 |
| Нескучный сад | Дмитрий Лихачев | 04.09.2007 |
Дмитрий Лихачев родился в 1977 году. После школы поступил в Московский химико-технологический институт им. Менделеева. В 18 лет устроился в интернат для незрячих детей на подработку ночным воспитателем, и работа с детьми так его увлекла, что после второго курса он перевелся в педагогический вуз. После окончания преподавал в школе химию. С 2004 года стал завучем, а затем — директором средней общеобразовательной московской школы N1019. Женат, три сына.
Детки из клетки
— Есть мнение, что сейчас дети меньше хотят учиться, более распущенны, ну и такая проблема, как мат и курение в школе — раньше же такого не было? Дети нынче стали хуже?— Мой предшественник, бывший до меня директором в этой школе, когда к нему учителя приходили жаловаться на детей, что вот, «сейчас такие дети, такие дети, вот раньше…» зачитывал им такую примерно цитату: «Дети перестали слушаться взрослых, их мода нам непонятна, их увлечения безобразны и т. п.», а потом задавал вопрос, кто автор? И выяснялось, что автор — чуть ли не старик Державин.
Действительно, дети сейчас и курят, и ругаются матом. Но школа — это не обособленный институт, ведь туда приходят дети из семей, так что проблема мата — это не проблема только школы. Все главное происходит в семье. Однако любая школа в состоянии повлиять на эту ситуацию. Конечно, искоренить мат или полностью побороть курение в юношеском возрасте в школе весьма сложно — даже в самой великолепной. Но вот над чем можно и нужно работать — это школьные традиции. Там, где всем наплевать — ну, ругаются матом и ругаются, там, конечно, это будет процветать, а в такой школе, где модно быть некурящим, спортивным, чисто говорящим — без слов-паразитов и уж тем более без матерных слов, где модно поднять бумажку, а не бросить ее на пол, этого будет гораздо меньше. Конечно, если только одергивать: «Ну-ка, заткнись, придурок! Ты что сказал? Сейчас я родителей вызову!», толку будет мало. Нужно действовать более тонко.
Когда я пришел в эту школу, что я увидел? Собрались человек тридцать, от мала до велика, с сигаретами в зубах, прямо на крылечке — все заплевано, все в окурках… Начали мы с этим бороться вместе с предыдущим директором — и сейчас у нас единичный случай, когда курят где-то на виду у учителей. А вначале приходилось курильщиков гонять и постоянно контролировать. Выйдешь на крылечко, буквально как сирена «а-а-а-а!» — все убежали, смылись. Я, например, не стесняюсь обнюхивать детей, не понимаю, почему некоторые учителя считают это унижением своего достоинства. А при случае рассказываю, как сам бросил курить.
Конкретный вопрос школе — что делать? Работать над традициями. А для этого школа должна не только учить, но и вести активную воспитательную работу.
Надо, чтобы в школе был орган ученического самоуправления, который бы оказывал ощутимое влияние на жизнь школы. Конечно, власти давать детям нельзя, они еще маленькие, не все могут адекватно воспринять — но найти в школе моменты, на которые дети реально могут повлиять — хотя бы на свой школьный уклад. Соревнования провести между классами, поездку организовать… Чтобы это была инициатива детей — и эту инициативу надо всячески поддерживать. Потому что ребенка увлечь легко — они еще достаточно чистые, ведомые. Задача школы — постараться сделать так, чтобы ведомы они были не курильщиками и не матерщинниками.
Вот есть дети, которые матерятся — для них это какой-то признак крутизны, модности. Но есть дети совершенно другие. И их немало — просто они, может быть, не такие яркие (горлопаны всегда заметнее). И нужно, чтобы в школе возникло неформальное лидерство таких детей.
— В чем же тогда, как вам кажется, главная проблема сегодняшних детей?
