 |
| Нескучный сад | 22.08.2007 |
В жизни много негатива, однако чернуха в современных СМИ деструктивна и, главное, лжива по своей сути. Посмотришь некоторые программы, и кажется, что вся наша жизнь состоит из одного негатива. В итоге получается не правда жизни, а абсурд. Разрушительный для тех, кто это смотрит и этому верит. Но писать и снимать передачи об инвалидах, бездомных, сиротах, заключенных, чтобы пробудить у читателей и зрителей сострадание, желание помочь, можно и нужно. Мне кажется, читать и смотреть такие материалы душеполезно. Они ставят на место мозги, помогают посмотреть на жизнь вокруг без шор. Иначе невозможно изменить окружающий мир. Несовершенный, но в котором нам выпало счастье жить.
Еще мы настороженно относимся к людям, которые не похожи на большинство: с другим цветом кожи, разрезом глаз и т. д. По этой же причине те, кого проблема не коснулась напрямую, слышать ничего не хотят об особенных детях, детях-инвалидах. Люди находятся во власти предрассудков, я бы даже сказал, суеверий, дети-инвалиды вызывают негативные эмоции. Я много работаю с родителями, у которых родились проблемные дети. На первой же беседе подчеркиваю, что все, что я скажу, прошу понимать буквально, даже если кому-то покажется, что я издеваюсь. Я говорю им, что появление такого ребенка — это счастье, потому что открывает в твоей жизни новое, потрясающе интересное измерение, о котором раньше ты, возможно, и не подозревал. Словами это объяснить непросто, это надо почувствовать, но меня прекрасно понимают родители, воспитывающие таких детей хотя бы несколько месяцев. Кстати, другие люди, изъявившие желание пообщаться с таким вот особенным ребенком, довольно быстро открывают для себя, насколько это интересные люди.
Дмитрий СОКОЛОВ-МИТРИЧ, корреспондент газеты «Известия»:
— Я тут недавно в одной книжке прочитал про ловушку для обезьян, которую веками используют охотники в Южной Индии. Ловушка состоит из пустого кокосового ореха, привязанного к колышку. Внутри — немножко риса, который можно достать через маленькую дырочку. Дырочка велика настолько, чтобы сквозь нее прошла ручка обезьяны, но слишком мала, чтобы прошел ее кулачок с зажатым в нем рисом. Обезьяна засовывает в орех руку — и вот она уже поймана не чем иным, как собственным неумением пересмотреть свои ценности. Она не может догадаться, что свобода без риса ценнее неволи с рисом даже перед лицом явной опасности — когда появляются крестьяне, чтобы забрать свою добычу. Мне кажется, мы все в той или иной степени похожи на эту обезьяну с рисом в кулачке. У кого-то риса больше, у кого-то меньше, но почти все из нас больше всего на свете боятся разжать руку и обрести спасение.
Дмитрий ШПАРО, путешественник:
— В 1970—1980-е годы меня преследовала навязчивая мысль, что может начаться война с американцами. Я, благополучный ученый, семьянин, крепкий физически молодой человек, иногда даже засыпал с этой мыслью. Сейчас вспоминаю и удивляюсь.
Я на лыжах прошел тысячи километров по дрейфующим льдам Северного Ледовитого океана. Толщина льда три метра, льдина площадью несколько квадратных километров весит миллионы тонн. Когда две такие льдины сталкиваются, а ведь все движется, лед дрейфует, то на месте стыка многометровый лед крошится, как яичная скорлупа. Страшно видеть такое. Но профессиональный путешественник должен быть заранее психологически готов к страху перед дрейфующими льдами (как яхтсмен — к шторму) и знать, что делать в этой ситуации.
Страх путешественнику необходим как защита. Если он ничего не боится, гораздо больше опасность погибнуть. Хороший альпинист боится камнепада, лавины, предчувствует их, принимает меры безопасности. Это не трусость, а нормальная защитная реакция. Например, горожан надо призывать бояться машин. Потому что реально в больших городах больше всего людей погибает именно в дорожно-транспортных происшествиях. Я думаю, страх перед машиной в городе так же естествен, как в горах страх перед лавиной.
