 |
| Русский дом | Андрей Воронцов | 22.08.2007 |
Митрополита Петроградского Вениамина арестовали в Александро-Невской лавре в Петрограде 29 мая 1922 года. Произошло это при весьма знаменательных обстоятельствах. Вместе с чекистами в канцелярию митрополита явился принимать дела бывший духовный сын владыки — отлучённый им накануне от Церкви протоиерей-обновленец Александр Введенский. Именно по доносу этого «пастыря», внука крещёного еврея из кантонистов, и произошёл арест. Увидев митрополита Вениамина, Введенский, от природы наглый, нимало не смутился и подошёл под благословение. «Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду», — спокойно сказал владыка и отвернулся. 13 августа 1922 году он был расстрелян по приговору ревтрибунала.
Мученическая смерть митрополита Вениамина была предрешена ещё за несколько месяцев до ареста и приговора. 19 марта 1922 года В.И. Ленин направил письмо в Политбюро с грифом «Строго секретно». Там, в частности, было написано: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления….Я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. (…) Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше!».
Нынешние дискуссии об авторе этого жуткого письма имеют какой-то странный характер. Одни говорят: Ленин был жестокий и безнравственный; другие отвечают — укажите нам политика, который в таких экстремальных условиях был бы добрым и чистеньким. И всё, в конечном счете, сводится к выяснению, хорошим или плохим политиком был Ленин. Да разве в этом дело? Все политики в известном смысле стоят друг друга. В Ленине ужасает другое: его ненависть к Православию. Нет, это не просто атеизм, как у какого-нибудь Плеханова, здесь что-то другое… Религию Ленин называл «одной из самых гнусных вещей, какие только есть на свете» («Лев Толстой как зеркало русской революции»). Никто и никогда так мерзко не высказывался о христианстве, как он («отвратительное труположество»). Более того: Ленин буквально выходил из себя, если кто-то из близких ему писателей или философов говорил что-нибудь положительное о Боге. «Идеалистическая сволочь!» — так нервно отреагировал он на одну из не понравившихся ему сентенций Гегеля («Философские тетради»).
Всё это в православной традиции называется одним словом — бесноватость. Если бы Ленин был просто идейным атеистом, он, по крайней мере, мог бы встречаться с представителями высшего духовенства, вести переговоры, как это делали Калинин, Дзержинский или позднее Сталин. Но он, видимо, людей с крестами на груди совершенно не переносил, его от них корёжило. Отметим также, что не у Троцкого, не у Зиновьева, не у Дзержинского, а именно у Ленина мелькнула эта «блестящая» мысль: учинить кровавую расправу с православным духовенством именно тогда, «когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов». И это при том, что голод 1921−1922 гг. развязали сами большевики политикой продразверстки.
Из письма бесноватого Ильича в Политбюро не совсем ясно: а за что, собственно, кроме абстрактных «черносотенства» и «реакционности», будут убивать православное духовенство? А его обвинят… в организации голода. Дескать, попы заперли в алтарях и подвалах огромное количество церковных ценностей, на которые можно было бы купить голодающим хлеб…
Между тем, потрясённый величайшим бедствием, поразившим Россию, Патриарх Тихон ещё в августе 1921 года создал Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим, который начал сбор средств на борьбу с голодом. Но Совнарком запретил деятельность этого Комитета и потребовал передать уже собранные деньги комиссии ВЦИК, что и было сделано. Позднее, 19 февраля 1922 года Патриарх Тихон выпустил Воззвание, в котором разрешил духовенству и верующим «использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления… на помощь голодающим». Словно в издёвку, в ответ на это через 4 дня последовал декрет ВЦИК, предписывающий органам власти принудительно изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. Это воспрещалось канонами Вселенской Церкви как святотатство, о чём и объявил Патриарх в Послании от 28 февраля.
15 марта 1922 года попытка насильственного изъятия богослужебных ценностей привела к народному бунту в Шуе, что и послужило непосредственным поводом для написания ленинского письма. Когда отряд красноармейцев окружил городской собор, верующие ударили в набат, сбежались люди, в солдат полетели камни, поленья, куски льда. В ответ они открыли огонь и убили пять человек. На следующий день вспыхнули волнения в Петрограде. Для разгона снова были вызваны войска.
