 |
| Русское Воскресение | Вадим Цеков | 20.08.2007 |
— Вы извините, мой хороший друг, — сказал он, — но в прошлый раз вы как-то уж резко прервали наш разговор и спешно покинули меня, не дав даже договорить… А хотелось бы ещё поделиться с вами и о замыслах моих соплеменников более кардинального характера применительно к России и к её этносу. Ведь нас с вами, уверен, единит главное: и вы, и я — искренны в своих суждениях. Потому убедительно прошу вас и в дальнейшем оставаться толерантным по отношению ко мне.
«Что ж, — подумал я, — пусть раввин поведает мне и о кардинальных замыслах своих коварных соплеменников, а я, в свою очередь, при первой возможности, расскажу о них в печати трудовому народу», — и, не откладывая, тут же назначил ему встречу.
Встретившись со мной, он сразу же, с первой же минуты, завел разговор о «кардинальных замыслах» сионистов применительно к этой стране.
— Я долго, мучительно и углубленно осмысливал нынешнюю политическую ситуацию, — сказал раввин, — и пришел к однозначному выводу: мои соплеменники на сто процентов правы. Окончательная победа сионистов над ненавистной для всех нас Русью и православием, этими чудищами, извечно стоящими на пути наших людей к всемирному иудейскому царствованию, будет бесспорно и гарантированно обеспечена, если политически стерилизованные нами русские аборигены, достигнув необходимой нам кондиции, целиком и полностью превратятся в обыкновенных жуиров. И пусть они, русские аборигены, — политические кастраты, — все как один станут напропалую жуировать во благо нам, предоставляя полнейший простор для целеустремленных действий сионистов в этой стране.
-Жуировать? — подивился я. — Это как?
— Поясню, — продолжил раввин, — но сначала определимся с терминами. Видите ли, французское слово «жуир», равно как и русское слово «кутила», выражают сущность весело и беззаботно живущего человека, ищущего в жизни только удовольствий и наслаждений. Ну, а производные этих слов «жуировать» и «кутить» на практике означает: хорошо весело развлекаться, пьянствовать в разгульной компании, бражничать, пиршествовать, пировать и просто проводить время в кутежах… И не обязательно при этом жуир — кутила должен тратить много денег. Пить горькую можно даже в одиночку и с пустым карманом… А ещё разгулявшимся жуирам-кутилам нравится нахлебничать у доверчивых одиноких женщин, а то и идти к ним на последние в качестве примаков. Тогда уже для этих предприимчивых проходимцев-весельчаков наступает в жизни вообще полнейшее раздолье — лафа: хоть каждый день пей, гуляй и непременно постоянно провозглашай застольные, многословные, витиеватые заздравные тосты и как бы свой утончённый, всеобъемлющий интеллект и эрудицию… Обладают эти самые политически стерилизованные нами жуиры-кутилы характерной особенностью. У них повышенная склонность к мимикрии…
— К мимикрии, — уточнил я, — это в каком смысле?
— В самом обыкновенном, — ответил раввин. — Мимикрия — это, как известно, полезное для жизни свойство некоторых животных принимать защитную, подражательную окраску, схожую по цвету и форме либо с другими водящимися в этой местности животными, либо с неодушевлёнными предметами окружающей природы: листьями, камнями и тому подобное. Так вот и жуиры-кутилы, подобно упомянутым мимикрирующим животным, всегда и везде с величайшей легкостью меняют «окраску» и «форму» в зависимости от той окружающей среды, куда они попадают. Взят на вооружение современными жуирами-кутилами и всемирно изощрённый конформизм. В ходу у жуиров-кутил: приспособленчество, пассивное принятие существующего порядка, господствующих мнений, отсутствие собственных позиций, беспринципное и некритичное следование любому образцу, обладающему наибольшей силой давления. А действия всех этих политически стерилизованных нами амбициозных, предельно эгоистичных жуиров-кутил окольцовываются сплошным циничным, махровым лицемерием. Свою неискренность и злонамеренность они всегда и везде прикрывают притворным чистосердечием и добродетелью.
— Что ж, — промолвил я, — зарисовка, сделанная вами, красочная.
— Тут следует заметить, — продолжил раввин, — что наши соплеменники, поселившись в очередной иноземной державе, всегда и везде сразу же приступали к превращению по максимуму коренного населения приютившей нас стране в сплошных политически стерилизованных жуиров-кутил. А это создавало благоприятнейшие условия нашим соплеменникам для завладения этой страной, позволяло нам в кратчайшие сроки оттеснить представителей коренного народа страны поселения от политической жизни и вскоре вовсю манипулировать местными властями и беспрепятственно доить туземную экономику. Делание представителей коренного народа страны нашего поселения политически стерилизованными жуирами-кутилами оказалось прекрасным инструментом в технологии ускоренного закабаления нашими соплеменниками приютившей их державы. Но с Россией, с её специфическим, духовно-нравственным, патриотическим этносом в этом отношении нашим соплеменникам пришлось изрядно повозиться, прежде чем мы наладили в этой стране приемлемую для наших целей массовую популяцию жуиров-кутил из коренных русачков. Вообще говоря, в каждой стране нашего поселения, заполненной взращенными нами политически стерилизованными жуирами-кутилами из коренного народа, мы всегда и везде чувствуем себя, как рыба в воде.