Я прекрасно понимаю, что сотни тысяч людей в нашей стране боятся не получить вовремя зарплату, потерять работу. Боятся бедности, боятся не найти денег на необходимую для их ребенка операцию. Это социальный страх, гораздо более сильный, чем любой другой. Говорить и писать об этом надо. В том числе и в художественной форме. Думаю, что талантливое произведение (будь то книга, фильм, спектакль) о человеческом горе, о социальных проблемах — хороший урок для души. Нужны и статьи, и передачи, но журналистам, пишущим на такие темы, надо быть вдвойне ответственными. А то вот одна газета гонит одну за другой страшные истории про то, как садисты выкрадывали и мучили детей. Уже, по-моему, с десяток статей появилось. Создается впечатление, что это страшная примета времени. Но в другой газете опубликовано подробное интервью на эту же тему со специалистами, которые считают эту серию публикаций психологической атакой на читателей. По словам специалистов, случаев садизма и надругательства над детьми не стало больше по сравнению с предыдущими десятилетиями. Бороться с маньяками и садистами надо, но рекламно смаковать трагедии? Кому от этого польза? Другое дело, когда после трагедии в Беслане газета «Известия» на нескольких полосах опубликовала фотографии погибших детей. Шокирующий фоторепортаж, но, на мой взгляд, оправданный. Он помог читателям почувствовать глубину трагедии, понять, насколько преступники потеряли человеческий облик. Это мое мнение. Судя по тому, что главного редактора вскоре сняли, многие отнеслись к публикации фотографий из Беслана по-другому.
Мария КАННАБИХ, помощник депутата Государственной думы, президент Фонда помощи заключенным:
— Люди боятся оказаться невостребованными, не нужными ни семье, ни обществу, боятся остаться без работы. Раньше в жизни была относительная стабильность, а сейчас (последние лет двадцать) если не будешь все силы вкладывать в работу, легко ее потерять. И особенно боятся всего этого те, кто отбывает наказание или освобождается из заключения. Многие из них не нужны своим родственникам, а общество тем более не готово их принять, интуитивно охраняет себя от них. Причем всегда охраняло. Наша задача — изменить отношение общества к людям, отбывшим наказание, помочь им встать на ноги, начать новую жизнь. Это в интересах самого общества.
Вторая страшная примета именно нашего времени — мы боимся за своих близких, за своих детей. Когда я росла, то после школы спокойно гуляла во дворе (родители работали). И дочь моя гуляла одна. Разве сегодня возможно отпустить детей из дома одних? Каждый день слышим в новостях, что где-то в России украли, избили, изнасиловали или убили ребенка. Страшная криминализация общества! Отталкивая людей, которые отбыли наказание, раскаялись, хотят начать новую жизнь, мы провоцируем рецидив, способствуем росту преступности. Конечно, если человек в тюрьме глубоко уверовал в Бога, он со смирением примет все испытания. Но многие там только начинают переосмысливать жизнь. Выдержат ли они равнодушие (в лучшем случае), неприятие и недоверие окружающих? Мы создаем сейчас в колониях реабилитационные центры, где заключенных психологически готовят к встрече с окружающей действительностью после освобождения. Но необходимо и встречное движение — готовность общества поверить этим людям, принять их, помочь с работой и жильем. Отворачиваться от этой проблемы, закрывать глаза? Это проблема не единиц, а нескольких миллионов людей. Я имею в виду не только заключенных, но и их близких родственников.
Вера МИЛЛИОНЩИКОВА, главный врач Первого московского хосписа:
— Боюсь ли я сама смерти? Наверное, боюсь. Скорее боюсь, чем не боюсь. Придет — узнаю. Это точно. Вот меня приговорили к смерти в прошлом году. И когда сказали, что диагноз ошибочный, я подумала: как это, я уже приготовилась, что же, начинать все сначала? Думаю, что боюсь. Уверена, что боюсь. Но узнаю об этом, когда начну страдать. Ведь чего мы боимся? В смерти — неизвестного, а перед смертью — страданий. Ведь мы чего всегда просим? Если смерти, то мгновенной. Кошмар какой-то. Просим мгновенной смерти, просим неподготовленности полной! Хотим оставить всех близких в шоке.
Бороться со страхом — таких больших задач хоспис на себя не берет. Для того чтобы бороться со страхами, у нас очень мало времени. Люди больше всего боятся одиночества. Одиночество людям нужно или нет? Я лично считаю, что нужно. А большинство людей его не переносят… Я, может быть, тоже перед смертью его не буду переносить. Но главное — людям не хватает любви. Вот что хоспис дает — это чувство защищенности любовью. Мы пытаемся приблизить родственников, друзей, наладить контакты, чтобы люди, с которыми человек прожил жизнь, показали, как они его любят.
Люди боятся боли. Болевой синдром не снимается в домашних условиях. Мы спрашиваем больного: что вас больше всего в данной ситуации волнует? Он отвечает: «Боль нестерпимая… умереть хочу». Мы боль снимаем — он улыбается, он передвигается, он может повернуться в постели. Одна наша больная говорила, что ей духовник не разрешает обезболиваться. И мне пришлось дойти до начальства этого духовника, и мне сказали, что он не прав. Мы эту женщину вернули к жизни, она несколько лет спала сидя, а мы ее приучили к кровати. Она у нас даже играла на фортепиано.
