 |
| Православие.Ru | Людмила Старилова | 15.08.2007 |
«Именовать церковь Чесменскою…»
 |
| Церковь в честь Рождества св. Иоанна Предтечи (Чесменская церковь) в Санкт-Петербурге |
Освящали церковь торжественно, в присутствии государыни, наследника цесаревича Павла с супругой, генералитета и придворных. Среди гостей под именем графа Фалькенштейна был и путешествующий инкогнито по России Иосиф II — император Священной Римской империи германской нации. В камер-фурьерском журнале, куда заносились все события придворной жизни, так описано торжество освящения Чесменской церкви: «Ее императорское величество и их императорские высочества благоволили шествовать… при колокольном звоне в новопостроенную церковь… а при входе их встретил у дверей с животворящим крестом, в церковном облачении архиепископ Гавриил… с прочим знатным духовенством… По высочайшем прибытии в оную началось освящение церкви, а по совершении… производилась с земляного вала пушечная пальба». Потом была отслужена Божественная литургия и соборный благодарственный молебен. «После всей Божественной службы в церкви Синода члены и прочее духовенство приносили ее императорскому величеству и их императорским высочествам поздравления и жалованы к руке, и в то время производилась с земляного вала пушечная пальба».
Кстати, по проекту архитектора Ю.М. Фельтена в это же время была выстроена еще одна церковь, посвященная Иоанну Предтече, — на Каменном острове, неподалеку от дворца наследника — великого князя Павла Петровича. Позже, став императором, Павел I передаст Каменноостровскую церковь Мальтийскому ордену, а рядом с ней будет устроено кладбище (не сохранившееся до наших дней), на котором похоронят умерших в Санкт-Петербурге рыцарей. А Екатерина II свою церковь, Чесменскую, пожалует рыцарям ордена Георгия Победоносца, от чего некоторое время Чесменскую церковь будут именовать Георгиевской.
Для Екатерины II стало традицией наезжать со свитой и иностранными гостями в свой путевой дворец летом — на престольный праздник, а зимой — на Масленую неделю, бывать в церкви (где справа у входа было ее малиновым бархатом обитое царское место с гербом и под балдахином) на литургии. Чесменская церковь принадлежала Дворцовому ведомству — это было и почетно, и ответственно.
Чесменские клирики
Среди клириков Чесменской церкви, служивших в царствование Екатерины II и Павла Петровича, выделялся один — диакон Михаил Мануйлович Уткин. Был он определен к Чесменской церкви, как сообщают нам архивные документы, в 1794 году «18 дня месяца августа на вакантное место».Родился Михаил Мануйлович 15 ноября 1763 года в Осташкове. В семейной мастерской обучался иконописному искусству. В 1779—1780 годах написал иконы для Ниловой пустыни. В 1782 году переехал в Петербург, с 5 ноября 1783 года служил в Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе. В том же году был принят в Академию художеств как вольноприходящий и в течение семи лет учился у Гавриила Игнатьевича Козлова, одновременно продолжая службу в кадетском корпусе.
В 1789 году по заказу митрополита Санкт-Петербургского Гавриила написал иконостас для Спасо-Преображенского собора в Выборге (в настоящее время доказано его авторство для четырех икон — «Царь царем», Божией Матери с Младенцем, Преображения Господня и великомученицы Екатерины).
В 1791 году, по окончании Академии художеств, М.М. Уткин по ходатайству митрополита Гавриила был зачислен в пенсионеры, то есть ему выплачивали денежную субсидию. Тогда же Михаил Мануйлович вышел в отставку в чине прапорщика.
В 1792 году он был определен в помощь художнику-иконописцу А.П. Антропову на место умершего Мины Колокольникова, своего земляка. За два года своей службы при Святейшем Синоде М.М. Уткин написал для Троицкого собора Александро-Невской лавры лики пророков Иеремии и Даниила, Исаии и Михея, а также «мужа благочестивого» Филиппа (Пелгусия), «когда он, будучи при морской страже, видел святых Бориса и Глеба, едущих в насаде (то есть корабле) в помощь святому Александру Невскому», а еще «Уверение апостола Фомы» и «Спасителя, вручающего ключи апостолу Петру».