Петроградский митрополит Вениамин был человеком, не склонным ни к каким конфликтам, особенно политическим. 5 марта он объявил о готовности передать на борьбу с голодом «все церковное достояние вплоть до священных сосудов» при соблюдении нескольких, чисто формальных для большевиков условий: чтобы передача ценностей была не изъятием, а самостоятельным пожертвованием Церкви, совершалась с благословения высшей церковной власти, а расходы средств были подконтрольны жертвователям и употреблялись исключительно на помощь голодающим.
Поначалу большевики ответили согласием, но вскоре, как и следовало ожидать, пошли на попятную: «Никаких переговоров, никаких жертв. Всё принадлежит власти, и она возьмёт своё, когда сочтёт нужным. Духовенство должно лишь призвать к спокойной сдаче». В этой ситуации склонный к компромиссам митрополит Вениамин проявил, как и Патриарх Тихон, стойкость. 13 марта он твёрдо заявил, что в случае насильственного изъятия ценностей «я вынужден буду обратиться к верующему народу с указанием, что таковой акт мною осуждается как кощунственно-святотатственный».
И верующие встали на защиту святынь. С 16 марта по 4 мая 1922 года в Петрограде происходит 11 ожесточённых столкновений милиции с защитниками церквей, для разгона которых неизменно вызываются войска и даже кавалерия. Экспроприации в храмах осуществлялись «с самой бешеной и беспощадной энергией», как и требовал Ильич. Похожая обстановка складывалась и в Москве, где 7 мая ревтрибунал приговорил к расстрелу 5 человек за сопротивление изъятию церковных ценностей. Но казней большевикам мало — они инициируют «обновленческий» раскол в Церкви. Патриарх Тихон арестован. Он успевает назвать одним из своих преемников митрополита Вениамина. В Петроград отправляется «обновленческий» эмиссар — священник А. Введенский, объявивший себя представителем новой церковной власти — Высшего церковного управления (ВЦУ). 26 мая Введенский явился к митрополиту Вениамину, чтобы уговорить его подчиниться власти ВЦУ, а стало быть и большевиков. Владыка, узнав, что на мандате Введенского нет подписи Патриарха, аудиенцию немедленно прекратил. 28 мая специальным посланием он отлучил А. Введенского, а также петроградских священников Е. Белкова и В. Красницкого, тоже членов ВЦУ, от Церкви. Введенский в тот же день приехал к митрополиту… с начальником Петроградского ГПУ И. Бакаевым. Глава питерских чекистов прямо, без экивоков заявил владыке, что он будет арестован и расстрелян, если не отменит отлучения. «Делайте что хотите, а я ни от одного слова не откажусь», — ответил митрополит Вениамин. Введенский вернулся вместе с Бакаевым в ГПУ и стал под протокол давать показания об «антисоветской деятельности» своего бывшего духовного отца. На следующий день владыка был арестован.
10 июня 1922 года начался суд ревтрибунала над митрополитом Вениамином и еще 88 обвиняемыми. Рассказывать о нём подробно едва ли стоит — ведь приговор был предопределён Лениным и Троцким заранее. Отметим только, что в своём последнем слове владыка абсолютно ничего не сказал в защиту себя лично. Он говорил лишь о невиновности своих товарищей по несчастью, утверждая, что они выполняли исключительно его распоряжения. «Я, — закончил он, — говорю бездоказательно, но ведь я говорю в последний раз в жизни, а такому человеку обыкновенно верят». В зале воцарилось тишина. Наконец, председатель ревтрибунала сказал голосом, в котором впервые за весь процесс послышалось что-то человеческое: «Вам дано последнее слово, чтобы вы сказали что-либо о себе». «Что я могу о себе сказать? — пожал плечами митрополит. — Я не знаю, что вы скажете мне в своём приговоре: жизнь или смерть? Но что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу — слава Богу за всё».
Ревтрибунал приговорил 10 человек во главе с митрополитом Вениамином к расстрелу. 3 августа 1922 года президиум ВЦИК заменил шестерым из них смертный приговор пятью годами тюрьмы, оставив в силе приговор митрополиту Вениамину, архимандриту Сергию (Шеину), протоиерею Иоанну Ковшарову и профессору Юрию (Георгию) Новицкому. Все они ныне причислены Церковью к лику святых.
Волею судьбы, последнее слово владыки Вениамина на суде оказалось не последним. До нас дошло его письмо из тюрьмы, написанное незадолго перед расстрелом. В нём есть такие слова: «Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос — наша жизнь, свет и покой».
Святый священномучениче Вениамине, моли Бога о нас!