— Я бы сказал так: в родителях. Когда приходит по вызову в школу поддатый папа и говорит своему шестикласснику: «Я тебе по окончании школы не буду машину покупать, раз ты так себя ведешь"… Или у нас был один ребенок, который убегал все время из дома. Однажды он пришел в школу, не заходя домой. Мы вызвали маму, говорим: дождитесь конца уроков и уведите ребенка за руку домой. Но мама ушла на работу, и ребенок снова пропал.
Сейчас дети стали более развязными со взрослыми, это есть. Потому что излишняя свобода ни к чему хорошему не приводит. При том, что я достаточно молод, и меня часто обвиняют в свободных взглядах на образование, мне кажется, дети должны знать порядки. Потому когда от детей слышишь «у нас демократия, вы нарушаете мои права», хочется спросить: не слишком ли ты для своих лет громкие слова говоришь, деточка?
— С родителями вам, как директору, много приходится общаться? Родители ведь приходят в школу в основном с претензиями.
— Я очень рад, когда родители приходят в школу. Дети ведь в основном доносят до родителей свои переживания не по поводу учебы, а по поводу общения в школе — не только с детьми, но и с учителями. Ведь что для детей главное в школе? Общение. Класса до десятого качество образования их волнует мало. Так что сам образовательный процесс родители не видят. Например, получил ребенок двойку. Мне всегда удивительно — почему нет родителя на следующий день в школе? Хотя бы поинтересоваться, в чем у ребенка проблемы? У ребенка, конечно, тоже нужно спросить, но часто на вопрос «Почему двойка» ребенок отвечает так: «Ой, Марьиванна она у нас вообще такая — она всем двойки просто так ставит!» Чтобы школа была хорошей для родителей, они сами должны участвовать в ее жизни. Мы, например, сейчас хотим сделать школьный сайт, чтобы родители через него могли общаться друг с другом и с учителями.
Когда приходит мама и начинает ругаться, что ее ребенка здесь не понимают или плохо учат, я рад! Я всегда говорю — приходите, только приходите не когда уже вода утекла. Нормальный учитель поймет претензии родителей. Я всегда говорю: все решаемо, давайте мы сядем и вместе будем искать выход. Бывает, что родители из мухи слона раздувают. А бывают родители «слепые» — я их так называю, которые уверены: мой ребенок золотой, и все тут. Но нормальный учитель поймет, как надо работать с таким ребенком и с его родителем. Ведь мы можем про одни и те же проблемы сказать так: ваш ребенок не понимает химию, он дурак. А можно сказать: знаете, у вас что-то не в порядке с химией, давайте поищем пути, как это поправить. Учитель плохой? Будем работать с учителем.
Я стремлюсь сделать школу более открытой — через тот же сайт, через привлечение родителей, чтобы школа получала объективную оценку своей работы. Мне кажется, одно из важнейших качеств школы — ее открытость.
Обычный день открытых дверей, это что? Родители приходят к учителям и беседуют про своих чад. А мы что сделали: в первую часть дня открытых дверей рассадили наших учителей по группам — математики, физики, лирики — и так далее. И каждая группа старалась родителей чем-то удивить. Вместо, например, математики проводили экономическую викторину с родителями. Родитель увидел учителя в действии — как он общается, как на доске пишет, какие у него интонации в голосе — нормальные люди все вполне… Учитель ИЗО давал мастер-класс с детьми вместе. Сажали родителей, учили их рисовать — вот тут же, на месте. Учитель музыки их учил песне… У физиков дети показывали опыты, причем такие интересные — кто-то из лимона электричество получал, кто-то там еще чего-то… Вот такие формы действенны оказались.
Учителя и «училки»
— В девяностые годы статус учителя в нашей стране упал уже, казалось, ниже низкого. Сейчас ситуация как-то изменилась?— Знаете, был такой период, когда я даже стеснялся своей профессии. А потом перестал стесняться, даже гордиться начал — наверное, это признак того, что статус учителя стал расти. Зарплата хоть и остается низкой, но я бы ее уже не назвал унизительно низкой. Конечно, понятие о среднем уровне у всех разное, но вот я кормлю троих детей и жену — и живем мы нормально.