С 1794 по 1797 годы Михаил Уткин служил диаконом в Чесменской церкви. О последних годах жизни его известно немного: архивные документы сообщают, что жил он с женой и сыном неподалеку от церкви, что в 1797 году купец Тимофей Трофимов получает от него образ, заказанный для батальонной церкви в честь иконы Казанской Божией Матери г. Ревеля. Этот заказ, видимо, был последним в жизни иконописца. В том же году его жене, уже вдове Параскеве Исакиевне, выдают вид на жительство и деньги из Опекунского совета, а его сына Алексея в 1805 году определяют в Александро-Невскую духовную академию.
После кончины в 1796 году Екатерины II Чесменский дворец приходит в запустение. Павел I хотел было во дворце устроить богадельню с лечебницей для увечных воинов, как на Каменном острове. Но только из этого проекта ничего не вышло. Сказался недостаток воды: речка мелкая, два небольших прудика и до колодца далеко. Комиссия, составленная для этого случая в 1799 году, нашла дворец неудобным для «устроения в нем лазарета Мальтийского ордена», после чего и последовало 3 сентября того же года высочайшее повеление «о возвращении оного дворца в Придворное ведомство».
А в церкви жизнь в это время шла своим чередом. В марте 1793 года, еще при жизни Екатерины Великой, из села Бегунцы Ямбургского заказа в церковь Иоанна Предтечи был переведен новый священник — о. Иоанн Яковлев.
В конце XVIII — начале XIX веков численность православного духовенства в России, не считая монашествующих, составляла не более ста тысяч человек. Жалование получали две трети священнослужителей, но и оно было не слишком большим и восполнялось за счет треб и пожертвований.
По указу времен павловских, священнику Чесменской церкви платили 200 рублей годовых и 122 рубля хлебного достатку, дьякону — 150 и 75 рублей соответственно, псаломщикам по 80 рублей. На церковные потребности, как-то: ладан, вино, масло и прочее — выдавалось 52 рубля в год. Денег на содержание храма и причта едва хватало.
Жизнь была нелегкая. Семья у священника обычно большая, всех обуть-одеть надо, прокормить, обучить, пристроить. Из Гоф-интендантской конторы раз в год выдавали 240 рублей на рясу да из придворной гардеробной 46 аршин шелковой материи — на подризник. Квартира казенная, огород свой, вроде можно концы с концами свести. Все бы хорошо, да вот нелады с дворцовым камер-фурьером (чиновником 4-го класса «при высочайшем дворе») в 1796—1797 годах у порядочного о. Иоанна приключились. Жалобу на Антона Мокринского отец Иоанн подал, мол, притесняет…
По штату состояли при загородном Чесменском дворце один камер-лакей и два простых. Денег получали в год по 221 рублю. Ноги протянуть можно. А у всех семьи. Вот и стал камер-фурьер Мокринский из дворца полосатые шелковые ткани, что для обивки мебели припасены были еще при бывшей государыне Екатерине II, продавать. О. Иоанн узнал, стал увещевать, мол, как тебе не совестно… Тот угрожать начал… Слово за слово — повздорили не на шутку. Назначили комиссию, стали дознаваться: кому, когда, куда… ничего не узнали, так дело и закончилось.
Для того чтобы жалование прибавили, деятельный о. Иоанн Яковлев обратился в Гоф-интендантскую контору, в ведение которой с 1802 года перевели храм, с просьбой увеличить плату священникам, сравняв жалование с тем, что получал причт других церквей при загородных дворцах: «Не имея приходу и быв отдалены от града и ближайшего сообщения, изнуряясь излишнею дороговизною, терпим прекрайнюю нужду», — писал он.
При императоре Александре I жалование прибавили. Стал настоятель о. Иоанн получать 338 рублей в год, но это было в 2 раза меньше, чем получал, скажем, настоятель придворной Петергофской церкви, где жалование было — 660 рублей годовых. У диакона в Чесменской — 275 рублей, а в Петергофе — 400 рублей в год, у псаломщиков — 320, а там — по 400. На церковные нужды тоже прибавили, но немного, до 80 рублей в год. Просвирне с 1804 года стали платить 41 рубль в год. Просфоры для церкви выпекала с 1786 года вдова сержанта Ивана Гагарина Наталья Алексеева. Еще были сторожа: церковь, сменяясь, охраняли по штату трое, за их службу платили 40 рублей в год.
Воскресные службы, крещения, отпевания, венчания — обычная жизнь священника. А еще в обязанности священника входило ведение метрических книг, куда записывались сведения о родившихся, преставившихся и повенчавшихся. Книги эти для историков — ценнейшие источники сведений об ушедшей эпохе и людях, некогда живших. И хотя сведения эти сухи и скупы, нередко именно они становятся теми штрихами, что оживляют картину жизни тех, кто оставил свой след в истории и культуре русской.
