Храм, рынок и держава

Слово «идеология» пришло к нам из советского прошлого. Может быть, оно там и осталось?
Не совсем так. Свою идеологию имеет любая страна, каждый общественный уклад.
Идеология — это реальное мировоззрение, которым руководствуются люди, классы, партии, государства. В 90-х годах прошлого века российскую идеологию определяли два лозунга — «обогащайтесь» и «берите суверенитета, кто сколько может». Правда, к концу того драматического десятилетия рейтинг произнесшего эти слова Б. Н. Ельцина упал до 3 — 4%.
Совсем другую идеологию предлагает стране ныне действующая власть.
Недавно, 21 июня 2007 года, на встрече с преподавателями истории в Кремле президент В. В. Путин заявил, что Россия не может жить навязываемыми ей извне представлениями о собственном прошлом и тем более будущем. Еще раньше, в феврале, президент встречался с молодыми писателями, подчеркнув при этом, что русский язык и литература — это государствообразующий фактор.

Какая идеология нужна сегодня России?

Действительно, Россия не просто страна, а целый континент и даже отдельная цивилизация. Поэтому она не может проводить политику какого-либо этнического национализма — например русского. Россия слишком велика и духовно значительна, для того чтобы строить свою жизнь по образцу агрессивного этноцентризма малых наций. Но это не отменяет российского — и прежде всего русского патриотизма, который заключается в ясном осознании народом и властью предназначения своей страны на великой шахматной доске планеты. Если Россия — это самостоятельная цивилизация (а так считали практически все крупные культурологи и историки от Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера до А. Тойнби и Л. Н. Гумилева), то и проблемы у нее свои, а не американские или китайские. Основная проблема российской цивилизации заключается в несовместимости России и либерального капитализма, и президент В. В. Путин, судя по его словам и делам, это понимает.

Крест, меч и золото (духовная, государственная и экономическая власть) — вечный выбор истории. У нас этот выбор совершался в ХХ веке по меньшей мере трижды — в феврале 1917 года, когда власть православного царя была заменена властью буржуазных демократов; в октябре того же года, когда «человек с ружьем» (идея коммунизма) оттеснил «человека с рублем»; наконец, в августе 1991 года, когда ориентированные на богатство либералы снова пришли к власти в Москве. Во всяком случае сейчас в идеологическом пространстве России решается вопрос о господстве над человеческой свободой и, следовательно, над страной. Дело в том, что принадлежащий к российской цивилизации человек осуществляет в своей деятельности глубинные принципы именно православно-русской идеологии. Это касается прежде всего его отношения к богатству и свободе. Богатство и все его аксессуары воспринимаются у нас скорее как соблазн, чем как награда («не обманешь — не продашь»). Слово «свобода» по-русски звучит скорее как «с волей бога», чем «даешь права человека». Проще говоря, это означает, что построение в России либерально-буржуазного общества в принципе невозможно. Самые скрупулезные расчеты на это оборачиваются жестокой утопией, колеблющейся между хаосом и мафией («500 дней» и т. д.). Чтобы преодолеть последствия либеральных экспериментов над страной, России в очередной раз придется выделить из себя особый слой служилых людей — ответственных и образованных государственников, которые возьмут на свои плечи тяжесть работы с инновационными технологиями Запада с позиций национального ценностного выбора. Это трудная задача, но она в принципе выполнима, что подтверждает как опыт петровских реформ, так и отчасти опыт Советского Союза. Зло не в деньгах самих по себе — зло во власти денег. Зло не в компьютере — зло в подмене подлинной жизни ее виртуальной симуляцией. Зло не в общении народов — зло в глобальной американизации мира, которая вежливо называется новым мировым порядком. Зло не в самом по себе налоговом номере — зло в той манипуляции людьми, ради которой может быть (но может и не быть) использован этот номер.