— Есть такое выражение — «училка». Это кто?
— Вы знаете, существует такой термин — профессиональное выгорание. Оно характерно не для всех профессий. Например, токарь не выгорит. Он, наоборот, с каждым годом свое мастерство оттачивает — а учитель наоборот, выгорает на своей работе, потому что работа эмоциональная. Вот мне кажется, что «училки» — это выгоревшие учителя, которым уже ничего не интересно, они работают, как машины.
Мое глубокое убеждение — научить быть учителем невозможно. Вот приходит молодой специалист, он может совершать ошибки, допускать какие-то ляпы, но если талант есть, всегда видно: это — уже учитель. А бывает, человек идет в учителя от безысходности. В школах часто работают почему? Потому что близко к дому, график работы удобный и т. п. Я для себя учителей делю не на хороших и плохих, а на честных и нечестных. Честные — те, кому эта работа доставляет удовольствие, кто готов расти вместе со школой, понимать детей, а нечестные — те, кто просто халтурят, номер отбывают.
Ведь что такое урок, если вдуматься? Урок — это произведение искусства. Если урок рассчитать по минутам, но провести без интереса, без эмоций, эффекта не будет. Учитель — это в каком-то смысле актер. Можно информацию рассказать, а можно, условно говоря, спеть и сплясать. Так что учитель — это все-таки талант.
— Помню, когда я училась в школе, у нас был учитель, у которого на уроке все просто откровенно разговаривали — даже курили мальчики на уроке. Он был учитель истории, добрейший человек — но он не мог ничего сделать с классом. А у других была тишина… А что должен делать учитель, чтобы дети его слушались?
— Если дети учителя не слушаются — это вина только учителя. Здесь нет рецептов — каждый находит свой путь. У нас есть одна учительница математики, уже пенсионерка — она никогда не повышает голос, а на уроке у нее идеальная дисциплина. Кстати, знаете, как можно определить, какая у учителя на уроке обстановка? Вот он заболевает, выходишь на замену — а на замене дети по привычке ведут себя так же, как у того учителя на уроке. Или захожу я в тот же класс, который у меня на химии идеально себя ведет в тот момент, когда у них другой урок — я их не могу узнать, нужно еще какое-то время и усилия потратить, чтобы восстановить тишину.
— А что вы предпринимаете?
— Ну, здесь голь на выдумки хитра. Мы же когда детей своих воспитываем, не садимся с вечера и не пишем конспект воспитания на завтрашний день. И здесь так же. Где-то шуткой, где-то прибауткой, кого-то вызовешь досрочно, а иногда и по столу стукнешь так, чтобы все подпрыгнуло и снизу прибежали и спросили — ничего у вас не упало? Иногда вот так. Только это, конечно, не должна быть истерика. Истерика — это беспомощность. Когда учитель бесится, это значит — все, дети, вы меня победили. Показывать такое поражение ни в коем случае нельзя, если дети взяли верх — все! Но, с другой стороны, нормальный учитель на ошибках учится. Я когда свой первый класс взял в обычной школе, это были восьмиклассники, я их в первый год посадил себе на шею, у молодых этот соблазн всегда возникает, хочется быть добрым… Где-то я допустил слабинку — так потом я с ними до одиннадцатого класса не мог ситуацию исправить, потому что уже сложился неверный стереотип. Зато со следующего года у меня проблем не было — я проанализировал все свои ошибки, увидел, почему они у меня ведут себя так. Тут все довольно тонко, и учитель должен себя увидеть… Иногда, к сожалению, бывает — ну не дано человеку быть учителем! Вот он хороший, прекрасный человек, знает предмет, но что-то ему мешает, какое-то личное качество. Кому-то не хватает жесткости, ремня не хватает, а в другом, наоборот, только один ремень и есть. А детям ведь нужно и пообщаться. Хотя во всем нужно знать меру.
