Фома | Марина Журинская | 11.09.2007 |
Однако дело не в ней, дело в нас: читая Писание, мы немного меняемся, так что точнее было бы сказать, что в таком случае Книгу книг ежедневно читал бы другой человек. Попробуем еще раз прочесть хорошо известные эпизоды: вдруг мы сможем взглянуть на них по-новому?
Самое краткое Евангелие — от Марка, поэтому попытаемся вспомнить один из важнейших эпизодов земной жизни Спасителя, следуя именно этому Евангелию.
После того как Иоанн Предтеча крестил Христа в Иордане, Тот удалился в пустынные земли Заиорданские, где пробыл в молитве и посте сорок дней. И диавол искушал Его. Но служили Ему ангелы (Мк 1:12−13).
В пустыню же удалялся и Иоанн Креститель, начиная свою проповедь покаяния (напр., Мф 3:1). Пророк Илия удалялся в пустыню, где его кормили вороны (3 Цар 17) и ангел (3 Цар 19).
Не следует забывать, что и Израиль при исходе из Египта шел по пустыне сорок лет, претерпевая множество опасностей и невзгод. Но слава Господня сопровождала его в виде дымного столпа днем и огненного ночью (Исх 14).
При всем различии этих эпизодов Священной истории нечто общее все же наблюдается. Удаление в пустыню происходит в момент высокого духовного напряжения: Илия вопрошал Бога о том, правильно ли он понимает свою миссию, не взял ли он ее на себя самовольно, а в таком случае лучше бы ему умереть. Кажется, это единственный из праведников, просивший смерти — и единственный (кроме древнего Еноха), кто был взят на небо живым; таков был ответ на его смятенное вопрошание. Иоанн Предтеча знал, насколько тяжкая ноша ему выпала: в общине, где ожидание Мессии было затемнено суетными напластованиями и становилось просто благочестивой привычкой, о смысле которой не задумывались (очень немного оставалось верных!), он должен был возвестить не только пришествие Царя и Бога, но и необходимость покаяния как обязательного условия для тех, кто хочет Его познать и принять. Христос же, Единый безгрешный, добровольно взял на себя немыслимое бремя человеческих грехов и должен был нести его даже до смерти, и смерти крестной (Фил 2:8).
Таким образом, удаление в пустыню — это внешний образ духовного борения, когда в тишине и одиночестве, вне всякой «социальной» суеты, человек предстает перед своей совестью, которая есть голос Божий в человеке, — и все силы зла ополчаются на него; но одновременно он предстает и перед Самим Богом. Одинокий, нуждающийся в пище, питье, одежде и крове, он устремляет к Богу все свои надежды — и получает благодатную поддержку.
Вспомним еще массовый исход в пустыню монашествующих в IV в., когда образовалось множество обиталищ отшельников близ древних Фив; эта область называлась Фиваида, и это слово стало символом отшельничества, — недаром монастыри русского севера называют северной Фиваидой. Вспомним и преподобную Марию Египетскую, которая, увидев воочию бездну своей греховности, удалилась в пустыню на долгие десятилетия; палящее солнце при отсутствии возможности укрыться, крайняя скудость пищи и глубокое покаяние буквально выжгли ее грех.
Образ удаления в пустыню — это образ предельной (а подчас и запредельной) внутренней честности и открытости перед лицом Божиим.