 |
| Правая.Ru | Александр Елисеев | 07.09.2007 |
Химера железной закономерности
Нам давно уже пытаются доказать, что глобализация представляет собой некий естественный, закономерный и всеобщий процесс. Дескать, зачем же противиться истории и закрываться от мировой неизбежности в некоей «национальной крепости»? Все это удивительным образом напоминает марксизм с его «объективными закономерностями исторического развития». Чувствуется все та же стальная хватка, которая удушает личность, превращая ее в некую былинку, несомую «ветром истории». Между тем, все эти закономерности являются абстракциями, выражающими отношения между конкретными личностями, людьми. И люди сами решают — что им делать, и как. При этом история вовсе не должна рассматриваться как некий строго линейный и детерминированный процесс. Одни тенденции здесь сменяют другие — по воле людей, а не по диктату «слепых» закономерностей.И в истории человечества уже были этапы, когда глобализация выдвигалась на первый план. Здесь достаточно вспомнить одну только Римскую империю, доминировавшую на огромных пространствах. По сути, знаменитый Pax Romana («мир по-римски») был почти завершенным «новым мировым порядком». Однако же этот порядок рухнул, а на смену ему пришел феодализм, представляющий собой совокупность достаточно изолированных сообществ (стран, уделов, городов и т. д.) Кстати, становлению феодализма очень помогли гигантские миграционные потоки времен «великого переселения народов», когда огромные массы «варваров» кочевали из одного конца ойкумены в другой.
В эпоху феодализма зародился еще один глобалистский проект, также связанный с Римом — на этот раз уже католическим. Ватикан предложил христианскому миру модель всемирного католического наднационального квазигосударства. И показательно, что именно в рамках этого проекта зародились основы современного мирового торгово-финансового строя. Обычно его истоки видят в пресловутой «протестантской этике». И, в самом деле, она оказала огромное влияние на складывание капитализма. Но импульс-то все-таки был дан именно Ватиканом. Вот как об этом пишет ученый-медиевист Р. Ю. Виппер: «Папы в качестве духовных руководителей всего христианства… осуждали процент и рост… Но они сами должны были нарушать свой закон: заключая займы они платили процент своим кредиторам. Банкиры и ссудчики пользовались оговоркой в папских буллах относительно „ущерба“: они ставили должнику короткий срок и исчисляли ему огромные проценты за просрочку, объясняя, что именно просрочка приносит ущерб. Кроме того, вошел в обычай такой обиход: на векселе писали не ту сумму, которая была занята, а сразу вписывали в обязательство проценты будущие, с суммой вместе; при уплате, таким образом, взимались проценты, хотя они нигде не были упомянуты. Оттого долго могло держаться противоречие: процент был запрещен, но в то же время он взимался в высоком и тяжелом размере».
Но проект католической глобализации потерпел крах. Пришло время «буржуазных национальных государств». И вот сегодня уже говорят о новом «мировом порядке» и «мировом правительстве». То есть, как видим, никакого единого линейного движения в направлении глобализации нет. Поэтому не стоит отдавать себя в интеллектуальное рабство к «объективным закономерностям». Надо думать о том, выгона ли она конкретным людям, а точнее — собственному народу и собственной стране.
«Государственное одиночество»
И, как представляется, России глобализация никак не выгодна. Слишком уж далеко вперед западные элиты вырвались по части торгово-финансового, капиталистического развития. Догонять их в этом значит обрекать себя либо на мобилизационное истощение, либо на периферийное положение в системе Запада. Да, и вообще, вся эта глобальная экономика не идет на пользу человека, развивая в нем далеко не самые лучшие начала.Это понимали еще дореволюционные мыслители национально-консервативного толка. И, прежде всего, тут стоит выделить труды публициста «Нового времени» М. О. Меньшикова и главного редактора «Московских ведомостей» Л. А. Тихомирова, прошедшего путь от революционного народника до убежденного монархиста-консерватора. Они выдвинули проекты, предусматривающие «автаркизацию» российской экономики, уход страны в замкнутое, экономически самодостаточное пространство.
Первый выступил с апологетизацией «государственного одиночества», обосновывая свою позицию рискованным, но ярким сравнением с деятельностью талантливой личности: «Великие вероучители и вожди человеческие обыкновенно были одиноки — и никогда мысль их не была блистательнее, чем в это время. Но даже святые истины теряли в глубине и ясности, когда делались достоянием многих».