Я молю Бога, чтобы мне быть адекватным детям. Иногда учитель пошутит, ему видится, что шутка смешная. А детям это совершенно не смешно… Поэтому, прежде чем пошутить, лучше подумать — а дети-то это поймут? Потому что одним и тем же педагогическим воздействием можно получить совершенно различные эффекты.
Со мной произошел однажды ужасный случай, за который на меня можно было бы и в суд подать. У нас была одна старшеклассница, достаточно такая фривольная девушка, позволяющая себе хамство многим учителям, это еще в бытность мою классным руководителем. Захожу я к ним на один из уроков — а она сидит и ест чипсы. Учитель при этом ведет урок. Сейчас у меня был бы первый вопрос к учителю: как это можно допустить, чтобы ребенок ел чипсы на уроке? А тогда у меня слов просто не было от возмущения. Я подошел к ней и при всем классе эти чипсы на голову ей вытряхнул. Потом мне стало очень стыдно за этот свой поступок, я в тот же день к ней подошел: «Маша, извини меня, ради Бога…» Она говорит: «Что вы, я понимаю, простите, я больше не буду, я сама виновата…» Понимаете, когда дети видят искренность, они понимают, что учителя — тоже живые люди. Мы не должны надевать на себя маску, пыжиться, строить из себя таких всесильных. Не нужно бояться показать свою человеческую слабость. Учитель не должен быть идеальным — он должен быть человеком. Человек воспитывает человека, робот человека не воспитает никогда в жизни.
Оболтус, считающий звезды
— А трудные подростки есть у вас в школе?У нас государственная районная школа, и выгонять кого-то мы не имеем права. У нас есть дети, которые считаются трудными, но, например, их рисунки висят на школьной выставке. Он оболтус, зато он рисует, хоть чем-то, но интересуется. А другой ходит в кружок астрономии. Он может ничего не понимает в этих альфах-бетах, но ему интересно на звездное небо смотреть! А вот педагогам надо из этого маленького интереса извлечь какую-то большую пользу.
Даже в самой безвыходной ситуации лягушка сметану сбила в масло. Ну, достался нам такой «трудный» ребенок, так что теперь — не учить его? Ну, извините — тогда нам грош цена. Я не отрицаю, что с такими детьми работать сложно, но сложность — это не повод снять проблему: вот сидит он дуб дубом — и пусть сидит, ничего не хочу с ним делать. Этого не должно быть! Надо где-то на горло своей песне наступать — и работать.
— А как быть, когда дети могут обозвать, даже ударить педагога?
— Это проблема учителя. Я знаю, некоторые мои коллеги-педагоги просто расстреляют меня за эту фразу… Но вот же: тот же ребенок, который может ударить учителя, который может матом оскорбить, на другом уроке сидит нормально. Почему? Понимаете, учителю ничего не стоит самому спровоцировать ребенка. Мы же иногда не думаем, что мы говорим детям. У нас одна коллега даже ведет дневник педагогических ляпов. Например, учитель говорит: «Я твою мать учил, яблочко от яблоньки недалеко падает…». Это же прямое оскорбление! А другой учитель как-то проявит уважение.
Дети, еще в поиске еще находятся, они такие неустойчивые…
И Церковь так трепетно относится к детям, потому что в них есть чистота. Дети, даже когда шкодят или делают какие-то с точки зрения взрослых неправильные поступки, очень часто делают это по наивности, по непониманию. Ведь очень мало детей — не побоюсь этого слова — гадких. Бывают такие детишки — но в основном ведь нашкодят, просто потому что маленькие. Котелок еще не варит на все сто: взял, что-нибудь натворил… А учитель в этом проступке увидит уже преступление, закоренелость какую-то. Чтобы понимать детей, надо с ними общаться.Вот, например, сейчас такая мода — девушки ходят с голыми животами. Они ведь порой даже не думают, как это выглядит, ну, мода такая, они и ходят. И если к такой девушке подойдет учительница в возрасте и скажет: «Как тебе не стыдно, ты выглядишь как проститутка!» — она рассмеется, и хорошо, если не в лицо. Я думал, как с этим бороться — вот, нашел один способ, правда, он может быть, не всем подходит. Я как-то зашел в класс, и, между прочим, обращаясь не к конкретной к девушке, а так, ко всему классу, говорю: «топик и брюки с низкой талией хорошо одевать, когда талия есть». Смотрю — кто-то из девушек перестал так одеваться.