Вот сейчас у нас умер больной… Так случилось, что он должен был умереть от голода. Мы предложили ему операцию, гастростомию, чтобы он питался через трубочку в желудке. Он так изголодался, умирать от голода трудно… И когда эта стома была наложена, он не мог говорить, весь в трубках, он показывал знаками — большой палец кверху: вот какая жизнь сейчас — я ем!
Меня иногда спрашивают, что делать, умирает родственник, а у нас в городе нет хосписа? Конечно, хоспис сам не построишь. Но можно поднять всех на ноги, друзей, знакомых, не постесняться прийти к соседям: «Вам же не трудно, вот ключ под ковриком, вот вам ключ, придите, помогите, вот пеленки лежат. Вы с ним двенадцать лет жили через стенку, не знали, как его зовут. Его зовут Коля, придите к нему, посмотрите просто, чтоб он лежал сухой, с каждым может такое случиться…» Не бояться делать добро, не бояться любить.
Алексей РУДОВ, руководитель проекта «К новой семье»:
— Не могу говорить за всех. Я больше всего переживаю за семью, опасаюсь, как бы чего не случилось, пока меня нет дома. Еще нет уверенности, что при необходимости милиция нас защитит.
А нежелание читать и слушать о проблемах, болезнях и трагедиях незнакомых людей естественно. Подсознание блокирует избыточный поток негативной информации, с которой трудно справиться. Ведь невозможно воспринять ее равнодушно. Если люди не знают, что предпринять, не верят, что могут реально помочь, они выбирают стратегию избегания: мол, у нас и своих проблем хватает. Нормальная защитная реакция. В годы социальных потрясений она усиливается. Выход один — наиболее ответственным, переживающим и сострадающим людям брать на себя чуть больше ответственности за других. Тогда вокруг них начинают объединяться единомышленники, и что-то сдвигается. Такие объединения (часто это добровольцы) дают опору, помогают поверить, что каждый может что-то сделать. В одиночку можно справиться с проблемой одного человека или одной семьи, но не с социальной проблемой общества. А требовать такой ответственности от всех нельзя.
Елена КАМБУРОВА, певица:
— Во все времена люди больше всего боялись войны, ее последствий и других социальных потрясений. И мы не исключение. Многие также не без оснований боятся природных катаклизмов. А лично для меня самое страшное — грубость и невежество. Сегодня, увы, они процветают и в обществе, и в культуре, и в СМИ.
Я удивляюсь, когда узнаю, что кому-то надоели воспоминания о войне или репрессиях. И очень рада, что недавно по телевизору показали фильм «Завещание Ленина» по рассказам Варлама Шаламова. В нем есть художественность и человечность, необходимая в любом произведении искусства, а тем более в произведении о недавней народной трагедии. Недавней, потому что еще живы люди, которые помнят те страшные времена.
Хорошо, что появились издания, публикующие информацию о том, как можно помочь больным, инвалидам, сиротам. Знаю людей, которые, прочитав об этом, сразу стали звонить по указанным телефонам и по возможности помогли: кто-то деньги перечислил на операцию или протез, а кто-то кровь сдал.
Во многих странах бросается в глаза, как много на улицах людей в колясках. Бросается нам, россиянам, потому что дома мы их на улице почти не встречаем. У нас таких людей тоже немало, но совсем нет условий, чтобы они могли выезжать: ни в подъездах, ни в магазинах, ни в транспорте. Общество отворачивается от этих проблем, не замечает этих людей. А отношение к инвалидам и обездоленным — показатель культуры общества, лакмусовая бумажка.
Юрий Шевчук, рок-музыкант:
— Многие сегодня не хотят знать о чужом горе, вообще боятся смерти, больницы. Мы ведь живем в таком мире, где человек от смерти и от невзгод заслоняется. Я сейчас новую песню написал, «Страна встает на ноги», а что делать тем, кто без ног?! Люди просто боятся напрягаться, себя слишком жалеют. В прошлом году я провел полгода в больнице, мы спасали там с детьми дочку моего товарища. Она заболела раком. Ездил раз в неделю. И мы ее спасли, Наташу, — выздоровела, слава Богу! Одно из моих правил: художник, музыкант, он всегда должен быть не только там, где хорошо, но и там, где плохо людям, это очень важно.
Подготовили Леонид ВИНОГРАДОВ, Алиса ОРЛОВА, Дмитрий РЕБРОВ
http://www.nsad.ru/index.php?issue=42§ ion=2&article=687
