Пятьсот могил разведчика Романова

На что патриарх Всея Руси благословил полковника ГРУ

«На этот путь меня наставил Бунин…»

В тот день за машиной советского дипломата Анатолия Романова увязался «хвост». Американцы подозревали, что под «дипкрышей» мог работать профессиональный военный разведчик. Не было только улик. Машина Романова двигалась в сторону дальней окраины Нью-Йорка. Куда? На кладбище. Но это же идеальное место для конспиративных встреч, для устройства тайников, для… В общем, классика шпионажа. Тем более, что Романов, выйдя из машины и скрывшись в глубине кладбища, извлек из кармана фотоаппарат. Сотрудники ФБР выследили и агента, на связь с которым вышел советский резидент. Им оказался… Сергей Рахманинов. Прах великого русского композитора был погребен в той самой могиле, к какой Романов положил цветы, а потом снял памятник на фотопленку. Надо ли говорить, сколь тщательно были осмотрены эти цветы, когда советский дипломат покинул кладбище? Однако цэрэушники ничего не нашли…

По тем — брежневским — временам Романов совершил экстраординарный и даже рисковый поступок. Убежденные коммунисты не должны были посещать могилы эмигрантов-соотечественников, какими бы заслугами перед наукой, культурой, искусством те ни обладали. Возможно, военный разведчик был первым представителем многочисленной советской колонии в столице США, который отважился поклониться праху великого русского композитора.

Тот давний эпизод из жизни полковника Анатолия Александровича Романова закончился вполне благополучно, а вот приключение подобного рода во Франции под Ментоном могло обернуться весьма печально. Дело в том, что местные мафиози приняли интуриста из России за полицейского филера. Романову стоило многих трудов объяснить им, что он разыскивает могилу русского адмирала Ивана Григоровича, скончавшегося здесь в эмиграции более полувека назад. Однако поверили и даже сопроводили на всякий случай на местное кладбище, дабы убедиться в правоте слов чудаковатого иностранца. Могила бывшего морского министра была также увековечена на фотопленке…

Итак, пора сказать главное: Анатолий Романов, ныне отставной полковник ГРУ, разыскивает по всему свету могилы русских эмигрантов, оставивших свой след в науке, искусстве, политике, культуре.

Все свои средства военный пенсионер который год вкладывает в заграничные поездки, в нескончаемый поиск… В его уникальном собрании свыше пятисот уникальных фотографий, на которых запечатлены надгробья Деникина и Керенского, Дягилева и Осоргина, Шаляпина и Северянина…

У меня нет объяснения, почему трижды проверенный и правоверный член КПСС, более того, «человек из органов», обязанный и по долгу службы, и по партийной вере, мягко говоря, не симпатизировать белоэмигрантам, как и эмигрантам всех прочих мастей и оттенков, вдруг проникся особым чувством, быть может, даже состраданием к изгнанникам Родины?

— Мы все перед ними виноваты, — утверждает Романов, — за то, что им, далеко не самым бесполезным нашим соотечественникам, а чаще всего — талантливым, знающим, толковым, энергичным деятелям науки, искусства, литературы, политики пришлось по разным причинам испытать одну печаль — жить и умереть на чужбине.

— Как вы к этому пришли, Анатолий Александрович? С чего все началось?

— В 1981 году я перешел на работу в одно из управлений министерства морского флота. Мой новый шеф много поездил по белу свету и как-то показал мне фотографию могилы Ивана Алексеевича Бунина на кладбище Сен-Женевьев де Буа. Захотелось самому поклониться праху любимого писателя. Но в те годы общение с эмигрантами, даже мертвыми, было более чем предосудительно. Короче, я заболел. Можно сказать, Иван Алексеевич Бунин и наставил меня на этот путь… Стал листать энциклопедии, справочник, как и где наши великие люди заканчивали свой путь. Советские энциклопедии хранили старательное молчание о зарубежных судьбах наших великих соотечественников. Вся белая эмиграция, да простится игра слов — сплошное белое пятно в этом плане. Начал я поиск наших знаменитостей сначала с поездок по Союзу: побывал на могиле Александра Грина под Ялтой, у Айвазовского в Феодосии, у Волошина в Коктебеле… Потом облазил все московские некрополи. В конце 80-ых удалось побывать в Праге. Первым делом отправился на старинное Ольшанское кладбище, где погребены великолепный сатирик-юморист Аркадий Аверченко, его коллеги — Евгений Чириков и Василий Иванович Немирович-Данченко, старший брат нашего известного театрального деятеля. Ну, а когда выпала поездка в Париж, целыми днями пропадал на легендарном русском некрополе в Сен-Женевьев де Буа…

Дольше всех искал могилу Юлия Анненкова, драматурга, художника, писателя. Помогла вдова Михаила Осоргина — Татьяна Алексеевна.