— С какими же трудностями столкнулись ваши соплеменники в нашей стране, ставя здесь на поток массовое взращивание политически стерилизованных жуиров-кутил из коренного народа? — поинтересовался я?
— Трудности известные… - философски протянул раввин.
— И всё же? — повторил я вопрос.
— Да что говорить, — в сердцах воскликнул он, — одна только чёртовая «черта оседлости» для наших соплеменников на территории Российской империи, учреждённая жестоким царизмом, сколько доставила нам неудобств, унижений и страданий. И только февральская буржуазная революция в России в 1917 году, наконец, уровняла наших соплеменников в гражданских правах с коренным населением этой страны. Да спасибо еще и коммунистам-большевикам за то, что почти сразу же после Октября 1917 года нам удалось протолкнуть через верхушку власти беспрецедентное в мировой юридической практике постановление, что за малейшее проявление юдофобии теперь можно было вполне законно ставить гражданина к стенке и пускать в расход на страх остальным… А с прибытием в Россию Троцкого со своим кагалом наши позиции в руководящих структурах этой страны значительно укрепились. А если говорить точнее, то почти все высшие посты в большевистской власти были захвачены нами. И если бы тогда, в 1917 году, у нас под руками были в наличии не местечковые безграмотные, да к тому же безгранично алчные кадры, то уже тогда мы бы могли перехватить у большевиков-коммунистов абсолютную власть в России. Короче, у нас тогда не хватило критической массы… Между тем наш тогдашний, полный контроль над силовыми ведомствами этой страны позволил немедленно приступить к реализации первейшей задачи. А конкретнее, к замене национальных русских кадров на наших ставленников-соплеменников. Срочно нам надо было решать как сионистскому племени жить дальше. И тогда в Москву беспрепятственно съехались наиболее влиятельные сионисты со всего мира и постановили: коль власть в России в обозримом будущем будет принадлежать коммунистам, то надо без промедления идти в их ряды и включаться в многотрудную, тяжелую работу подрыва этой власти изнутри, цинично используя коммунистическую идеологию, государственные и партийные структуры в своих целях. Благо, что к этому времени в партию большевиков немало удалось внедрить наших людей. И настало время применить на Руси беспроигрышную спецполиттехнологию.
— Что же это за «спецполиттехнология»? — спросил я.
— Впервые её, — размеренно продолжал раввин, — с блестящим успехом опробовали наши соплеменники ещё две с половиной тысячи лет назад на персидском царе Кире. Без помощи царя Кира наши люди никогда бы не смогли захватить власть в этой империи. На нем, на царе Кире, наше племя впервые показало, как можно обманом, лицемерием, подкупом и предательством пролезть в иноземное правительство, а затем подчинить все себе. Захватив же власть в иноземном государстве, наши соплеменники бесцеремонно управляли марионетками-правителями, разжигали вражду между народами и создавали конфликты для достижения нашей «сверхнациональной» цели — мирового господства… Вот тут-то, собственно, тогда, в 1918 году, и начала реализовываться в России наша всеобщая программа по взращиванию и всемирному культивированию из русских аборигенов, особенно из коммунистов, политически стерилизованных жуиров-кутил, будущих потенциальных предателей своей Отчизны, разного рода конформистов, оппортунистов, ренегатов, коллаборационистов, а попросту говоря, мерзких клятвопреступников. Но зато в лице этих фигурантов мы приобрели верных, надежных наших пособников в развале Советского Союза. С годами же эта наша программа ускоренного превращения русских аборигенов в жуиров-кутил все больше набирала обороты. Делянки селекционного взращивания политически стерилизованных жуиров-кутил из русских аборигенов возделывались нами на всей территории Страны Советов. Возник даже среди сообразительных вновь испеченных жуиров-кутил из русачков состязательный, негласный процесс: кто, мол, из них побольнее ущипнет Советский Союз, поизощреннее предаст его и нанесет ему ощутимый экономический ущерб. И этот увлекательный, заразительный состязательный процесс охватил не только отдельных самовлюбленных, амбициозных жуиров-кутил, но и стал популярен среди разнообразных, всесоюзных ведомств, министерств и целых отраслей народного хозяйства. А руководители этих государственных подразделений в угоду нашим соплеменникам даже гордились и хвастались тем, кто сколько взрастил под своим началом преуспевающих в предательстве Страны Советов «маяков». Поначалу, правда, говорилось об этом исподтишка, шепотом, а позже, к концу XX века, говорили и вовсе открыто, громогласно и с демонстративным вызовом. Особенно же динамично сработала наша программа по взращиванию политически стерилизованных жуиров-кутил из русских аборигенов в послевоенный период после Сталина. Да так бурно и результативно рос численный и качественный состав волонтеров, желающих нам с усердием послужить, что к концу так называемой перестройки, затеянной Горбачевым, среди новоявленных знаменитых, сановных жуиров-кутил всесоюзного масштаба уже значились и члены ЦК КПСС, его секретари, члены Политбюро, и руководители тогдашнего Совмина СССР, Президиума Верховного Совета СССР, и генералы центрального аппарата КГБ СССР… Да и много других фигурантов такого же властного уровня, не говоря уже о многочисленной околокремлевской челяди, проституирующих журналистах, писателях, деятелях науки, культуры и иной подобной пресмыкающейся мелкоте, обслуживающей верхушку политической власти в стране при любом режиме и во все времена.