Меньшиков видел в государстве организм, который стремится, прежде всего, к развитию собственных сил, к достижению самодостаточности. Он склонялся к тому, чтобы свести взаимодействие этих организмов к минимуму. Ему, этому взаимодействию, он приписывал отрицательные последствия, связанные с ростом финансово-экономической «агрессивности». Мыслитель полагал: «Может быть, именно кипучий обмен товаров, причём каждая нация старается сорвать побольше со своего соседа, доводит международные отношения до теперешнего раздражения… Сильно расторговавшись, народы утрачивают благоприятный склад души… начинают смотреть друг на друга не как на друзей или честных врагов, а как на коммерческую добычу».
Меньшиков много размышлял о положительных последствиях создания «автаркийной», самодостаточной экономики. Замкнутость, с его точки зрения, способствует тому, что национальное богатство не тратится и «в общей сумме только накапливается». «Это как в налаженном хозяйстве, — прибегал он к излюбленному методу сравнений, — скормленный овёс не исчезает совсем, а превращается частью в мускул скота и новую работу, частью в навоз и новое плодотворие». Автаркийность укрепляет тех, кто твёрдо стоит на родной экономической почве, разоряя хозяев, ориентированных за рубеж.
Тихомиров тоже был сторонником максимально возможной автаркии. По его замыслу она должна была основываться на гармоничном взаимодействии всех территорий страны и её производительных сил: добывающих и обрабатывающих. Согласно Тихомирову, задачи гармоничной экономики заключаются в том, чтобы «все отрасли естественных богатств… не лежали втуне, а энергически разрабатывались и перерабатывались своей же фабрично-заводской промышленностью».
В торговом отношении, промышленность должна ориентироваться на внутренний рынок, добывая нужное для страны и перерабатывая его на национальных фабриках и заводах. Тогда население получает новые способы увеличения своего благосостояния, складываются условия для «самой тонкой специализации труда». Деревенские жители получают обширный рынок в городах, города — в деревне. При автаркии «нация достигает не только наивысшего экономического обеспечения, но ведёт и наиболее благородное экономическое существование, чуждое эксплуатации… труда менее развитых стран».
Прозрачная изоляция
Не пришло ли время прислушаться к мнению русских консерваторов? Все-таки мы уже дважды наступали на эти грабли глобализации: 1) в 1917 году, когда выбрали «пролетарский интернационализм»; 2) в 1991 году, когда «пошли на поклон» к либерально-капиталистическому Западу. Надо ли наступать на них в третий раз?Может быть России больше подойдет модель гибкого изоляционизма, предполагающую максимальное сосредоточение страны на решении своих внутренних проблем? Внешняя политика и, вообще, любая деятельность, направленная вовне, в рамках такой модели преследует одну цель — оптимизировать саму изоляцию.
Изоляция характеризовалась бы автаркией и принципиальным отказом от рассмотрения мира в качестве своей зоны влияния. Подобное рассмотрение было присуще для СССР, и оно стало одной из причин его крушения. Очевидно, что нам больше подходит изоляционизм, при котором зоной влияния сильного государства является определенное самодостаточное «Большое пространство», обладающее крупной территорией, солидными ресурсами и многочисленным населением (такое пространство есть уже само по себе целый мир). Таковым «Большим пространством» могла бы стать территория бывшего СССР, объединенная вокруг России в какой-либо союз. Все остальные страны (кроме Сербии, Черногории и, возможно, Болгарии) принципиально исключаются из числа возможных «объектов воздействия». С ними поддерживаются нормальные дипломатические отношения — и не более того. Но вот на территории бывшего СССР, которая почти совпадает с территорией бывшей Российской империи, Россия ощущает себя как единственный субъект политико-экономического влияния. Очевидно, здесь нужно будет нечто вроде «доктрины Монро».
Речь, конечно же, не идет о создании нового «железного занавеса», который, впрочем, и невозможен в условиях информационного общества. Россия останется государством, открытым идеологически и культурно. Внешние духовные влияния часто приводят к отрицательным последствиям, но это происходит тогда, когда элита не в состоянии критически их осмыслить. Закрытость изолированной России будет касаться, главным образом, сферы экономики. Богатейшие ресурсы страны лучше использовать внутри нее самой, тогда можно обойтись без вложения иностранных капиталов и, уж тем более, без иностранных товаров. Вообще же, изоляция России нужна не столько для того, чтобы защитить ее от давления извне, сколько для того, чтобы защитить Россию от поползновений к внешней экспансии, которая может привести к альтруистическому расточению национальных сил.
