Столетие.Ru | Лариса Черкашина | 08.09.2007 |
Там, на западной окраине города, на крохотном кусочке земли, что на склоне холма Кокад, давным-давно купленном имперской Россией для установки батареи (но русские пушки так и не сделали ни единого выстрела со своего стратегического плацдарма), словно сошлись три века отечественной истории: девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый.
Православное русское кладбище в Ницце получило название «Кокад». Прямоугольники надгробий, каскадом спускающиеся по цветущему склону, похожи на огромные разбросанные книги. Книги бытия, книги судеб. Они написаны, но так до конца не прочитаны. Их мраморные обложки навечно захлопнуты…
Все литературные жанры представлены в этом печальном собрании: романы, мемуары, эссе, водевили, драмы и трагикомедии.
Не изменить уже ход сюжетных линий, монологи героев, время и место действия событий, не внести последнюю правку в завершенную рукопись. Ничего не исправить, — всё написано набело.
Сколь строго и придирчиво свершался этот таинственный отбор, как долго кружила судьба, как причудливо вела по земным дорогам столь несхожих меж собой русских людей, чтобы соединить их так далеко от родины, — здесь, на красивейшем Лазурном берегу, в Ницце, на склоне холма Кокад.
И могли ли предположить они в своей земной жизни, что в неведомом будущем их собеседником (звучит странно!) и слугой одновременно станет один-единственный человек, Евгений Веревкин (на фото в центре)? Его, простого кладбищенского сторожа, называют великим подвижником. Этот удивительный человек, самобытный философ, посвятил свою жизнь служению русской культуре.
Ему, сыну офицера-деникинца и француженки, рожденному во Франции, суждено было стать проводником между двумя великими культурами — русской и французской.
Жизненная миссия Евгения Веревкина, как ни парадоксально это звучит, — служить мертвым. Но грани между миром здравствующих и миром ушедших для него почти не существует. Он — посредник между двумя мирами. Хранитель памяти исторических российских имен.
Каждое утро Евгений Веревкин ставит в усыпальнице, перед портретом Светлейшей княгини Юрьевской свежесрезанные розы.
…Катеньке Долгоруковой исполнилось всего семнадцать, когда она и император Александр II полюбили друг друга. И долгие годы княжна была и преданным другом Александра, и его возлюбленной, и матерью его детей.
Сразу же после кончины императрицы Марии Александровны император обвенчался с Екатериной Долгоруковой в Царском Селе, и пожаловал ей титул «Светлейшей княгини Юрьевской». Такой же титул был дарован и трем ее детям: сыну Георгию, дочерям Ольге и Екатерине.
Но счастье супружества оказалось недолгим. В Петербурге прогремит страшный взрыв — в царский экипаж террорист бросит бомбу. Истекающего кровью Александра II по его воле доставят в Зимний дворец. Первого марта 1881 года Россия лишилась императора, княгиня Юрьевская — обожаемого супруга…
Екатерина Михайловна вместе с детьми покидала Россию. Как оказалось, навсегда. Долгие годы ей предстояло прожить во Францию, в Ницце. Светлейшая княгиня Екатерина Юрьевская скончалась в феврале 1922 года и покоится в мраморной усыпальнице, воздвигнутой заботами и попечением легендарного барона Фальц-Фейна.
Что ни мраморное надгробие, то целый пласт русской культуры и истории. Евгений Веревкин подводит к замшелой, покрытой сетью трещин, мраморной плите.
— Одна из первых могил на «Кокаде». А какой замечательный текст: самое краткое и самое полное жизнеописание! Я называю его «визитной карточкой». Читайте!
«Здесь покоится полковник Александр Николаевич Раевский. Родился на Кавказе в крепости Св. Георгия. Вступил в службу в 1810-м. Участвовал во всех боях славного 1812 года. Вышел в отставку в 1822-м. Скончался в Ницце 23 октября 1868 года».
Александр Раевский — старший сын генерала от кавалерии, героя Отечественной войны 1812 года Николая Николаевича Раевского. Но и сам он, шестнадцатилетним юношей, вошел в историю благодаря подвигу своего отца. В сражении при Салтановке Николай Раевский повел в наступление свой полк, держа за руки двух сыновей-отроков.
Друг Александра Пушкина и его «злой гений» одновременно. Вспоминают о Раевском и благодаря его прямому родству с Ломоносовым, прадедом по материнской линии. Так что на «Кокаде» покоится правнук Михайлы Васильевича!
Вместе с Евгением поднимаемся на самый верх холма. Здесь, на вершине, могила генерала Николая Николаевича Юденича.