— Неужели так уж все из перечисленных вами категорий граждан к концу века в Советском Союзе стали завзятыми жуирами-кутилами? — вставил я. — Да еще к тому ж вашими активными пособниками в развале Страны Советов?
— Ну, допустим, не совсем все, — парировал раввин, — но им несть числа. К следующей нашей встрече вам будут представлены дополнительные исчерпывающие конкретные сведения о влиятельных властных партийно-советских русачках, превратившихся в прожженных, заядлых жуиров-кутил и активно подсобивших сионистскому движению в развале Советского Союза… И замечу, всех этих упомянутых мною жуиров-кутил объединяет не только то, что в «застойные» годы социализма, используя его преимущества, они успели получить два-три высших образований, запастись всякими там учеными степенями-званиями, успешно продвинуться по партийно-государственной вертикали и максимально, в жестких рамках условий тогдашнего режима, сумели незаметно, но изрядно по тем временам обогатиться, приблизившись к номенклатурному партийному «корыту». Их объединяет и не только то, что по мере освоения цековской «кормушки», у привилегированных советских людей и их семей проявился вкус к разного рода частной собственности, к финансам, к недвижимости и так быстро развился этот вкус, что многие из них готовы уже были поменять власть на собственность, а когда встал вопрос: власть или собственность? — без колебаний сделали ставку на собственность. Упомянутых мною сановных жуиров-кутил объединяет и не только то, что фактически они вдобавок за собственность хладнокровно продали сионистам свой истинный советский профессионализм, за что сейчас при нашей власти в этой стране, проявив известную гибкость, они стали охотно, не без корысти функционировать в штате новых властных структур: в президентской администрации, в правительстве, в Госдуме, в Совете Федерации, в силовых министерствах, не говоря уже о разного рода коммерческих фирмах, банках, охранных агентствах, и всевозможных фондах, включая Сороса, и несть конца…
— Если всех этих, — прервал я раввина, — упомянутых вами жуиров-кутил объединяет не только перечисленное, то, что же тогда их по-настоящему единит?
— А единит всех этих жуиров-кутил из русских аборигенов главное, — сказал раввин. — Во-первых, все они как один, в свое время клялись жизнью своей защищать первую Страну Советов, а в час испытаний, изменив военной и партийной присяге, преступно не выполнили долг перед Родиной и совершили величайшее в истории человечества предательство: осознанно, добровольно, без единого выстрела сделали великую империю ее многовековому, исконному врагу — просионистским силам. Да еще, к стыду и позору своему, на глазах у бедствующего трудового народа, почти поголовно бросились в бизнес и приватизацию недвижимости, вплоть до явочных служебных помещений. Во-вторых, все они как один искусно и изобретательно всегда и везде ограждают наше сионистское движение от критики и обвинений за развал Советского Союза, не выискивают конкретных врагов русского трудового народа, приведших его ныне к роковой черте. И всегда постоянно внушают, вдалбливают в головы русских аборигенов из трудовых низов, что в развале Советского Союза повинны не наше сионистское племя и его расистская идеология, а исключительно они сами, русские аборигены, и так называемый империализм в лице, в первую очередь, руководства США и зажравшегося Запада. В-третьих же, всех этих упомянутых мною жуиров-кутил единит то, и это самое главное, что все они чуть не на генетическом уровне с детства усвоили, что с нами, с сионистским движением, лучше не связываться, проявляя юдофобию и антисемитизм, ибо дорого всем обойдется. И потому обостренно, подкожно чувствуя где «горячо», они нутром постигли, как вести себя, чтобы не только не войти в конфликт с сионистами, но даже напротив — расположить их к себе. Знают они также, где и когда надо поддакивать сионистам, а где и когда пошутковать, рассказав в угоду нашим соплеменникам скабрезный анекдотец о своих простоватых, якобы совсем недалеких деревенских родственничках.