Но, необходимо повториться, что изоляция может и должна быть только гибкой, прозрачной, открытой для влияния различных культурных миров.
Новый имидж
У нас любят поговорить о том, что как весь мир боится и ненавидит Россию. В пример часто приводят слова Александра III о нашей огромности, которую боятся, и о том, что у России только два союзника — армия и флот. Это, конечно, является преувеличением, однако нельзя не заметить многочисленных фобий, возникающих, когда речь заходит о нашей стране. Широко распространены образы «злобного медведя», «дикого казака», скифского варвара или наследника ордынцев.Вне всякого сомнения, данные представления далеки от реальности, однако они возникли не на пустом месте. Некоторые особенности нашего поведения дают основания для подобных фобий. И здесь вовсе не имеется ввиду наш пресловутый «милитаризм», который, между прочим, уступает милитаризму многих других стран, реально стремившихся (и стремящихся) к мировому господству. Россия длительное время воспринималась как страна, которая старается играть активную роль во всех международных делах и в каждой точке земного шара, но при этом не в состоянии справиться со своими внутренними проблемами и даже освоить огромные территории, лежащие втуне. Возникают опасения, что такая страна стремится даже не к завоеванию новых территорий, а к тому чтобы превращать эти территории в «Сибирь» — холодное, неосвоенное пространство.
Это неверное представление, но необходимо еще раз сделать оговорку — оно не лишено некоторых оснований. Россия, действительно, часто забывает о своих внутренних проблемах, решая проблемы других стран и народов. А это не всем нравится, более того, такой редкостный альтруизм пугает.
Самое «смешное», что Россия представляет собой единственную страну, теоретически способную установить мировое господство. Даже сегодня мы обладаем огромной территорией с несметными богатствами. На этой территории проживают народы, пережившие кровавую мясорубку трех революций, двух распадов Империи, двух мировых войн. Они обладают уникальным опытом — войны и управления «Большим пространством», которое заселено самыми разными этническими и религиозными общинами. Такой стране действительно по плечу установить мировое господство. Другое дело, что она этого вряд ли захочет. Только вот как это объяснить миру? Самое надежное средство — аргумент делами. Если мы действительно сосредоточимся на себе и своих грандиозных проблемах, то антироссийские настроения станут стихать и у нас появится множество симпатизантов. Если же мы станем появляться во всех точках мира, то мир, в конце концов, объединиться против нас. Нечто подобное произошло на излете «холодной войны», в 80-е годы, когда против СССР, создавшей многочисленные зоны влияния по всему планете, возникло нечто вроде единого международного фронта. В него входили — и США, и Западная Европа, и красный Китай, и «политический ислам». Сегодня эти силы ведут напряженную конкурентную борьбу друг с другом. Но стоит нам только снова полезть со своим стремлением облагодетельствовать всех и вся, как мировые центры силы снова станут едины в своем противостоянии России. И допустить этого во второй раз нельзя ни в коем случае.
Проект «Ермак»
Отказ от внешней экспансии вовсе не предполагает отказа от экспансии вообще. Крупное государство, обладающее «Большим пространством», просто не в состоянии обойтись без экспансии. Как говорил Че Гевара, «если велосипед не едет, то он падает». Весь вопрос только в том — куда ехать. Весьма вероятно, что России самое время сосредоточить усилия на внутренней экспансии, конкретно, на освоении огромных пространств Сибири.Эти пространства, как известно, мало заселены и слабо освоены. За Уралом живет всего лишь 30 миллионов человек, что явно не соответствует размеру тамошних пространств. Причем Сибирь вовсе не так уж сурова и холодна, как это себе представляют. Большая ее часть находится ниже 60 градусов широты (на которой расположен С.-Петербург). Почвы Южной Сибири весьма плодородны, а некоторые участки порой содержат плодородный слой глубиной в два метра. Конечно, амплитуды температуры делают тамошний климат весьма проблемным, но это не такая проблема, которая делает невозможным полное освоение региона.
Сырьевой комплекс Сибири и Дальнего Востока жестко ориентирован на экспорт, причем сырье не перерабатывается в самом регионе (исключение составляет первичная переработка). Более того, размеры производства сырья не являются удовлетворительными. По утверждению руководителя Департамента топливно-энергетических ресурсов недр и морских работ Министерства природных ресурсов Рината Мурзина, Сибирь может давать 80 млн. т нефти ежегодно. А газа она способна отдать 60 млрд. кубических метров — на протяжении 35−50 лет.
