 |
| Столетие.Ru | Андрей Степанов | 15.08.2007 |
На расстоянии шага
Толпы экскурсантов, пренебрегая жарой, бродят по улочкам Старого города, впитывая в себя неповторимый местный колорит и, естественно, не замечая невидимых разделительных линий. А они тут повсюду. Шаг — и вы из арабо-мусульманского квартала, выходящего на мечети Куббат ас-Сахра и аль-Акса, оказываетесь в иудейском, который круто спускается к Стене плача. Немного в сторону, и вы выходите на Виа долоросу — путь Христа на Голгофу, к нынешнему Храму гроба Господня.Смешано все только в сувенирных лавках, где меноры — иудейские семисвечники — и звезды Давида соседствуют с христианскими и мусульманскими символами — крестиками, иконами, полумесяцами и вязью коранических стихов-аятов. И только в окне крепостной стены над Дамасскими воротами Старого города над толпой туристов и торговцев маячит фигура израильского солдата с автоматом «Галил» в руках — как напоминание того, что Иерусалим и весь регион в целом все еще «горячая точка» планеты. Об этом же напоминают и израильские солдаты, и люди в штатском, не пускающие туристов к мусульманским святыням во избежание провокаций и массовых волнений.
Впрочем, невидимые барьеры пронизывают весь город — и его еврейскую западную часть, и арабскую восточную.
В 1981 году Израиль аннексировал Восточный Иерусалим, включая Старый город, который он захватил в ходе войны 1967 года, и объявил обе его части единой и неделимой столицей еврейского государства. Позже туда были переведены все государственные учреждения, но международное сообщество эту аннексию не признало, и практически все иностранные посольства по-прежнему находятся в Тель-Авиве.
Ныне город объединен транспортными магистралями и дневными потоками рабочей силы, но незримые барьеры остаются, хотя от бывшей «зеленой линии», разделившей город в результате войны 1948 года, не осталось и следа. Стоит войти в квартал Бейт Израэль, как тут же оказываешься в каком-то другом измерении среди евреев-ортодоксов в черных плащах-пальто и в такого же цвета шляпах. Мусульманские районы легко узнать по традиционным женским одеждам. В остальном отличить, скажем, на самых оживленных улицах евреев от арабов весьма трудно, если они намеренно не демонстрируют свою религиозную принадлежность.
Повсеместно в ходу иврит, многие понимают английский, кроме, пожалуй ортодоксов, но можно получить и ответ по-русски. На арабский откликается чуть ли не большая часть населения Иерусалима, занятая в сфере обслуживания. Да это и понятно: из почти 800-тысячного населения «вечного города» более трети составляют арабы. Разница, причем принципиальная, проступает тогда, когда получаешь возможность взглянуть на документы обитателей Иерусалима. У израильтян это паспорта и полноценные удостоверения личности, у арабов — только удостоверения, где в графе национальность стоит прочерк, а сами они именуются «жителями Иерусалима», то есть правовой статус их туманен и не определен. И политически они, в отличие от собственно израильских арабов, бесправны. По рассказам местных жителей, их используют в основном как неквалифицированную рабочую силу, но получают они при этом весьма приличную по меркам Палестинской автономии зарплату — от 500 до 1500 долларов. Они исправно платят все израильские налоги, имеют право на медицинское и социальное обеспечение.
Люди — «никто»
Особое место в черте Большого Иерусалима занимает лагерь палестинских беженцев Шуэфат. На площади примерно в один квадратный километр, окруженной высокой стеной с колючей проволокой, проживает около 30 тысяч человек. При въезде в лагерь на КПП белокурый израильский солдат внимательно рассматривает мою аккредитационную карточку и, уяснив, что обладатель ее — русский, переходит на «великий и могучий»: выходцы из стран СНГ ныне составляют примерно четверть израильских военнослужащих. Сначала говорит, что я на русского совсем не похож, потом добавляет, что карточка для него не документ и требует паспорт. Убедившись, что все в порядке, тем не менее, настаивает, что в лагерь ехать не стоит, и ничего интересного для журналиста в нем нет. Когда увещевание не подействовало, то говорит, что пропускает меня туда на мой страх и риск.Мой спутник-араб поясняет, что солдаты на КПП могут поступать, как им заблагорассудится: могут пропустить, а могут и завернуть.
Тогда для араба прости-прощай работа в городе, на которую не то, чтобы не явиться, опоздать предосудительно. По тесным улочкам, где нет ни деревца, ни травинки, доезжаем до дома семьи Салям.