Так, в метрической записи 1804 года от сентября 28 дня значится, что повенчали «губернского секретаря Павла Чуплова, служащего в департаменте Министерства юстиции, и умершего подпоручика Ивана Эмонова дочку Марию. Поручителями по женихе были флигель-адъютант Димитрий Шепелев да подполковник князь Борис Четвертинский, а по невесте подполковник Александр Шутин да Белорусского гусарского полку ротмистр Денис Давыдов…» Поэт и будущий партизан за свои вольнодумные стихи уже переведен из гвардии в Белорусский гусарский полк, расквартированный в Киевской губернии. Через несколько месяцев он покинет «туманные брега Невы» и вернется лишь через два года, благодаря протекции своих влиятельных друзей снова будет переведен в гвардию, в 1812 году во главе крупных партизанских отрядов совершит дерзкие набеги в тыл французам и одержит ряд блистательных побед. Молва о подвигах «поэта-гусара» прогремит по всей России, в знаменитой портретной галерее Зимнего дворца, посвященной героям 1812 года, повесят его портрет…
А в тот осенний день сослужили на венчании диакон Павел Иулианов и псаломщики Алексей Матвеев, Марк Васильев — последнего в 1808 году переведут в домовую церковь Мраморного дворца.
Надо отметить, что Иоанновская (Чесменская) церковь была летней, холодной и не отапливаемой. Ходатайство об «открытии теплой зимней церкви» послал в Гоф-интендантскую контору все тот же неугомонный о. Иоанн (Яковлев).
Незадолго до войны с Наполеоном освятили в Чесменском дворце в нижнем этаже восточной башни небольшую зимнюю церковь. Это случилось 11 дня месяца декабря 1811 года. Чин освящения храма во имя Рождества Христова был проведен протоиереем Криницким. В зимнюю Рождественскую церковь были переданы из Эрмитажа церковная утварь и походный иконостас царя Алексея Михайловича, вышитый в кремлевских светлицах в 1590 году и перевезенный в Петербург еще императором Петром Великим. Он почти полностью сгорел во время пожара 1871 года, уцелевшие фрагменты были собраны и по самому большому из уцелевших кусков стали называться иконой Святой Троицы. (В настоящее время хранится в Государственном Русском музее).
В зимнюю Рождественскую церковь были определены псаломщиками пономарь Софийской Вознесенской церкви Иоанн Иванов и дьячок села Таицы Иоанн Антонов.
Эта зимняя церковь приняла весной 1826 года уже почившего императора Александра I. Он скончался в ноябре 1825 года в Таганроге при загадочных обстоятельствах. По поводу похорон долгое время не поступало распоряжений. Да и не до похорон было: в Петербурге произошло восстание декабристов. Когда политические бури улеглись, новый император Николай I высочайшим распоряжением повелел перевезти тело покойного государя сперва в Царское Село, а затем доставить его в путевой Чесменский дворец, в церкви которого с 5 на 6 марта 1826 года генерал-адъютанты переложили его из прежнего деревянного гроба, помещавшегося в свинцовом, в новый бронзовый гроб, поставили на траурную колесницу, покрыли мантией и возложили корону, скипетр и другие царские регалии.
На другой день траурное шествие двинулось по Московскому тракту в Санкт-Петербург в Казанский собор.
А спустя малое время, 4 мая того же 1826 года, в Белеве скончалась императрица Елизавета Алексеевна. 12 июля тело покойной государыни было доставлено, как и тело ее супруга, в церковь Чесменского дворца. 14 июля траурный катафалк отвез тело бывшей императрицы в столицу. Супругов похоронили в соборе Петропавловской крепости.
Приют для воинов-инвалидов
Дворец Чесменский в царствование Александра Павловича почти все время пустовал. Лишь два раза его использовали как летнюю дачу для девочек, обучавшихся в Елизаветинском институте. И настоящее применение ему нашли лишь в 1830 году, когда началась его переделка под богадельню для военных ветеранов.В 1830 году пригородный дворец переходит в ведение Комитета о раненых. В 1831 году последовал высочайший указ о передаче его в военное ведомство и об устройстве богадельни для солдат-инвалидов. По распоряжению императора Николая I, архитектор А. Е. Штауберт в течение шести лет перестроил дворец, приделав к нему три двухэтажных флигеля, в которых располагались жилые помещения для четырехсот рядовых и шестнадцати офицеров. В 1834 году начали разбивать регулярный парк: дикий лес вокруг дворца расчистили и частично вырубили и на этом месте насадили 500 молодых берез; снесли обветшавшие въездные готические ворота екатерининских времен, а вместо них установили новые чугунные на каменном фундаменте; участок со стороны тракта обнесли оградой.