Несырьевая индустрия Сибири развита очень слабо. Существует промышленный пояс вдоль Транссиба, но он не способен управлять экономикой края и мало связан с его особенностями (в свое время его создавали преимущественно в военных целях). Различные научные структуры, базирующиеся на территории Сибири, также мало связаны с краем и рассматривают себя почти исключительно как филиалы Центра.
При таком раскладе мы можем потерять Сибирь в течение уже ближайшего времени. Тем более, что у одного нашего восточного соседа найдется достаточное количество людских ресурсов для освоения зауральских просторов. Поэтому жизненно необходимо осуществление целого ряда мер, призванных освоить Сибирь. К таким мерам можно отнести: технологическую перестройку сырьевых комплексов с их переориентацией на удовлетворение внутренних потребностей страны и региона, выстраивание единого энергетического пространства и газификацию юга, существенное расширение транспортной инфраструктуры, создание собственной металлургической и продовольственной базы, формирование единого научного и образовательного пространства.
По сути, речь идет о мобилизационном проекте (условное название «Ермак»), который предполагает второе покорение Сибири. И для его осуществления состояние изоляции было бы идеальным. Кстати, нелишним будет вспомнить о том, что широкомасштабное освоение Сибири началось именно в период Московской Руси, отличавшейся некоторым изоляционизмом. Отгородившись от Запада и Юга, Русь направила свою экспансию, преимущественно, на Восток, покорив огромные и почти безлюдные пространства. Не пора ли возродить некоторые, исторически оправдавшие себя, практики государственного строительства? Очевидно, что все-таки стоит. Правда при этом не следует забывать о том, что московский изоляционизм должен сочетаться с петровским модернизмом, который ориентирован на технологический рывок и культурную открытость.
Сибиризация всей страны
Итогом мобилизационного рывка на восток должен стать перенос столицы за Урал, в один из городов азиатской части Российской Федерации.Дело в том, что в европейской России центр по освоению Сибири возникнуть просто не может. Жители этой самой части страны зачастую мыслят себя как европейцы, отсюда и все проблемы. На чем всегда строила свою активность Европа? Известно — на колониальной эксплуатации разного рода слаборазвитых стран. Осуществлялся неэквивалентный обмен, который обогащал сначала европейские элиты, а потом позволил обогащать и низы. При этом какой бы сильной ни была эксплуатация, но европейцы были вынуждены как-то развивать подвластные им регионы.
И вот со временем возникла очень любопытная ситуация. Выяснилось, что могучая европейская экономика может уже обойтись без такой жесткой эксплуатации, а колонии развились до такого уровня, когда там возникла своя интеллигенция, укрепилась национальная буржуазия, и вопрос о независимости встал очень и очень серьезно. И тогда Европа со спокойной совестью ушла из колоний. Не совсем, конечно, ушла, но все-таки ушла. И тратить усилия на их развитие она не стала.
Сегодня Россия чем-то напоминает колониальные державы позапрошлого века. Только в качестве «колонии» выступает Сибирь. Безусловно, тут есть своя специфика, ибо по разные стороны от Урала живут, по преимуществу, русские люди. Но от этого зачастую трагизм ситуации только усиливается. В настоящий момент центр по-европейски эксплуатирует Сибирь, проводя очень вялую политику ее освоения. Такое впечатление, что через определенное количество времени Россия оттуда уйдет, предоставив «аборигенам» возможность развиваться как они того хотят. Возможно — за счет китайской колонизации. Впрочем, не исключено, что некоторые территории будут взяты под патронаж неплохо развивающимся азиатским Казахстаном.
А произойдет эта «деколонизация» тогда, когда сырье Москве уже особо не потребуется. Сейчас это кажется невероятным, но давайте рассуждать логично. Ведь не всегда же нефть и газ будут играть такую важную роль в экономике. Последняя имеет свойство развиваться, а это предполагает развитие и самой энергетики. Не исключено, что скоро мир перейдет на альтернативные источники энергии (водород, электричество, солнце). Тогда и Россия будет вынуждена перестраиваться. И в этих условиях Сибирь может показаться ей ненужной обузой — тем более, что там живет меньшинство населения.