В России отношения церкви, государства, общества и человека всегда носили (и носят до сих пор) иной характер, чем на Западе. Православно-русская цивилизация не создавала непереходимой пропасти между церковью, государством и народом. Власть и народ в русской исторической традиции — это части единой духовной паствы, каждая со своей миссией на этой земле. Великие московские соборы ХVI — ХVII веков и были практическим разрешением вопроса о свободе, государстве и обществе в России. На всем протяжении отечественной истории идея соборного единства (под разными именами) остается центральным образом Руси в отличие от образа страны как банковской корпорации (Америка) или изящного салона (Франция). Даже в современных условиях приходится признать, что властная онтология на Руси с трудом меняет свою сакральную принадлежность, будь то имитация парламентской республики или просто олигархическая «малина» с гимном без слов.

Что касается гражданского общества (по-русски — «земли»), то оно, как обычно, разворачивается между вертикалью государственной дисциплины и горизонталью финансового самоутверждения. В этом социальном пространстве и должна формироваться национальная буржуазия, ориентированная на внутренний рынок и державную поддержку, а не на «крышу» из Вашингтона или Брюсселя. Капитализм — это рыночные отношения, распространенные на все уровни жизни, от религии до похоронной процессии («вы купили себе место на кладбище?»). При либеральном капитализме в России продается и покупается все — тела, души, ученые и воинские звания, министерские должности, государственные секреты, дипломы любых вузов, медицинские диагнозы, мигалки на машину… На ученом языке это называется системной коррупцией.

Если на Западе протестантское отношение к денежному успеху фактически оправдывает (и в определенном отношение упорядочивает) культ Маммоны, то православное сознание России внутренне противится «золотому богу» («от трудов праведных не наживешь палат каменных»). Если всеобщая продажность — особенно в форме олигархической круговой поруки, «банкократии» — продлится еще лет десять, то к 2017-му «дорогие россияне» продадут кресты на куполах, звезды на башнях и разойдутся допивать оставшуюся у них водку, а их территорию займут другие, более жизнеспособные народы.

Государственный интерес

Исходя из сказанного, можно сформулировать задачу державной политики России на современном этапе. Политический класс Российской Федерации должен сохранить прежде всего сам принцип государственности, причем с опорой на духовную власть — Церковь — в союзе с национально ориентированной буржуазией. Это единственно возможная в посткоммунистической России стратегия, нацеленная на дальнейшее существование и укрепление страны. Нужно понять, что сама идея разделения властей (духовной, политической и экономической) и отчуждения государства от капитала и информации для нашей страны непригодна. Сила и богатство, деньги и контроль за информационным полем должны у нас в конечном счете принадлежать носителю державного авторитета (а не владельцам денег), хотя и через посредство ряда промежуточных звеньев. Меч и золото должны находиться в России под охраной организованного общенародного Целого — в противном случае они превращаются в нечто псевдосамостоятельное и начинают служить чужим силам. Иными словами, у нас должна быть обеспечена значительная «идеологизированность» экономики и культуры, то есть признание высших религиозно-нравственных целей общественной и культурной деятельности. Это и есть суверенная демократия. Об этом же говорил митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в своей известной речи на Х Всемирном Русском соборе в Москве в июле прошлого года.

Роль личности в истории

«Переходя на личности», следует подчеркнуть, что президент Путин осуществляет в конечном счете именно государственническую программу устроения России после коммунизма. При всех ошибках, слабостях и компромиссах (особенно в плане взаимоотношений между богатыми и бедными, использования пресловутого Стабфонда и т. п.) он, без сомнения, стремится сохранить державную доминанту русской жизни, не дав ей окончательно упасть в рыночный тоталитаризм. Судя по делам президента и его команды, к исполнению принят корпоративный проект организации российского общества, объединяющий в единой социальной системе все ключевые сословия, классы и нации страны и тем самым как бы синтезирующий в себе отечественную историю (имперский герб, демократический флаг и советский гимн). Не случайно правящая партия носит название «Единая Россия». Что касается духовных истоков указанной программы, то надо признать, что нынешний президент — это первый руководитель страны со времени императора Николая Второго, который открыто признает себя православным христианином. В 2005 году он — с третьей попытки и опять-таки первым из «царствующих особ» России — побывал в знаменитом монастыре на горе Афон (Греция). Солдаты президентского полка в Кремле одеты теперь в традиционную русскую военную форму — очевидно, это не бутафория, а символика мышления нынешней власти…