— Получается «война миров» — взрослые против детей…
— Знаете, слово «война» меня смущает. Конечно, противостояние существует. Но я склонен расценивать его как плюс, как движущую силу. Мне кажется, что опытный педагог должен не воевать с детьми, его противостояние должно быть с доводами. Потому что если ученик скажет: «дурак учитель», а учитель, выйдя из класса, скажет: «дурак ученик, что сейчас за дети?» — от этого никакого толку не будет. То, что у нас стар и млад имеют разное мнение — так всегда было и будет. Может быть, для этого и нужны в школе молодые педагоги от двадцати до тридцати, которые будут как связующее звено между детьми и более старшим поколением учителей. У нас в школе так удачно сложилось — поровну учителей разных возрастов — и совсем молодых, и уже пожилых, солидных. Мне кажется, это очень хорошо.
— Что может плохую школу сделать хорошей?
— Очень сложно сказать. У нас, чтобы хоть в чем-то переломить ситуацию, такая работа колоссальная была проведена — абсолютно всеми: учителями, администрацией учащимися… Мне кажется, что дело все-таки в открытости. Ведь когда что-то открыто для обозрения, вокруг него меньше слухов и сплетен возникает. А то что раньше было слухами и сплетнями, должно превратиться в конструктивную критику, которую открытая школа примет к действию… Ведь в школе всё просто. Кто нами должен быть доволен? Две стороны. Государство, от которого нам поступает заказ на образование, и родители, чей заказ с другой стороны мы должны реализовывать. Поэтому надо открывать все двери — открывать себя. Вот, никаких секретов у нас нет, давайте решать проблемы. Но только конечно, это обязывает и родителей, общественность, вникнуть в наши проблемы. Давайте вместе делать одно дело! Родителям это важно, потому что это их дети, нам это важно по такой громкой причине, что это — наше будущее, будущее нашей страны.
— Ученики и учителя знают, что вы ходите в храм?
— Я этого не скрываю, если кто-то что-то спрашивает — с удовольствием общаюсь на тему веры, но сам не являюсь инициатором таких разговоров. Мне вообще непонятно, когда учителя начинают тем детям, которые вообще в храме ни разу не были и у которых богомольная старушка вызывает насмешку, раздаривать иконы, православную литературу и памятки к исповеди. Одну такую учительницу мне даже пришлось уволить. Я ей говорю: «А вдруг они нарисуют усы на иконе, прости Господи! А если выкинут просто?» Мне кажется, тут лучше «недогнуть», чем «перегнуть». Мне кажется, большая опасность — в том, чтобы зажечь какое-то надсмеяние и ненависть к вере. Однажды священник, которого я считаю своим духовником, на проповеди сказал фразу, и она мне очень запала в душу: «Кто знает, в чем наше служение Господу? Может быть, оно в том, чтобы просто честно выполнять свою работу…»
Я прекрасно знаю православно ориентированных учителей нашей школы, и с удовольствием с ними беседую. Если встречаю учеников или учителей наших у храма, как-то с особым трепетом с ними здороваюсь. У меня с большинством коллег теплые, нормальные отношения, и достаточно нормальные, адекватные отношения со многими детьми — может быть через это можно указать им какой-то путь к Православию? Сформировать адекватное отношение к Церкви, к вере — вот это, мне кажется, в наших силах.
Марина НЕФЕДОВА
http://www.nsad.ru/index.php?issue=42§ ion=10 005&article=698