— И как же формировались в советские времена эти самые политически стерилизованные сановные, прикормленные властью жуиры-кутилы из русских аборигенов, подсобившие вам развалить Советский Союз? — спросил я.
— В советские годы, — сказал раввин, — не было такой сферы жизни, которая бы при воздействии сионистов не плодила бы из русачков все новых и новых жуиров-кутил, активно подсобивших нам в развале Советского Союза. Но особенно славно сработали на этой ниве взращивания политически стерилизованных жуиров-кутил советская госбезопасность и коммунистическая партийная журналистика. И случилось такое не только потому, что в эти сферы человеческой деятельности слишком влекло способных, талантливых молодых людей. А все больше потому, что в руководители этих сфер деятельности проникали разные, но всегда дальновидные, мудрые наши сподвижники-единомышленники, которые из простых русских парнишек, выходцев из рабоче-крестьянской среды лепили наших будущих верных именитых пособников. Так, именно с легкой руки председателя КГБ СССР антисталиниста Андропова в среде кэгэбистов был выпестован из бывшего обыкновенного разметчика Сталинградского завода «Баррикады» Крючкова новоявленный генерал армии председатель КГБ СССР, который в августе 1991 года бросил этот самый Комитет госбезопасности к ногам сионистов на съедение. А сменивший Крючкова на посту председатель КГБ СССР потомок сапожников из Марьиной рощи Москвы, славный советский разведчик генерал-лейтенант Шебаршин проявил не менее завидное рвение, профессиональную сноровку и оперативность. Назначенный возвратившимся из Фороса Горбачевым только на сутки временно исполнять обязанности председателя КГБ СССР умница Шебаршин достойно распорядился отведенным временим и свершил в роковой для Страны Советов час испытаний, к нашему удовольствию, архиважное. Деятельность партийных организаций КПСС в системе советской госбезопасности 23 августа 1991 года Шебаршиным была запрещена. В тот же день, а именно 23 августа 1991 года, на посту председателя КГБ СССР Шебаршина сменил еще более смышленый и покладистый выходец из трудовых низов Кузбасса генерал Бакатин, который для начала тут же передал нашим друзьям — американцам особо секретные чертежи расположения подслушивающих жучков во вновь построенном здании посольства США в Москве. А в октябре того же 1991 года Бакатин и вовсе ликвидировал КГБ СССР. Но далеко не все выходцы из трудовой, рабоче-крестьянской среды, политически стерилизованные жуиры-кутилы взращенные в КГБ СССР, на завершающем витке своей успешной служебной карьеры становились его председателями. Выходец из семьи украинского землемера генерал армии Бобков, например, накопив изрядный чекистский опыт и бесценную информацию в должности первого заместителя председателя КГБ СССР, так и не дождался желанного часа своего возвышения по службе, обиделся и подался смиренно служить новому своему хозяину — скороспелому еврейскому олигарху Гусинскому. Да не только сам подался, а еще и увел с собой туда, к тому же Гусинскому, ватагу таких же обиженных кэгэбистов… А вот выходец из ленинградской рабочей семьи, ординарный, ничем неприметный и всего лишь подполковник-кэгэбист Путин оказался менее обидчивый, более терпеливый и дождался-таки своего звездного часа, стал главой госбезопасности этой страны. Правда, не при прежнем советском, тоталитарном режиме, а уже при сменившем это строй нашем, просионистском. А потом за прилежание к нам Путин вскоре достиг еще и верхотуры власти в этой стране, став ельцинским преемником и верным продолжателем разрушения России… Вот так-то, мой хороший друг. Это я говорю к тому, как плодились в системе советской госбезопасности, этого так называемого передового вооруженного отряда КПСС, именитые, сановные, политически стерилизованные нами жуиры-кутилы.
— А как происходил процесс формирования политически стерилизованных жуиров-кутил в партийной журналистике? — спросил я.