Его хозяин — преподаватель колледжа, который содержит и финансирует Агентство ООН по оказанию помощи палестинским беженцам Нафиз Салям. Он начинает невеселый рассказ о мытарствах своей семьи. Во время войны 1948 года она бежала из своей родной деревни Абу Шуша недалеко от города Рамла на территории современного Израиля — теперь от нее не осталось и следа — и перебралась в Старый город Иерусалима, где проживала до 1966 года. Король Иордании Хусейн — а Восточный Иерусалим и Западный берег реки Иордан находились тогда под его юрисдикцией — по согласованию с Агентством ООН по оказанию помощи палестинским беженцам переселил из теперешнего иудейского квартала около 400 семей беженцев в специальный лагерь Шуэфат, в нехитрые одноэтажные домишки с кухней, ванной, туалетом и двумя комнатками.
Деньги на содержание лагеря, а также на школы, поликлинику и детские сады с тех пор выделяет агентство. Тогда, говорит Нафиз, нам казалось, что начинается новая жизнь. Но через год грянула война 1967 года. Восточный Иерусалим и Западный берег захватил Израиль, и лагерь превратился в изолированное гетто. С тех пор численность его жителей увеличилась с четырех тысяч до почти тридцати. Не имея свободного пространства, лагерь стал расти вверх на два, три, а то и четыре этажа.
Скученность здесь невероятная, нет ни садика, ни одного культурного центра, ни одной спортивной площадки. Уехать отсюда практически невозможно, поскольку у живущих там «нулевой» правовой статус, единственные документы — иорданское свидетельство о рождении и удостоверение Агентства ООН.
Все население лагеря трудится в Иерусалиме уборщиками, разнорабочими, шоферами, грузчиками, прислугой, продавцами, поварами. Другие профессии недоступны. Браки с арабами-гражданами Израиля и палестинцами на Западном берегу фактически запрещены.
Без политики — никак
— В наших школах мы учим детей по палестинским программам, отредактированным израильтянами, — говорит Нафиз. — Так, вы там не найдете ни одного упоминания об израильской оккупации палестинских земель, а на географических картах Израиль занимает всю территорию от Средиземного моря до реки Иордан. Мой племянник Ибрагим окончил палестинский университет в Бир Зейте по специальности «менеджер по финансам», а вынужден работать поваром в маленьком ресторанчике. Каждое утро и каждый вечер толпы людей скапливаются у израильского КПП, уповая на благорасположение солдат.Но, по словам собеседника, положение обитателей Шуэфат все-таки лучше, чем в других лагерях беженцев, особенно на территории Палестинской автономии. Они имеют возможность подрабатывать в Иерусалиме, получая в среднем 2−2.5 тысячи шекелей (500 — 600 долларов — А.С.), что примерно в два раза выше среднего заработка по автономии. Для израильтянина же нормальная зарплата начинается примерно с 10 тысяч шекелей. Тем не менее, здесь царит повальное ощущение безысходности и отчаяния. Именно эти чувства используют в своих целях экстремисты.
Разговор с житейских проблем самым естественным образом переходит на политические.
Мои собеседники примерно в равной степени разочарованы как в ФАТХ — умеренной палестинской политической организации под руководством главы автономии Махмуда Аббаса, так и в исламской группировке ХАМАС. Народ хочет мира, говорят мне Нафиз и его племянник Ибрагим, но на соперничающие политические организации надежды нет.
Да и Палестинское государство, если оно будет образовано, долгие годы обречено быть попрошайкой, живущей за счет международной помощи, ведь там просто нет жизнеспособной экономики.
До интифады — палестинского восстания — большинство палестинцев работало в Израиле, теперь там их очень мало. Их место заняли турки, ланкийцы, филиппинцы, таиландцы, выходцы из Восточной Европы. Если бы люди знали, к чему приведет интифада, сетует Ибрагим, то ни за что не участвовали бы в ней. А так придется в лучшем случае довольствоваться столицей Палестины в деревне Абу Дис, которая вошла в состав Большого Иерусалима. Именно такой вариант решения проблемы Иерусалима предлагают израильтяне. Со Старым городом сложнее, возможен вариант некоего самоуправления под эгидой совета представителей всех религий.
Собеседники уповают разве что на чудо. Ведь было же здесь в течение двух столетий государство крестоносцев, а потом исчезло. Был Советский Союз, а потом развалился. Может, и проблема с Израилем разрешится сама собой, полагают они. Ну, а если серьезно, то все свои надежды мои собеседники связывают с образованием, воспитанием у палестинцев чувства организованности и демографией: детей в палестинских семьях рождается втрое больше, чем в еврейских. Дальше следует нехитрый математический расчет и делается вывод о том, что количество душ неизбежно должно перейти в качество политических решений…
По дороге из лагеря в Иерусалим в глаза бросается огромная бетонная стена, которую израильтяне называют защитной. Как огромная змея она обвивает вершины холмов с аккуратными виллами еврейских поселений, уродуя не только библейский пейзаж, но судьбы и души живущих на этой земле людей.