Так или иначе, за последние пять лет Россия стала постепенно возвращаться к самой себе. Как бы ни старались либералы всех мастей («бархатные», «розовые», «оранжевые»), традиционный духовно-культурный и социально-политический уклад России воспроизводит себя (в разных вариантах) уже почти тысячу лет. Суверенитет страны — это не только нефть или ракеты, это прежде всего ее духовная и интеллектуальная сила. Русские патриоты и верховная власть должны найти друг друга — иного им не дано. В конечном счете государствообразующим народом России является именно русский народ. Совершенно прав политолог А. С. Панарин: «В русской истории действуют два тайных принципа — союз грозного царя с народом против изменников-бояр и союз пророчествующей церкви с „нищими духом“ против сильных и наглых» («Искушение глобализмом»).

В этом плане знаменателен новый российский праздник — День народного единства 4 ноября, символизирующий именно народную инициативу защиты своей державы, когда в ополчение пошли все — от торговца Минина до князя Пожарского, и всем миром (всем «гражданским обществом», если угодно) восстановили законный царский престол в Кремле. Это была та самая «обратная связь» народа со своей властью, о которой так пекутся нынче наши демократы. Идеальных людей, и особенно идеальных правителей, не бывает — тем более надо поддерживать органичные для русской цивилизации стороны их деятельности. Никто не может отрицать тот факт, что сегодня мы имеем дело с первой после распада СССР попыткой выработки национальной геостратегии России. Среди наших правящих элит появились патриотически-мотивированные сегменты — это очень важно. Что касается ярости либералов (представляющих на общественной сцене компрадорский капитал, ориентированный на внешние политико-экономические запросы) — она вполне в стиле их «игры на понижение», будь то политика или культура: даже намек на восстановление вертикали российского бытия выводит их из себя.

Подводя итог своим размышлениям, замечу следующее. Если патриотические силы не поддержат в нынешней сложной социально-политической ситуации конструктивных тенденций команды Путина (или его «наследника»), они будут наказаны такой «бархатной» революцией, на фоне которой переворот 1991 — 1993 годов покажется детской забавой. Со своей стороны, властвующая элита тоже должна пройти свою часть пути навстречу русскому народу. В противном случае народ может быть спровоцирован на очередной «русский бунт» (одновременно социальный и национальный), а действующая власть лишится поддержки собственного народа. Американский конгресс уже выделил миллионы долларов на поддержку «оранжевой революции» в России — это серьезное предупреждение. Сходите на какой-нибудь «марш несогласных» — вы увидите его последствия на деле.

Русскому человеку нужна верховная власть не потому, что он «раб», а потому, что в глубине души он хочет служить чему-то более высокому, чем польза, комфорт, плюрализм и т. п. Запад поверил в эти сказки, по существу, перестав быть христианской цивилизацией (страна happy end). Нынешним «интердевочкам» и «интермальчикам» с утра до вечера внушают, что жизнь — это карнавал, на котором надо успеть повеселиться. Собственно, в этом и состоит главный соблазн «оранжевой» идеологии.

Россия, со своей стороны, до сих пор живет мыслью, что власть и культура в государстве должна исходить не от пошлой «одинокой толпы» и не от хозяев спекулятивных капиталов, а от высшего, доступного данному народу, идеала. Вопреки потугам всевозможных инженеров и каменщиков человеческих душ, она до сих пор помнит, что «блаженны изгнанные за правду». В этом, уверен, заключается ее миссия.

http://www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10 244 444@SV_Articles