После перестройки дворца зимняя церковь была перемещена на второй этаж, в круглый зал, где ранее проходили заседания георгиевских офицеров. Она была торжественно освящена 23 июня 1836 года за четыре дня до открытия богадельни в присутствии самого императора Николая Павловича.
А что же в Чесменской церкви, что рядом с дворцом?
После о. Иоанна Яковлева в церкви настоятелем служил о. Феодор Зосимовский. Происходил он из семьи священника. В 1830 году окончил Александровскую духовную семинарию, знал греческий, латынь, читал по-древнееврейски. Словом, был человеком весьма образованным. Тогда же и был он приписан к церкви военной богадельни и рукоположен во диаконы 4 февраля того же года. Через год, 13 января, стал священником. В 1858 году был возведен в сан протоиерея и до 1889 года служил настоятелем. За годы службы не раз награждался: в 1842 году — набедренником, в 1847 году — бархатною фиолетовой скуфьею, в 1850 году — камилавкою, в 1853 году за ревностную службу удостоился благословения Святейшего Синода. В 1874 Синод утвердил его в ношении палицы.
Отец Феодор Зосимовский был женат на дочери придворного Зимнего дворца псаломщика Аграфене Дмитриевой, имел семерых детей. Служил при военной богадельне 60 лет. Богу преставился на 85 году, похоронен за церковью в мае 1889 года (могила не сохранилась).
После него священником Николаевской военной богадельни с 1889 по 1907 годы был протоиерей Василий Верещагин, до того много лет прослуживший военным священником.
Он родился 24 июня 1834 года в семье священника Тверской губернии. 16 июля 1855 года окончил Тверскую духовную семинарию. В марте 1860 года был назначен исправляющим должность псаломщика при Санкт-Петербургском Преображенском всей гвардии соборе. С 10 июля 1861 года псаломничал в Дворцовой церкви великого князя Михаила Николаевича. 7 мая 1862 года рукоположен во священника церкви Самогитского гренадерского эрц-герцога Франца-Карла полка. С 20 марта 1863 года по 1 мая 1864 года находился в походе по усмирению польского мятежа в составе Варшавского военного округа. 12 июня 1871 года назначен благочинным 2-й гренадерской дивизии, 24 декабря 1872 года перемещен по распоряжению главного священника гвардии и гренадер в Кексгольмский гренадерский императора австрийского полк, а 21 декабря 1873 года — в Николаевскую Измайловскую богадельню в Москве. 23 марта 1877 года возведен в сан протоиерея. С 1861 года состоял законоучителем в полковых учебных командах и для солдатских детей, в школах при Измайловской и Николаевской богадельнях.
22 мая 1889 года по распоряжению главного священника гвардии и гренадер перемещен в Николаевскую военную богадельню под Петербург с годовым жалованием на 1890 год — 1011 рублей.
В конце XIX века для семейных инвалидов Александровской военной богадельни на средства великих князей и княжон за железнодорожной веткой в районе нынешнего метро «Электросила» была выстроена небольшая деревня, в которой находилась часовня во имя святого благоверного князя Александра Невского. В деревне была собственная церковная школа, учителями в которой служили священники из богадельни.
На территории Николаевской богадельни также располагались несколько часовен. Одна — построенная на средства купца Дойникова и его сыновей была у ворот на Московском тракте (снесена в 50-е годы XX столетия), другая — на кладбище, располагавшемся за летней Иоанновской церковью. В ней отпевали умерших в богадельни инвалидов-ветеранов Суворовских походов, Отечественной войны 1912 года, Севастопольской обороны (1854−1856), русско-турецких войн (1828−1829 и 1877−1878), русско-японской войны (1904−1905), а так же солдат Первой мировой войны (1914−1918) и красноармейцев, павших в боях с Красновым и Юденичем на подступах к Петрограду. Ни кладбище с его захоронениями, ни часовня до наших дней не сохранились. В годы Великой отечественной войны за Чесменской церковью, стоявшей буквально на переднем крае обороны, хоронили бойцов 42-й армии 13, 63, 64, 109, 110, 291-й стрелковых дивизий, отдавших свои жизни при обороне подступов к Ленинграду.
