлечение всех от Христа, то он и не явится, пока будет в силе царская власть. Она не даст ему развернуться и помешает ему действовать в его духе. Вот это и есть удерживающее. Когда же всюду заведут самоуправство, республики, демократию, — тогда антихристу откроется простор для действования».
Таким образом, Малер толкует православное учение о власти с точностью до наоборот. Если согласно святоотеческому учению удерживающий, (по-гречески «катехон») — это власть царя, императора, то по Малеру «катехон» — это империя, а империя — это, в свою очередь, демократия. Чтобы «очистить» понятие «удерживающего» от монархического «привкуса», Малер пишет нечто невразумительное: «в тексте послания Павла слово „катехон“ употреблено с маленькой буквы и оно вообще по-гречески среднего рода, что вызывает сомнения в отношении персонификации этого понятия».
Интересно, что точно такую же нелепую аргументацию используют «Свидетели Иеговы», пытаясь доказать правильность своего еретического заблуждения о безличности Святого Духа. «Когда употребляется греческое слово дух („пнеума“) в среднем роде, то оно пишется с местоимением среднего рода „оно“», — многозначительно заявляют сектанты в статье под названием «Верить ли нам в Троицу», опубликованной в одном из номеров «Сторожевой башни». Остается только удивляться, как православные греки, читая Евангелие на протяжении почти двух тысяч лет, до сих пор не усомнились в личностности Святого Духа. А равноапостольным Кириллу и Мефодию ничто не помешало перевести греческое «???» существительным среднего рода — «слово». Причем именно с «маленькой буквы», так как в те времена прописные литеры не употреблялись ни в греческом, ни в церковно-славянском текстах.
Аркадий Малер, провозгласивший оксюморон «христианский республиканизм» атрибутом правой имперской идеи, прямо не высказывается против монархии. Но по его убеждению, монархия может быть только выборная, подотчетная народу. Русские цари, видевшие свое служение не в том, чтобы идти на поводу «многомятежного хотения человеческого», а чтобы творить волю Божью, по Малеру, нарушали «первый императив утверждения императорской власти», который есть «выборность, а не наследственность». Против принципа наследственности власти в книжке Малера помещена специальная «страшилка» о том, что принцип династии является языческим, и зиждется на еретическом учении о сакральности царской крови. На самом деле, принцип преемственности царской власти, существовавший в православной России, восходит к ветхозаветной истории. Согласно Божественному установлению, легитимным царем Израиля мог быть только потомок святого царя и пророка Давида. В этой связи уместно заметить, что именно Христос был легитимным царем Израиля, а не Ирод — сын римского прокуратора Антипатра, получивший престол по решению сената. Поэтому святитель Филарет Московский писал: «Ирод, которого не священное право наследия, но честолюбие возвело на престол Давидов, и который утверждал власть свою более притворством и насилием, нежели правлением истинно-благодетельным, не мог спокойно слышать о законном Царе, хотя Сей был еще в пеленах [4]».
Наследственность власти ценна не сама по себе. В критических случаях, если преемственность обрывается, народ волен усвоить себе новую династию. Но принцип наследственности делает несомненной легитимность правителя и практически исключает разрушительную для государства и пагубную для народа борьбу за верховную власть. В такой борьбе, как правило, побеждают честолюбцы и человекоугодники, в то время как «династичность, — как пишет Лев Тихомиров, — напротив, устраняет всякий элемент искания, желания, даже просто согласия на власть». «Она, утверждает мыслитель, предрешает за сотни и даже тысячи лет вперед для личности, еще даже не существующей, обязанность несения власти и соответственно с тем права на власть. Такая „легитимность“, этот династический дух, выражают в высочайшей степени веру в силу и реальность идеала, которому нация подчиняет свою жизнь. Это вера не в способность личности (как при диктатуре), а в силу самого идеала. Если такой веры нет в нации, существование монархии уже затрудняется и тогда она рискует понижаться, через диктатуру и цезаризм, в более доступный неверующему демократизм. Но когда напряжение идеала, способность веры в него достаточно сильны в нации, идея династичности является столь же неизбежной, как сама монархия» [5].
Мысль о том, что только в ходе борьбы за власть ее добиваются наиболее способные люди, свидетельствует о неверии в Промысел Божий, который дает народу такого правителя, которого он заслуживает. Поэтому тот же святитель Филарет говорит: «Царская наследственная власть есть и для народа благопотребный и благотворный дар Божий: поелику благость Божия безпристрастна, и премудрость Божия всеобъемлюща; и потому, если Бог дает Царю дар, от которого зависеть должна судьба народа, то, без сомнения, дает, провидя и предустрояя тем благо и всего народа [6]». В свою очередь народовластие на протяжении веков почти всегда служило инструментом отвержения воли Божьей грехопадшим человечеством. Об этом свидетельствует все Писание.
