 |
| Православие на Северной земле | Светлана Гаврилова | 10.09.2007 |
Андрей Дьячков, архангельский звонарь, — он у меня только и спросил: «Высоты не боитесь?» И выдвинул железную лестницу… Потом, наверху, на колокольне, Андрей рассказывает, как обучаются по компьютерной программе его колокольного центра монахи-звонари в Антарктиде, удивляется: «Как они там в мороз и ветер — на высоте?» Растирает покрасневшие от холода руки: «Я вам позвоню сейчас, недолго, минуту, чтобы народ не пугать». Звонит. Я стою, слушаю, а напротив, в самом центре Архангельска, на лиственнице, которую посадил дед Андрея, скачет белка…
Как весла обретают цвет ладоней…
Колокол — это 80 процентов меди и 20 процентов олова. Это идеальная пропорция. Будет чуть больше меди — колокол станет очень прочным, но, как человек, толстокожим: звук — как если ударить в медный таз. А больше олова — получим очень мелодичный звук, глубокий, богатый обертонами, бархатистый, долгий. Но сам колокол станет хрупким. Лет пять-десять от силы прослужит, хотя отпущено 200−300. «Сгорит», надорвется? Не терпит колокольный сплав и излишеств: рассказы о серебряных колоколах — не более чем легенды. Красивое изделие — и бесполезное: драгметалл не поет… У какого-то безвестного поэта есть строчки: «Как весла обретают цвет ладоней, ладони обретают твердость весел». Гляжу на пальцы Андрея на колокольной глади: отношения звонаря и колокола, наверное, такие же…Он осторожно дотрагивается, показывая: вот это «юбка», «плечо», «язык», «уши». Улыбается: колоколам даже давали имена, иногда человеческие, иногда ироничные. Например, если звук у него был дребезжащий, звался бедняга «козлом» или «бараном"…
„Русский человек изначально готов принять колокольный звон. Это как если новорожденного в воду опустить — он сразу начнет барахтаться, делать какие-то плавательные движения. Это генетически уже заложено.
Не удивительно, что в трудное время люди старались и колокола в том числе спасти: очень много сейчас колоколов находят „схороненных“ — закопанных, утопленных в болотах, озерах. Колокол в воде легко выживает: покрывается патиной — защитным слоем, какой еще на иконах бывает. Но от долгого безмолвия теряет голос. Иван Данилов, мой учитель, известный историк, мореплаватель и звонарь, под Каргополем нашел колокол весом 500 килограммов. Сам вытащил из ила с помощью лошадей. Когда Данилов его привез, колокол был совсем безголосый — такой звук:"бум, бум“, — Андрей Дьячков ударяет кулаком по толстой деревянной балке. — Но, говорит, почувствовал, что трещин там никаких нет, и год его раззванивал. Через год он зазвонил так, что, я думаю, это лучший колокол во всей России. Он сейчас в Малых Карелах. Звучание такое глубокое, низкое, не один какой-то звук, а целая палитра звучащих тонов. Там целый оркестр звучит, внутренний разговор происходит в колоколе. Приезжают музыканты с абсолютным слухом — и не могут понять, что там за ноты!»
Ладони обретают твердость весел
Где граница между музыкой и звоном? Андрей Дьячков задумывается. Размытая она очень, граница эта. Будто нет ее, а будто и есть. Вот бывает, люди с консерваторским образованием не могут звонить на колоколах, не получается. А бывает, нет у человека слуха, нет, казалось бы, чувства ритма. Но как-то он находит другой язык — и колокола слушаются его. Иван Данилов знал этот язык и границу чувствовал хорошо. Считал, что главный критерий в колокольном деле — не слух, а характер звонаря: тот должен быть человеком спокойным и обладать силой воли, чтобы ничего лишнее не проникало в звон… Колокол же не только «очеловечивается» — он очень сильный инструмент и сам звонаря «воспитывает». Он рано или поздно все равно настраивает на тот лад, который только и возможен при общении с колоколами. Ведь задача звонаря — не столько призвать на богослужение, сколько не позволить человеку, идущему в храм, потерять молитвенное настроение. Колокол — тот же образ, его еще называют иконой в звуке. Одна неверная интонация здесь может все нарушить.«А раньше многие звонари в деревнях, не зная нотной грамоты, использовали частушки. Явление это чисто языческое и совершенно не совпадает с духом церковного богослужения, но, тем не менее, переносилось в храм», — Андрей напевает:"По-чем трес-ка…" Праправнук Степана Писахова («Не родной, — объясняет, — потому что у Писахова детей своих не было, я потомок его сестры, но это наиболее прямое родство»), он со многими сказками великого предка ревностно не соглашается. «Вот в сказке описано звучание колокола: „три копейки с половиной, три копейки с половиной“. Многие, к сожалению, до сих пор пользуются этими частушками для запоминания колокольных произведений. И можете себе представить, что звучит с колокольни…»
«40 000 звонарей — это 80 лет!»
Тут же, на колокольне, Андрей Дьячков подсчитывает: в России сейчас более 20 тысяч храмов и монастырей. Опыт ему подсказывает, на храм в среднем нужно два звонаря — это оптимально. То есть примерно 40 тысяч звонарей на Россию! Выпуск всех специалистов в колокольных школах, которые есть в Архангельске, в Москве, в Петербурге, в Саратове — это от силы 500 человек в год. Восемьдесят лет, чтобы обучить всех…«Это задача нереальная. И мы, „Колокольный центр“, написали такую компьютерную программу — самоучитель. Она позволяет решить проблему обучения звонарей в отдаленных приходах. Например, в Антарктиде недавно построили храм — так там монахи нашу программу скачали и пользуются.
У звонаря ведь почти нет возможности репетировать. А это отрицательно сказывается на качестве звонов. Поэтому мы даем такую возможность: нам присылают звучание своих колоколов, мы их встраиваем в эту программу, и человек дома на клавиатуре подбирает колокола — какие сочетаются, какие нет. Репетирует себе в наушниках, никому не мешает. Хотя в начале у нас были сомнения: может, что-то лишнее мы делаем? Как они будут сочетаться — современное компьютерное оборудование и древнее искусство?»
На последних словах Андрей будто спотыкается: все традиции в колокольной среде утеряны. Не сохранилось не то что каких-то нотных записей — не дожили до наших дней даже те люди, которые «старых» звонарей слышали детьми. Литейщики тоже не записывали секреты литья — стратегическая информация! — потому что вместе с колоколами отливали пушки. И сейчас колокола льют по наитию, как Бог на душу положит. «Лучший завод, с которым мы и работаем, находится под Ярославлем, в Тутаево. Но все равно что-то не то: может, в металле, а может, колокол еще не прозвонил свои сто лет. Хотя знаете… Нас однажды приглашали звонить в Японию. У них колокола есть, но нет звонарей. Звонят компьютеры. То есть колокола настроены, как куранты, как механизм…» — Андрей качает головой, растирает покрасневшие от холода руки. При первых колокольных ударах на лиственнице напротив замирает белка.