В лихие годы
Последним настоятелем церкви, закрытой в 1926 году, был о. Иоанн Попов.Он родился 12 апреля 1857 года в семье священника Калужской губернии. Поступил в калужскую губернскую гимназию, но не закончил курса обучения. С 1883 по 1888 год состоял на службе в Министерстве внутренних дел. Затем служил в должности псаломщика при церкви святых Петра и Павла в Московском военном госпитале. 21 ноября 1890 года был рукоположен в диакона, а 17 ноября 1893 года был назначен на должность штатного диакона в церковь Николаевской военной богадельни.
Тогдашний директор богадельни Чемердин писал о нем: «Ревностен к церковной службе, скромен, держит себя постоянно с большим тактом по отношению к начальству богадельни и безвозмездно обучает закону Божию и грамоте детей служащих и даже взрослых добровольно, не тяготясь этим, при точной исполнительности прямых обязанностей».
Отец Иоанн был рукоположен в сан священника 17 февраля 1908 года. Он был женат на дочери псаломщика Марии Кирилловне Зверевой и имел четверых сыновей. Третий сын о. Иоанна, Николай, закончил Санкт-Петербургскую духовную семинарию, служил диаконом в Петрограде, затем, уже при большевиках, в церкви деревни Турская Горка под Новгородом. Арестован 6 декабря 1937 года и заседанием тройки УНКВД Ленинградской области 25 декабря того же года приговорен к расстрелу.
До революции Николаевская военная богадельня жила на проценты с капитала, положенные в Государственный банк, а также на пожертвования частных лиц и членов императорской фамилии. Обе церкви — и летняя Чесменская, и зимняя Рождественская ремонтировались и содержались за счет жертвователей и денег богадельни. Священник подавал прошение на имя директора о том, что крыша прохудилась или дренажная канава осыпалась — начальство деньги выделяло, староста церковный, купец Дойников, вкладывал свой капитал, рабочих нанимал и заказывал стройматериалы. Любил он это место и к старикам-инвалидам благоволил. Не раз жертвовал для них то булок, то кофе. И отец его, и дед жертвователями были. Верующая семья была и богобоязненная.
В начале XX века ктитором храма стал доктор медицины Н. Добровольский, служивший врачом в Николаевской богадельне и живший неподалеку от нее.
Когда в 1917 году вышел декрет о национализации банков, деньги на финансирование инвалидного дома перестали поступать. Осенью 1918 года в богадельню к старикам-инвалидам подселили детей, потерявших своих родителей. Зимой того же года многие из обитателей богадельни и детского дома погибли от голода и тифа. Оставшихся стариков по весне перевели в дома для престарелых, организованные на Петроградской стороне, а детей вывезли в районы Поволжья и Урала.
В конце весны 1919 года инвалидный дом был полностью расформирован, а в бывшем Чесменском дворце размещен концентрационный лагерь, который по документам назывался Первый лагерь принудительных работ, а в просторечии — «Чесменка».
Зимняя и летняя церкви были закрыты и опечатаны 1 июня 1919 года. На все просьбы общины разрешить открыть хотя бы летнюю церковь и позволить проводить в ней службы власти отвечали отказом: мол, церковь находится на территории советского учреждения, а церковь у нас отделена от государства. Прихожане предложили построить забор, который отделил бы Иоанновскую церковь от территории лагеря, но и в этом им отказали.
Община пыталась получить разрешение проводить «молитвенные собрания в доме гражданина Веревкина», который жил рядом с церковью. Чтобы этого не произошло, лагерное начальство поспешно национализировало дом Веревкина, мотивируя это тем, что и дом тоже находится на территории лагеря.
Прихожане продолжали писать петиции. В результате райисполком разрешил открыть на одну неделю, то есть на Страстную и на Пасху 1920 года, внутреннюю Рождественскую церковь дворца для 475 заключенных Первого концентрационного лагеря. Сохранились свидетельства очевидцев о том, как проходили пасхальные службы. В то время в «Чесменке» находился Жасмаран Бадмаев, доктор тибетской медицины, осужденный за сопротивление рабоче-крестьянским властям. Он провел в концентрационном лагере почти два года, переболел брюшным тифом, а выздоровев, помогал местным медикам лечить заключенных своими средствами. На пасхальное богослужение в лагере допустили лишь о. Иоанна и нескольких его прихожан.