Наряду с «христианским республикализмом» под лозунгом «сильной церкви» некоей новой ценностью Малер провозглашает клерикализм. Этот поднятый на щит клерикализм, который, судя по всему, эксплуатируется как демонстративная лояльность к Церкви, на самом деле может сослужить ей плохую службу. Как клерикализм, так и антиклерикализм суть явления порожденные отошедшей от Православия западной цивилизации. Клерикализм — это стремление представителей высшего клира присвоить себе всю светскую власть, к духовному мечу присовокупить меч кесаря [7]. В результате этих папоцезаристских стремлений и возникла католическая ересь вместе с государством Ватикан.
В свою очередь антиклерикализм возникает как реакция на клерикализм, на политические амбиции пап. В православной симфонической модели отношений Церкви и власти совершенно отсутствует элемент соревнования светской и духовной власти и институциональной борьбы за власть. Обе власти, как говорилось выше, имеют свой источник в Боге, и, подобно двум естествам во Христе, взаимодействуют неслитно и нераздельно. Одновременно с этим, Православная Традиция ни внешнему авторитету церкви, ни внешнему авторитету императора не приписывает непогрешимости, в то время как юридический дух Запада и порожденная им борьба за власть приводит к папизму в церкви и абсолютизму в государстве: папа — это церковь, государство — это король. В православной модели духовенство, хотя и участвует в жизни государства и общества самым непосредственным образом, определенная граница между служителями Церкви и служителями государства соблюдается. Эта граница определена церковными канонами, запрещающими духовенству принимать на себя обязанности мирского начальства (см., например 83-е Правило Святых Апостол).
Что же касается протестантского, по сути, антиклерикализма, то он также как и католический клерикализм, чужд Православной Традиции. Если обратиться к истории России, можно предположить, что у нас, как и на Западе, антиклерикализм проявился как неадекватная реакция на угрозу клерикализма. Император Петр I, возможно, опасаясь повторения в Русской Церкви фигуры подобной очень властному патриарху Никону, упразднив патриаршество и поставив во главе Священного Синода светского чиновника, нанес великий вред Церкви.
Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что рассматриваемое в статье творчество А. Малера, быть может, и не заслуживает особого внимания, тем более, что так называемые «русские неоконы» — это, на данный момент, не более трех с половиной не совсем адекватных молодых человека. Но все эти вещи не только произносятся и публикуются, а весьма навязчиво провозглашаются как единственно верная и единственно истинная «программа партии». В то время как есть все основания утверждать, что идеология «русского неоконства», транслируемая А. Малером сотоварищи, ни в коей мере не тождественна идее русской православной государственности, а является ее профанацией и откровенной подменой.
[2] Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, III, 7
[3] Малер А., Духовная миссия Третьего Рима, М., 2005, с. 187
[4] Свт. Филарет, Митр. Моск. и Кол., Слова и Речи, М., 1873, том 1, с. 85
[5] Тихомиров Л., Церковный Собор, единоличная власть и рабочий вопрос, М., 2003, с. 127
[6] Филарет Митр. Моск. и Кол., Слова и Речи, М., 1882, том 4, с.552−553
[7] Великий инквизитор у Достоевского, обращаясь к Христу, говорит: «…Мы давно уже не с Тобой, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад как мы взяли от него то, что Ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предлагал Тебе, показав Тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию. Но кто виноват? О, дело это до сих пор лишь в начале, но оно началось. Долго еще ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей. А между тем Ты бы мог еще и тогда взять меч Кесаря. Зачем Ты отверг этот последний дар? Приняв этот третий совет могучего духа, Ты восполнил бы всё, чего ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий. и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. Всегда человечество в целом своем стремилось устроиться непременно всемирно. Много было великих народов с великою историей, но чем выше были эти народы, тем были и несчастнее, ибо сильнее других сознавали потребность всемирности соединения людей. Великие завоеватели, Тимуры и Чингис-ханы, пролетели как вихрь по земле, стремясь завоевать вселенную, но и те, хотя и бессознательно, выразили ту же самую великую потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению. Приняв мир и порфиру Кесаря, основал бы всемирное царство и дал всемирный покой. Ибо кому же владеть людьми как не тем, которые владеют их совестью и в чьих руках хлебы их. Мы и взяли меч Кесаря, а взяв его, конечно, отвергли Тебя и пошли за ним…».
http://www.pravaya.ru/look/13 501