То есть, как ни странно, но сырьевая ориентация нынешней российской экономики вовсе не предполагает заинтересованности центральных элит в сырьеносной Сибири. Скорее наоборот. Она как бы подталкивает к мысли о том, что зауральское пространство — источник временного обогащения, который, по истечении срока самого обогащения, лучше будет забыть. Это европейское колониальное мышление, которое смотрит на эксплуатируемые пространства как на объект эксплуатации — прежде всего. Выгодно его эксплуатировать — и он находится в империи, не выгодно — и его из империи выбрасывают.
Поэтому европейски мыслящие элиты никогда не будут особо напрягаться с Сибирью. А они у нас сегодня мыслят именно по-европейски.
Возникает вопрос — а может ничего особо страшного в такой вот деколонизации не будет? Сумела же Европа — сумеем и мы. И «нам» будет легче, и сибирякам.
Но тут есть очень много «но», которые напрочь отбивают любой оптимизм. В-первых, сама Европа сейчас пожинает плоды своего ухода из колоний. Афро-азиатская миграция идет полным ходом, а в самом третьем мире зреют очень серьезные антизападные силы.
Во-вторых, под боком у отсоединенной Сибири окажется такой мощнейший центр силы, как Китай. Сумеют ли сибиряки от него «отбиться» — это еще очень большой вопрос (если не сумеют, то Китай станет всесильным в Евразии).
Да, в свое время свежеотделенная от Британии Индия сумела противостоять китайской махине. Но тогда и Китай был гораздо слабее, а Индия всегда обладала огромным населением.
В-третьих (а может, и в первых) одно дело — отделение от Англии индусов, и совсем другое — отделение русских областей от России. Это может вызвать огромные и непредсказуемые потрясения.
Поэтому от колониально-европейского мышления надо избавляться, и чем быстрее, тем лучше. Это возможно, хотя наши элиты упорно хотят в Большую Европу. Хотят-то они хотят, но вот пустят ли их туда? Дело в том, что русское сознание — не европейское (вне зависимости от того, считают ли себя русские европейцами или не считают). И даже когда носитель такого сознания искренне хочет стать европейцем, у него это получается слабо, что отлично понимают (или чувствуют) в самой Европе. Как окраину нас туда еще примут (по частям, конечно). Но сильная Россия там никому не нужна, ибо она сразу ломает все цивилизационные смыслы, которые складывались в европейских центрах сотни лет — без какого бы то ни было нашего участия.
Возможно, что какая-то часть элит в обозримом будущем это осознает. Хотя бы под угрозой оказаться на месте Милошевича, в разлюбезной Гааге. Тогда им в голову неизбежно придет мысль о том, что из европейской части необходимо уйти, ибо она есть тот сверх-ландшафт, который как бы заставляет думать по-западному. И нахождение на его территории делает элиты зависимыми от Запада — пусть и психологически. Но и психология значит очень многое.
Если мы хотим остаться Россией (и чтобы осталась сама Россия), то нам необходимо переместить свой центр за Урал. Но инициатива в этом должна принадлежит именно Центру, точнее каким-то его представителям. Региональные элиты данным процессом руководить не должны. И не потому, что они какие-то плохие, а потому что региональные. А это неизбежно накладывает отпечаток регионализма на любые проекты. Региональный вариант сибиризации может привести к отделению Сибири от России, чего хотели бы некоторые сепаратистки мыслящие интеллектуалы, любящие поиграть в «Великий Новгород» или «Независимую Сибирь». Импульс должен придти из Москвы, как он пришел оттуда в начале XVIII века.
К чему же приведет всероссийская сибиризация? К дальнейшей русификации России. Мы ведь действительно — и не Европа, и не Азия, хотя земли у нас есть и там, и там. Но мы и не Евразия — это понятие вообще очень абстрактно (Строго говоря — это гигантское пространство всей Европы и всей Азии. Ясно, что Россия не может его вместить.) Мы — Сибирь, где находится большая часть наших земель, где существуют огромные и почти не используемые потенции национального развития. Поэтому сибиризация будет способствовать пониманию нами себя — ни больше, ни меньше. Если признать это, то все становится на свои места — по крайней мере, в головах. А дальше нужно сделать так, чтобы все стало на свои места еще и на пространствах нашей России. И место российского Центра — в Сибири. Но для того, чтобы очутиться на своем месте, необходимо максимально сосредоточиться на себе же, избегая западнических и евразийских соблазнов. Необходима изоляция.