Командующий Кавказской армии в 1915—1916-х годах, главком войсками Кавказского фронта в 1917-м, а в 1919-м — главком белогвардейской Северо-западной армией. Не судьба была въехать ему на белом коне во взбунтовавшийся Петроград: армия увязла в гибельных финских болотах. И поход генерала Юденича на северную столицу завершился полным крахом. Россия пошла по иному пути, — самому же боевому генералу выпала горькая участь беженца. Его эмиграция завершилась в 1933-м, а на вершине холма «Кокад» появилась свежая могила…
Генералы, министры, дипломаты, былые вершители судеб, чьи бренные тела упокоились на русском кладбище, все еще сохраняют прежнее величие. Будто в их имена навеки впечатались власть и сила.
«Генералитет» на «Кокаде»: Н. Юденич, М. Свечин, А. Меллер-Закомельский, В. Безобразов… Где их великие армии, несметные дивизии и полки? На каких мемориальных кладбищах или безымянных погостах покоится прах русских солдат, что по мановению их руки, по их слову поднимались в атаку под немецкие пули и большевистские клинки.
Вот еще одна мраморная плита: «Сергей Дмитриевич Сазонов. 1860 — 1927"…
Министр иностранных дел российской империи в 1910 — 1916 годах.
Один из «соавторов» великой битвы народов — первой мировой. По его предложению в России в 1914-м была объявлена всеобщая мобилизация для защиты сербов, на что последовало объявление Германией войны России. Николай II так и не смог простить Сазонову той его политической инициативы, полагая, что именно он заставил вступить его в нежеланную и, как оказалось, гибельную для России войну: в июле 1916-го министр был отправлен в отставку. В эмиграции жил в Лондоне и Париже, а последние годы — в Ницце. По свидетельству близких — «жестоко тосковал по России».
На погостах не существует иерархии: рядом с могилами министров и генералов покоится крестьянский сын Филипп Малявин. Художник, певец деревенских красавиц, — его русские бабы своим безудержным стихийным вихрем покорили Париж — в 1900 году картины Малявина на Всемирной выставке получили золотую медаль. А 1940-й стал для художника последним…
Ярчайший представитель «серебряного века», звезда на небосклоне поэтической России Георгий Адамович. Утонченный эссеист, поэт, критик. Более изысканного последнего прибежища, чем здесь на Лазурном берегу, трудно было бы для него и придумать.
Идем к часовне, что завершает главную кладбищенскую аллею. Справа от нее похоронен князь Ростислав Александрович Романов (1902 — 1978). Один из шести сыновей великокняжеской четы: Александра Михайловича и Ксении Александровны, родной сестры Николая II. Племянник последнего российского императора.
Подходим к еще одной могиле. Евгений бережно касается плиты, словно смахивая незримые пылинки.
— Здесь лежит достойнейшая из женщин, великая страдалица принцесса Елена Сербская. Она тоже Романова, жена князя императорской крови Иоанна Константиновича. Родилась в 1884 году, умерла в Ницце в 1962-м. Ее супруг, князь Иоанн, канонизирован Русской православной церковью. В ночь с 17 на 18 июля 1918 года князя Иоанна вместе с другими членами царской семьи сбросили в шахту под Алапаевском.
На русском кладбище «Кокад» покоятся писатель Жемчужников, один из создателей бессмертного Козьмы Пруткова, известный меценат Сибиряков, ученый египтолог Владимир Голенищев, причастный к появлению на Волхонке музея изобразительных искусств. На мраморных надгробиях знаменитые исторические фамилии — князей Гагариных, Оболенских, Церетели, Волконских.
Без имен тех, кто нашел свой покой на южном французском берегу, история России была бы неполной, — в гигантской мозаике русской жизни недоставало бы фрагментов, цельное многокрасочное полотно зияло бы досадными пустотами.
Русское кладбище в Ницце не снискало такой всемирной известности, как парижское Сент-Женевьев-де-Буа. Но его смотритель, русский француз Евгений Веревкин, убежден, что многим, кто обрел вечный покой вдали от родины на живописном Лазурном берегу, оно дано словно в награду за горький эмигрантский хлеб.
Кладбище — самый достоверный срез былых эпох. И еще — лучшее место для размышлений. И вправду, здесь на русском погосте так легко думается о вечных ценностях человеческого бытия, о жизни и любви, вере и предательстве, терпении и терпимости. Отсюда, с вершины холма «Кокад» видится иная Россия, забытая и такая близкая.