— Прежде всего, скажу, — пояснил раввин, — что в Советском Союзе не было ни одного крупного города, в университете которого бы на журналистском факультете конспиративно наши соплеменники не готовили бы антисоветских, русофобских, просионистских кадров. Но, конечно, главной скрипкой в этом искусно слаженном оркестре по подрыву коммунистической идеологии изнутри был факультет журналистики Московского государственного университета. Учрежденный в МГУ в 1952 году журфак сразу стал главным «инкубатором» Советского Союза для искусственного выведения «птенцов» — либеральных журналистов. Особенно на этом важнейшем инкубаторско-идеологическом и воспитательно-педагогическом поприще своей результативной работой по формированию будущих верных наших пособников в развале Страны Советов отличился бессменный, многолетний декан журфака МГУ Засурский — фигура во всех отношениях примечательнейшая и колоритнейшая. А ведь, сколько всего такого пренеприятнейшего пришлось пережить и претерпеть Засурскому при жестком, тоталитарном советском режиме. Для прикрытия своей истинной идеологической устремленности и практической деятельности в советские годы Засурскому пришлось и вступить в 1952 году в члены КПСС, и долгое время в угоду соцрежиму писать всякие там демонстративно-показные критические опусы о продажной буржуазной журналистике, о её зависимости от денежного мешка. И только, наконец, после августовских событий 1991 года и развала Советского Союза декан журфака Засурский с полнейшем облегчением мог уже в открытую во всю готовить специалистов именно такой журналистики: раскованных, циничных антисоветчиков и русофобов. Сейчас же в этой стране при нашей просионистской власти практически нет газет, журналов, радиостанций и телеканалов, где бы не работал воспитанник Засурского. Они освещают события на всех континентах. А каждый второй из тех, кто нынче занимает главные посты в газетах, на телеканалах и в рекламных агентствах, слушал лекции Засурского по зарубежной литературе, международной журналистике и современным СМИ. «Инкубаторские» питомцы Засурского отлично вписались и в структуры нынешней власти. Отменно служат и в президентской администрации, и в правительстве, и в Госдуме, и в Совете Федерации, и в силовых ведомствах… Нарасхват они идут также в различных коммерческих фирмах, банках, охранных агентствах и всевозможных фондах… И совершенно не случайно в день годовщины журфака МГУ его выпускник, а ныне издатель журнала «Медведь» и одновременно соавтор известного бизнесмена-русофоба Коха по книге «Ящик водки», Игорь Свинаренко в адрес Засурского ёмко, с пиететом сказал: «Всегда восхищался и восхищаюсь деканом журфака Ясеном Засурским. Тогда в середине 70-х он разговаривал с нами, студентами, так, что мы забывали о том, что за окнами — Советская власть». Достиг же такого высочайшего авторитета в глазах своих воспитанников — «инкубаторских птенцов» и громкой славы в сфере единомышленников Засурский благодаря тому, что еще в начале своей деятельности на посту декана журфака он прошел в Страсбурге основательную спецстажировку и постиг то, какими надо готовить советских журналистов. Там, в Страсбурге, Засурский не только углубленно освоил курс западной журналистики, не только тщательно изучил то, что было в Европе и в Америке, но и всесторонне обсуждал с западными коллегами советские учебные планы подготовки журналистов. Да так прилежно и кардинально его откорректировал, что новый советский учебный план подготовки журналистов уже был достаточно сближен с западными образцами. Причем, это было сделано еще в 60-е годы. Тогда же был запущен Засурским на полную мощь и всесоюзный «инкубатор» — журфак МГУ — для серийного искусственного выведения «птенцов» — современных либеральных журналистов, главными чертами которых стали высокомерие, цинизм, фанаберия и четкое следование коньюктуре. Короче, выпускники журфака МГУ не подвели декана Засурского и были достойны своего кумира — главного наставника и воспитателя. Они получили блестящую теоретическую подготовку. Готовы были они и к практической деятельности. Ибо каждый из выпускников журфака четко представлял, что ему надо взять от Советской власти, знал, какую сторону принять при грядущей смене государственного строя в этой стране, знал и то, как подвести себя постсоветском пространстве после контрреволюционного переворота, как, наконец, ловко, плавно вписаться в новый режим власти и разбогатеть… И пошел между выпускниками журфака МГУ напряженный состязательный процесс: мол, кто сколько сможет… И результаты не заставили себя ждать. Один только выпускник журфака Изюмов за какие-то несколько августовских дней 1991 года сотворил сразу целых пять прецедентов.
— Что же это за «прецеденты»? — поинтересовался я.
— Скажу, — продолжил раввин. — Дело в том, что в те исторические августовские дни 1991 года в задачу наших соплеменников входило не только в конечном итоге водворить расхрабрившихся гэкачепистов в кутузку, но и попутно, как говорится, одним махом окончательно идеологически обескровить агонизирующую КПСС. Для этого надо было выпотрошить из КПСС остающиеся еще под ее влиянием и руководством печатные издания, в логотипе которых сохранился коммунистический лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Наши люди решили провернуть эту подрывную операцию в отведенные жесткие сроки опять же изнутри самой КПСС. Как мы обычно и поступали традиционно везде последние две тысячи лет.
— И как вам это удалось? — спрашиваю.
— Первым, кто в августовские дни 1991 охотно взялся активно подсобить нам в реализации департизации советской печати, — сказал раввин, — был сам главный редактор общественно-политического еженедельника Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза «Гласность» Изюмов.
— Изюмов? — не веря своим ушам, переспросил я, услышав знакомую фамилию. — Юрий Петрович?
