 |
| Правая.Ru | Денис Ступников | 11.09.2007 |
Я всегда питал нелюбовь к искусственному и вычурному слову «россиянин». В обыденной речи его старался не употреблять, а из статей безжалостно вымарывал всякий раз, как перед моим мысленным взором представало перекошенное гримасой пьяной радости опухшее лицо Ельцина. И, конечно, слово это у меня всегда ассоциировалось с тошнотворными виршами одного из первых наших эстрадных «демократизаторов» Олега Газманова: «Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет…». Можно себе представить, какое облегчение я испытал, когда услышал недавнее заявление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла о надуманности и неоправданности понятия «россиянин».
Не секрет, что многие и многие люди (считающие себя начитанными и образованными) имеют малообъяснимую ненависть к церковнославянскому языку. В начале 90-х редактор одного из глянцевых журналов даже запретил своим авторам употреблять в статьях обороты типа «ибо». Мотивацию понять нетрудно. Церковнославянский язык несёт в себе колоссальный внутренний заряд, способный разрушить самые хитросплетенные дьявольские козни. Следовательно те, кто при его использовании испытывают дискомфорт, вероятно, обременены какими-то серьёзными духовными проблемами.
Правда, сегодня порою некоторые православные верующие волей-неволей впадают в ту же самую крайность. Одна моя знакомая — девушка глубокая и пытливая — всячески избегает эпитета благочестивый, мотивируя это тем, что людей, не впадающих в грех, не бывает.
Язык в значительной мере формирует образ жизни, план действий и нравственный облик каждого из нас. Замечательно развиваются те дети, которые с младых ногтей знают, что на каждое дело надо просить благословение у папы и мамы, а слово разрешение относится не столько к бытовой, сколько к церковной сфере. В активном словарном запасе любого православного христианина находятся слова, о смысле которых излишне меркантильные и прагматичные умы иной раз и не догадываются. Например, что такое помысел, чем он отличается от прилога и почему за первыми нужно как следует следить, а вторые гнать от себя подальше поганой метлой. Все эти понятия входят в сложную науку латать собственные души.
Намного запутаннее обстоит дело с теми специфическими понятиями, которые прочно вошли в обыденную речь. Изъятые из контекста многовекового аскетического опыта, они при употреблении в профанной среде мгновенно теряют своё величие и власть, силу и мудрость. В одном из старых романсов есть замечательная иллюстрация к такому процессу: «Напрасные слова — виньетка ложной сути». Посмотрим, как это бывает на практике.
1. Обожаю. Увы, этимология этого глагола почему-то прозрачна далеко не для всех. Великие святые десятилетиями изнуряли себя, чтобы сподобиться обожения — максимально полного слияния с Богом. А мы запросто творим себе пустых кумиров, бесцеремонно заявляя: я обожаю этот коньяк или эти духИ…
2. Прелесть. В христианстве означает горделивые псевдодуховные состояния, когда человек считает, что достиг определённых вершин развития, но на деле ведом бесами по иллюзиям, на деле представляющих собой самые затхлые закоулки бытия. Потому в высшей степени неосмотрительно было бы называть наших любимых «моя прелесть», автоматически приравнивая их к нечистым духам.
3. Одержимость. Служит для описания неотступных мучений человека бесами, которые, как правило, вселяются в него. Так что сказать: «я одержим такой-то идеей» — всё равно что заранее признать, что эта идея пришла ко мне откуда-то снизу.
4. Чудо. Нарушение естественного порядка вещей неким из ряда вон выходящим событием, которой Господь посылает по Своему Промыслу. В Евангелии чудеса имеют сугубо вспомогательное значение, служа залогом грядущего просвещения, покаяния и спасения человека. Мы же нередко лениво выражаем с помощью этого слова какие-то пресыщенные восхищения внешними красивостями. То же самое относится и к благодати.
5. Умоляю. Молитва требует большого сосредоточения, голубиной кротости, нелицемерной веры и теплоты сердечной. В нашем же быту идиома «я тебя умоляю» часто подразумевает высокомерие, презрение, спесь и бахвальство.
6. Разочарование. Очаровываться вообще вредно, поскольку чары — это как раз из арсенала средств «нижнего мира». Ведь в этом случае мы заведомо приписываем другому несуществующие положительные качества, в отсутствии которых его же сами потом и упрекаем. К тому же, прежде чем бросить в глаза знакомому «я в тебе разочарован», всегда полезнее сначала посмотреть на себя.
Как видим, в подборе слов для обыденной речи нужно быть весьма осмотрительным. Некоторые церковнославянские слова лучше действительно полностью изъять из активного лексикона. Это станет важным шагом на пути к победе над грехами пустословия и многоглаголания.