В альбомном собрании полковника Романова, и без того скорбном, есть вдвойне печальный раздел — «Исчезнувшие могилы». В нем имена тех, кто погребен в братских могилах, в символических захоронениях, и тех, у кого они были, но исчезли по самым разным причинам. В том числе и по нашему, российскому, небрежению.

— Вспомним Сухово-Кобылина… В России нет ни одного провинциального театра, не говоря уже про столичные, где бы не ставили «Свадьбу Кречинского» или «Смерть Тарелкина». Но почему-то никому из театральных деятелей не пришло в голову положить цветы к надгробью замечательного драматурга. Ладно — положить, просто поинтересоваться, а где же покоится прах человека, чье имя не сходит с наших театральных афиш почти столетие. И если вдруг сегодня кто-то из самых совестливых спохватится, то и он ничем не сможет почтить память классика отечественной драматургии. Могилы Александра Васильевича Сухово-Кобылина вот уже как пять лет больше не существует. Она была на маленьком кладбище под Ниццей в городке Больо-Сюр-Мер. Во Франции, как и во многих других европейских странах, на могильный участок существует аренда. У чиновников министерства культуры не нашлось почти символической валютной суммы (на евроремонты своих офисов находится), чтобы спасти последний приют Сухово-Кобылина. В 1997 году наступил конец арендного срока, останки выдающегося драматурга, почетного академика Петербургской академии наук были извлечены из земли и кремированы. Какое-то время его урна занимала ячейку N9 местного колумбария. А потом убрали и ее.

— Куда?

— Надо полагать туда, куда свозят кости завзятых «неплательщиков». Говорят, под Парижем есть катакомбы, куда и отправляют бесхозные останки… Столь же печальная участь постигла и могилу замечательной русской киноактрисы Веры Холодной. Как известно, она умерла в Одессе в 1919 году. Когда киногруппа Никиты Михалкова снимала фильм «Раба любви», кинематографисты решили положить цветы к могиле главной героине фильма. Благой человеческий порыв улетел в никуда: никто не мог сказать, где похоронена великая киноактриса. Одесситы-старожилы припомнили, что кладбище N1 возле Привоза, где была погребена Вера Холодная, снесено бульдозерами в 1953 году. А дальше грустный одесский анекдот (хотя одесские анекдоты грустными не бывают): могилы Веры Холодной нет, но можем предложить могилу ее режиссера Чардынина на кладбище N2. И предложили. Там, на надгробном камне режиссера установили памятный знак Вере Холодной, урожденной Левченко. Такая у нас жизнь. Точнее — смерть…

«Я шагал по трупам…»

И тут я задал ему дурацкий вопрос: Анатолий Александрович, вы не боитесь покойников, рыская по кладбищам? Он усмехнулся:

— Покойников я перестал бояться в сорок пятом под Данцигом…

Выпусник Одесской артиллерийской спецшколы Толя Романов начал войну командиром огневого взвода противотанковых 45-миллиметровых пушек на 2-м Белорусском фронте. Потом принял батарею, но не из шести, как было принято в противотанковой артиллерии, а из трех орудий, поскольку потери истребители танков несли жесточайшие. Порой сам работал за убитого наводчика. Участвовал в штурме Кенигсберга.

— В самом конце войны наш полк бросили на юго-запад Курляндии. Все перемешалось, сами оказались в двойном кольце окружения. Немцы шли в бой со знаменами. Пробивались отчаянно — терять нечего.

Под Данцигом дрались мы за молокозавод, где засели эсэсовцы. Вот уж где кровь с молоком была!.. Тут вызывают меня к командиру полк. Бегу в дом, где размещался в подвале штаб. Влезаю в окно первого этажа — ступить некуда: всюду трупы немцев. Пол сплошняком устлан. Дрались они до последнего — с оружием в руках лежали. И так несколько этажей. Короче, весь дом набит трупами. Мне кричат — «Да прыгай же, чего сдрейфил?!» И я прыгнул и пошел по убитым, как по матам… А в подвале командир полка налил кружку трофейного рома. «Комбат, завод надо взять во чтобы то ни стало. Ты меня понял?» За то и выпили. Завод взяли. А я получил 14 осколков мины…

До 1948 года служил в войсках. Стояли в Николаеве. Последняя должность — командир дивизиона управления 40-го полка гвардейских минометов, то бишь «катюш». Потом предложили перейти в военную разведку. Учил английский. Работал 3-м секретарем посольства в США. Потом перевели в ООН…

Нет, покойников полковник Романов не боится. Боится другого — травы забвения, которой порастают наши святыни. Потому и не расстается со своим «никоном» ни в России, ни за границей.

Грешно называть его увлечение словом «хобби». Это великое служение отечественной культуре, российской истории. Это та самая «любовь к отеческим гробам», к которой призывал Александр Пушкин.

Узнав о подвижническом труде отставного полковника, патриарх Московский и Всея Руси Алексий II благословил Анатолия Александровича на издание его «Зарубежного русского некрополя».

По материалам журнала «Континент»

http://stoletie.ru/territoria/70 903 155 124.html