— Да, Изюмов Юрий Петрович, — остудил меня раввин. — Именно он создал прецедент самочинного выкидывания из логотипа вверенного ему партией в июне 1990 года общественно-политического еженедельника «Гласность» коммунистического лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь.» без ведома учредителя этого издания — Центрального Комитета КПСС. И, замечу, что вычеркивал Изюмов из логотипа 37-го номера еженедельника «Гласность» коммунистический лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь.» — именно в то самое время, когда в августовские дни 1991 года в следственный изолятор «Матросская тишина» ельцинисты свозили арестованных ими народных депутатов Верховного Совета СССР Шенина, Бакланова, Болдина, Варенникова, Стародубцева и других известных гэкачепистов — видных политических деятелей из руководства Советского Союза. Тут же, в 37-м номере «Гласности» за 1991 год, Изюмов свершил и свой второй прецедент. Он демонстративно отмежевался и от ЦК КПСС, убрав на последней странице 37-го номера еженедельника в его выходных данных крупным шрифтом набранные строки: «Учредитель — Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Издательство ЦК КПСС «Правда». Так вот беспардонно, цинично, публично главный редактор «Гласности» Изюмов не только решительно отмежевался от учредителя и издателя еженедельника — ЦК КПСС, но и дал недвусмысленно понять читателям, кто отныне полновесный хозяин еженедельника с деидеологизированным логотипом. Сохранение же за собой идеологически откорректированного прежнего логотипа печатного издания было третьим прецедентом Изюмова… И тут надо сказать, что по состоянию на август 1991 года в Советском Союзе еще никто не решался посягать на общепартийную, общенародную собственность. Это потом уже, с позволения Ельцина и взяв себе на вооружение с успехом ранее отработанные Изюмовым прецеденты, ушлые и ловкие на руку ребята стали грабастать народное добро, прихватывая себе заодно и популярные в массах логотипы — торговые марки оприходованного, выпотрошив из них идеологическую начинку. Так впоследствии по такому образу и подобию родились и антикоммунистический, русофобский, маркозахаровский театр «Ленком», нынешняя антисоветская, местечковая газета «Комсомольская правда» и многие, многие другие мародерски прихватизированные «ничейные» средства массовой информации, учреждения культуры и науки, фабрики и заводы, колхозы и завхозы…
— В голове не укладывается, как подобное могло случиться? — не унимался я. — Изюмов прошел многолетнюю коммунистическую закалку в различных партийных органах. После окончания факультета журналистики МГУ в 1955 году работал Изюмов и в редакции петрозаводской газеты «Ленинская правда» в Карельской АССР, и в «Московском комсомольце», и в «Пионерской правде», и в журнале «Молодой коммунист», в «Вечерней Москве», и в еженедельнике «Литературная газета"… Был даже Изюмов ближайшим, доверенным помощником члена Политбюро ЦК КПСС Гришина, избирался депутатом Моссовета 4-го созыва… И вдруг такой реприманд неожиданный — такая гнусная идеологическая метаморфоза Изюмова…
— А чего вы удивляетесь? — ухмыльнулся раввин. — В критические, бурные дни развала Советского Союза на политическом небосклоне в этой стране всплыло немало прагматичных, напористых, изворотливых людей, мгновенно сообразивших на кого им теперь надо делать ставку. И осознавших, что ныне нужно в открытую исповедовать не коммунистическую идеологию, а сионистскую. Исключением в этой ситуации, естественно, не стали и выпускники журфака МГУ…
— Нет, нет. — решительно заявил я. — Не могу поверить, чтобы кадровый номенклатурец ЦК КПСС Изюмов так осознанно, вероломно предал коммунистические идеалы в роковой для Страны Советов час испытаний… И потом, нельзя же все вот так валить на одного Изюмова. Ведь среди авторов возглавляемого им еженедельника «Гласность» были и люди с высшим политическим образованием — дипломированные выпускники Академии общественных наук при ЦК КПСС. Почему же они тогда, в августовские дни 1991 года, не попридержали Изюмова в его верноподданнических рвениях к новому, просионистскому режиму, идущему на смену Советской власти?
— А это лишь доказывает то, — сказал раввин — что и в Академии общественных наук при ЦК КПСС, в этой кузнеце руководящих партийных кадров, в угоду нам была заблаговременно поставлена на поток подготовка тех же самых политически стерилизованных жуиров-кутил, идеологов высшей квалификации, готовых к адекватному, спокойному восприятию грядущих кардинальных перемен в Советском Союзе, реализуемых в этой стране нашим сионистским движением.
— Но возможно, — вставил я, — Изюмовым овладел испуг с приходом новой власти, а потому он и выпустил в свет такой вот верноподданнический вашему движению 37-й номер еженедельника «Гласность»?
Раввин снова ухмыльнулся и говорит:
— Пять прецедентов от испуга одним махом не сотворишь. Их можно создать при полнейшей осмысленности и личной готовности идти ва-банк на все в проявлении искренней симпатии антикоммунистическому строю.