А вскоре власти разрешили общине собираться в доме барона Вебера, из обрусевших немцев, чей завод лаков и красок находился за Московским трактом напротив въезда в богадельню.
Дом этот был деревянным, двухэтажным и торцом своим смотрел на Московское шоссе. Вот на второй этаж в две смежные комнаты и перенесли прихожане походный полотняный иконостас, несколько икон, священные сосуды, облачения для священника и диакона. Все остальные, как тогда выражались, «предметы культа» остались в Иоанновской и Рождественской церквях.
Священник Иоанн Попов неоднократно писал отчеты в разные инстанции о церковной собственности. Вот потому-то сведения о том, что в церквях находилось, сохранились до наших дней в Центральном государственном архиве Октябрьской революции. Благодаря этим архивным справкам можно восстановить, как производились изъятия церковных ценностей.
В Чесменской церкви хранились поднесенные верующими драгоценные оклады на иконы, золотые и серебряные богослужебные сосуды, расшитые золотом, полудрагоценными и драгоценными камнями покровы, одеяния священников. Все это было пожертвовано разными людьми. Причем жертвователями были не только богатые и знатные люди, но и простые крестьяне и солдаты. Старики-инвалиды, жившие в богадельне, отдавали свои стариковские копейки на «благоустроение» любимой церкви. Богу жертвовали лучшее.
В кампанию по изъятию церковных ценностей из Рождественской зимней церкви забрали Троицкую икону и еще пять икон елизаветинского и екатерининского времени, а также посвященную победе при Чесме серебряную медаль, подаренную графу Алексею Орлову-Чесменскому, которая хранилась в храме. Из Иоанновской летней взяли серебряные оклады икон, церковные сосуды, образ благоверного царевича Димитрия Угличского и другие иконы (местонахождение их в настоящее время неизвестно). Пытались изымать ценности и из церкви при доме барона Вебера. В деле, которое храниться в архиве Октябрьской революции, есть прелюбопытнейший отчет об оказанном гражданкой Вебер сопротивлении властям. Она «взбунтовала» прихожан, которые не позволили представителям «Церковного стола при Московско-Нарвском райисполкоме» опечатать временную церковь и что-либо «изъять» из нее.
В 1924 году в связи с постановлением правительства о пригородных церквях с Иоанновской церкви были сняты колокола и отправлены на переплавку.
В том же году в июне месяце Московско-Нарвский райисполком по просьбе рабочих фабрики им. Д.И. Менделеева (так теперь именовался завод лаков и красок Вебера) закрыл общину, имущество которой было распределено между рабочими завода и частично вывезено в Церковный стол Московско-Нарвского райисполкома. Последняя справка, находящаяся в деле о Чесменской церкви, — предписание оплатить работу конюха по перевозке церковного имущества.
15 февраля 1928 года распоряжением районного комитета Московско-Нарвского района технический директор фабрики К.К. Вебер с занимаемой должности был уволен, а 8 мая 1928 года — арестован. По приговору Ленинградского областного суда от 27 июня — 6 июля 1929 года «осужден на основании ст. 109, 116 ч. 2 и 58−6 ч. 1 УК РСФСР по совокупности совершенных преступлений к десяти годам лишения свободы со строгой изоляцией и с поражением в правах на пять лет с последующей высылкой из Ленинграда в Нарымский край сроком на пять лет». Он умер в КАРЛАГЕ, реабилитирован посмертно.
Его дочь, Ольгу Карловну, арестовали 10 июля 1938 года по распоряжению УНКВД Ленинградской области. Она обвинялась в том, что «занималась шпионской деятельностью в пользу Германии…». Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 2 июля 1939 года как социально опасный элемент она была осуждена и приговорена к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. 13 августа 1939 года для отбытия наказания отправлена в КАРЛАГ НКВД. На момент ареста ей было 44 года, она работала врачом в больнице им. Коняшина. Ольга Вебер скончалась в Санкт-Петербурге в середине 1990-х.
После закрытия церквей семья священника Иоанна Попова переехала к Московским воротам. В конце 1920 — начале 1930 годов о. Иоанн скончался, точную дату его смерти пока установить не удалось. Похоронен на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга. Место его погребения известно, но могила не сохранилась.