— И какие же остальные прецеденты, свершенные Изюмовым? — спросил я раввина.
— Четвертый прецедент Изюмова состоял в том, — пояснил он, — что, едва успев смародерствовать у ЦК КПСС «Гласность», он тут же стал чернить и охаивать прежнего собственника еженедельника. Что было не в традициях обычных, ординарных практикующих мародеров… Наконец, пятый прецедент, сотворенный Изюмовым, — это разрушение стереотипа почтительности к своим бывшим покровителям и благодетелям по службе. Ведь в правящей партии страны было общепринято, при упоминании в разговоре того или иного благодетеля, продвинувшего тебя по властной вертикали, обязательно предварять произношение имени и отчества такой вот важной, почитаемой персоны словами: «добрейший», «милейший», «чистейшей души», «чистейший"… и так далее, и тому подобное. А тут вдруг: черная неблагодарность. Вчерашних своих благодетелей и покровителей по ЦК КПСС Изюмов позволил на всех страницах своего еженедельника «Гласность» оскорбительно обзывать «путчистами», «хунтой"… Но, конечно же, всех питомцев декана журфака МГУ Засурского превзошел своим карьерным успехом и результативной журналистской деятельностью выпускник журфака 1965 года талантливейшей конформист-проныра, наш верный подручный Виталий Игнатенко.
— Чем же Игнатенко прославился? — спросил я.
— Своей головокружительно карьерой при всех режимах власти. — сказал раввин. — В советские времена Игнатенко был и первым заместителем главного редактора газеты «Комсомольская правда», и главным редактором журнала «Новое время», и заместителем генерального директора ТАСС при Совете Министров СССР, и заместителем заведующего отделом международной информации ЦК КПСС, и руководителем пресс-службы, помощником президента СССР… Тут надо заметить, что именно в советский период своей искрометной, блистательной карьеры Игнатенко свершил и свой сногсшибательный творческий аллюр…
— Что же это за «аллюр»? — спросил я.
— Будучи уже заместителем генерального директора ТАССа, — пояснил раввин, — Игнатенко накропал к юбилею Брежнева верноподданнический, лизоблюдский сценарий документального фильма «Повесть о коммунисте». Для гарантии же реализации этого кинопроекта Игнатенко взял себе в соавторы своего непосредственного начальника — генерального директора ТАССа Замятина. И, как всегда, Игнатенко не прогадал и тут. Фильм вышел точно в срок к юбилею Брежнева на широкий экран, был восторженно принят в высших партийных кругах, а два соавтора фильма «Повесть о коммунисте» были достойно вознаграждены. Во-первых, оба они, и Игнатенко, и Замятин, стали лауреатами самой престижной, главной в Советском Союзе Ленинской премии. А, во-вторых, оба соавтора тут же перекочевали из ТАССа прямехонько на партийную верхотуру в ЦК КПСС, где специально для них был учрежден новый отдел международной информации. Один из соавторов фильма-призера, Замятин, стал заведующим этого отдела, а Игнатенко — его заместителем… В роковой же час испытаний для Советского Союза, в августовские дни 1991 года, умница Игнатенко повел себя уверенно, достойно и солидно: мгновенно сориентировался, какую ему следует в открытую занимать сторону в данной ситуации, и сразу же переметнулся на нашу. А для официального, публичного подтверждения своей активной антисоветской позиции вчерашний пламенный коммунист-ленинец Игнатенко вместе с Бакатиным, Вольским, Шахназаровым и Примаковым организовал и блестяще провел пресс-конференцию, на которой решительно выступил против ГКЧП. Ну, а дальше уже все было делом техники… Взяв себе на вооружение с успехом отработанные Изюмовым на еженедельнике «Гласность» прецеденты, Игнатенко положил глаз на родимый «бесхозный» ТАСС, беспрепятственно оприходовал его и выпотрошил из логотипа ТАССа идеологическую начинку. Убрав же упоминание в логотипе ТАССа ненавистного ему Советского Союза, Игнатенко дал новое название оседланной им организации: «Информационное телеграфное агентство России» и стал полновесным его хозяином — генеральным директором. А дабы никто на информационном пространстве не сомневался бы в авторитетности новоявленного агентства, Игнатенко присовокупил к его названию известную всему миру аббревиатуру «ТАСС». И новая вывеска на прежнем здании ТАССа засверкала новой аббревиатурой «ИТАР-ТАСС». Завершив же многоходовую манипуляцию с ТАССом, Игнатенко снова устремился к добыче новых чинов, званий и наград уже при нашей просионистской власти. И опять же не без успеха. Карьерный рост Игнатенко лишь ускорился. За короткое время Игнатенко, сохраняя за собой пост генерального директора ИТАР-ТАСС стал и заместителем Председатель Правительства Российской Федерации, и председателем Совета директоров Общественного Российского Телевидения (ОРТ), и президентом Всемирной ассоциации русской прессы, и действительным членом Международной академии информатизации и так далее, и тому подобное. Вот такой молодец-удалец наш Игнатенко, воспитанник декана журфака МГУ Засурского… Но и остальные выпускники журфака МГУ, каждый по своему, внесли и вносят посильный вклад в исторические победы нашего сионистского движения в этой стране. И еще особая заслуга декана Засурского в том, что выпускники журфака МГУ из русских аборигенов никогда и нигде не воюют с сионистами. Они достаточно понатасканы своими факультетскими наставниками по час-того, что к чему, и всегда толерантно относятся к представителям нашего племени. Больше того. Приятно сознавать, что выпускники журфака МГУ — русачки не только никогда не лягнут нашего брата-сиониста ни в печати, ни по радио, ни на телевидение, но еще и, при случае, подчеркнуто продемонстрируют ему, что они отменные, заядлые русофобы… В целом же реализация задумки наших мудрейших праотцов взрастить в России в массовом порядке политически стерилизованных жуиров-кутил, которые её же, Россию, и погубят, — полностью себя оправдала. Они, эти жуиры-кутилы, стали надежной опорой и активными пособниками нам, когда мы приступили к завершающему этапу развала Советского Союза… Да и сейчас все они исправно, преданно служат нам…
— А вы уверены, — прервал я раввина, — что все эти ваши политически стерилизованные вами жуиры-кутилы так уж искренне служат вашему строю? И не допускаете ли мысль, что при социально-политическом взрыве на постсоветском пространстве эта категория граждан мгновенно отпрянет от вас и снова присягнет на верность трудовому народу?
— А нам решительно наплевать на то, что в головах этих политически стерилизованных жуиров-кутил. — сказал раввин. — И насколько они искренне сейчас служат нашему сионистскому движению. Нас интересуют лишь конкретные их действия и сам факт служения именно нам. А если с их стороны мы заметим какое-то двурушничество, какую-то сомнительную игру с нами, то им несдобровать. Разыщем таких фигурантов-предателей в любой точке планеты и головы поотрываем. На манер того, как поступили наши соплеменники с нацистскими преступниками после второй мировой войны… А вот по части возможного социально-политического взрыва в этой стране, то тут в своих планах-прогнозах мы дали маху. Мы рассчитывали, что глядя на своих преуспевших жуиров-кутил из высших слоев общества этой страны, русские трудовые низы само собой, естественно, подражая им, тоже поголовно превратятся в стопроцентных жуиров-кутил. И в будущем не составят нам угрозы, сойдя навсегда с политической арены. Ан, нет. Перемучившись в нищете и перестрадав пятнадцать лет при нашем просионистском режиме, они, напротив, четко осознали, что сионисты с ними коварно учинили и недвусмысленно теперь грозят всем нашим соплеменникам вспарыванием живота.
— И что вы в этой ситуации собираетесь предпринять? — спросил я.
— По примеру путинских липовых «национальных проектов» мы запустим в этой стране и свой. — сказал раввин. — Но уже не липовый, а настоящий «национальный проект», реальный.
— Что же это будет за ваш «национальный проект»? — поинтересовался я.
— Этот проект будет с использованием по максимуму нефтедолларов этой страны и с предсказуемым для трудовых низов русских аборигенов неотвратимым летальным результатом. — отчеканил раввин.
— То есть? — вставил я.
— Нас явно не устраивают на данном этапе, — продолжил раввин, — темпы вымирания русских аборигенов из трудовых низов. Ведь за год ныне русское население сокращается всего на миллион человек. Что, естественно, крайне мало. И допустимо ли нам продолжать теперь то, что при нашем попустительстве происходит в этой стране? Потому, если в ближайшее время в этом отношении ничего не изменится, трудовые низы русских аборигенов, нарушивших наши стратегические планы по сокращению численности населения России и осознанно уклонившихся от предписанного нами им превращения в обычных политически стерилизованных жуиров-кутил, мы будем вынуждены просто уничтожать. А если говорить точнее, то станем беспощадно травить их как крыс, мышей, тараканов и прочую подобную мерзость. Благо приготовленных для этих целей спецпродуктов питания и медицинских препаратов пруд пруди. Иного на данном историческом этапе становления всемирного иудейского царствования не дано.
— То, что вы вытворяете на постсоветском пространстве, — сказал я, — это тягчайшее преступление против человечества, геноцид коренного русского народа.
— Но не сворачивать же нам на завершающем этапе бескомпромиссную, многовековую борьбу за реализацию основополагающих стратегических задумок наших мудрейших древних праотцов из-за какой-то святой Руси и какого-то замшелого православия? — в сердцах воскликнул раввин.
«Ишь, как завелся, как разошелся. — мелькнула у меня мысль. — Надо немедленно довести услышанное до сведения нашего трудового народа.»
И я тут же ушел.