Другие прихожане, в том числе семья Тупорыловых, переселились в Царское село. Могилы некоторых прихожан Чесменской церкви находятся на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга.
Первый лагерь принудительных работ закрыли в 1924 году. В Чесменском дворце организовали Первую сельскохозяйственную колонию, затем дом для престарелых, а в 1930 году — Автодорожный институт, который в 1940 году реорганизовали в Авиационно-приборостроительный институт (сейчас в Чесменском дворце расположен ГУАП).
С 1925 по 1930 год в Иоанновской церкви располагался архив Главнауки, а с 1930 года — столярные мастерские Автотранспортного института. В том же году зимой случился пожар, в котором сгорел белый золоченый фельтеновский иконостас с иконами, написанными во «фряжской манере», обломки которого еще долго валялись на грязном снегу. Чудом сохранились фотографии иконостаса, сделанные для Русского музея. Иконостас был восстановлен в 1996 году по чертежам, найденным в Московском военно-историческом архиве. К его реконструкции привлекались лучшие специалисты — резчики, позолотчики и иконописцы Санкт-Петербурга.
Возрождение храма
Долгое время внутри Иоанновской церкви валялись горы мусора и грязи. Автодорожный институт предлагал церковь снести как памятник мракобесия. Рядом с фабрикой им. Д.И. Менделеева была открыта ударная комсомольская стройка, и церковь было предложено разобрать на кирпич. Обратились в КГИОП, но он не дал разрешения, так как Иоанновская (Чесменская) церковь числилась под охраной государства как памятник архитектуры: стараниями Ольги Карловны Вебер и других прихожан церковь еще в 1920-е годы была поставлена на учет.Время постепенно разрушало церковь. Крыша ее стала протекать, на ней выросло дерево, кресты упали. К 1971 году здание восстановили и передали его Военно-морскому музею. До начала 1990-х в помещении церкви Иоанна Предтечи находилась экспозиция, посвященная победе русского флота при Чесме.
4 января 1991 года была зарегистрирована община прихода церкви святого Иоанна Предтечи. Это были православные люди, решившие добиваться возвращения церковного здания верующим. Процесс передачи занял несколько лет. Естественно, музей поначалу даже не хотел признавать существование какой-то общины. Вскоре после регистрации общины и назначения настоятеля о. Алексея Крылова, после того, как начались службы перед церковью, молебны в праздничные дни, на Новый год, на Рождество, на Богоявление, о существовании общины, о попытках вернуть здание узнали понемножку все — и жители района, и власти.
Большую моральную поддержку общине оказал командир военно-морской базы Валентин Егорович Новоселов. Он был убежден, что здание церкви должно служить храмом, а не музеем или клубом, ему удалось найти пути для решения вопроса о передаче церкви верующим, так что с ноября 1991 года община с улицы перебралась внутрь храма.
Сразу же по воскресным дням стали служить литургию. И все необходимое для богослужения — подсвечник, аналой, иконы — накануне воскресного дня привозили в церковь, а потом увозили.
Года через полтора музей снял часть экспозиции в южной абсиде. Там приход построил первый временный иконостас, который простоял около трех лет. Это было время сосуществования музея и церкви. Церковные службы проходили практически только в субботу вечером и воскресение утром. Но народ ходил в храм, народу было много…
Одно несчастливое событие послужило делу передачи церковного здания верующим: музей и храм были обворованы. Сторож, работник музея, ушел на ночь домой, оставив свой пост, воры залезли в церковь и вынесли много ценных музейных экспонатов, а также принадлежащие церкви иконы.
1 июля 1994 здание церкви было передано в бессрочное пользование Санкт-Петербургской епархии, но в алтарной абсиде храма оставалась большая, до самого потолка, диорама «Чесменская победа». Восстановление внутреннего убранства церкви затормозилось еще на один год. За это время приход развился. На службы приходило все больше и больше людей. Прихожане занялись архивными изысканиями, чтобы как можно подробнее восстановить всю историю своего храма и тех. кто когда-то служил в нем Господу.
Работы по восстановлению церкви начались в 1996 году, а в ноябре 1998-го новый иконостас был освящен митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Владимиром.
В настоящее время в церкви совершаются богослужения, действует воскресная детская школа, собрана фонотека церковных песнопений, ведется научная работа. На кладбище установлен гранитный крест в память о погребенных ветеранах разных войн.
