 |
| Известия | Сергей Лесков | 03.08.2007 |
Любой диспут у нас бранчлив и истеричен. Иначе внимание привлечь невозможно. Кто громче кричит, кто обиднее кромсает конкурента — того и слушают. В Европе вера и наука, которые папа Иоанн Павел II называл двумя крылами, возносящими человека к истине, не просто сосуществуют мирно, но и являются, перефразируя античные представления, китами, на которых держится общество, а у нас все друг на друга кидаются, как гладиаторы. Но кто сказал, что Бог не предполагал конструктивной оппозиции? Может быть, он охотнее терпит тех, кто его отрицает, чем тех, кто компрометирует?
Одна из причин озлобленности — наша нетерпимость к иному мнению, недемократичность сознания и конфликтность, результат мутаций в ХХ веке. Но не менее важна — применительно к этой рукопашной — борьба за близость к власти. Фаворит потесненный, но амбициозный, со связями по миру — академия. Фаворит оговоренный, но помилованный и связанный с вечностью — Церковь. Пока в армрестлинге верх берет Церковь: Священного синода учреждать не собираются, а над РАН может простереть совиные крылья Наблюдательный совет, и в ее президиуме уже смотрящий за деньгами появился.
Был такой великий ученый Фрэнсис Бэкон, которого мы знаем по афоризму «Знание — сила». Но он же сказал: «Атеизм — это тонкий лед, по которому один человек пройдет, а народ провалится в бездну». Сегодня ни в одной стране, успешно осваивающей экономику знаний, нет нейтралитета между властью и церковью, но есть сотрудничество. А у нас одни запальчиво говорят, что молиться Богу проще, чем прилагать интеллектуальные усилия. Другие — что разум без веры нас до ручки довел. Как часто в споре, истинные цели и страхи не называются. Все идет по Карнеги, создавшего то ли религию, то ли науку, по которой вперед полагается выдвигать благородные тезисы о неокрепших юных душах, которых в школе собираются учить основам православной культуры, а в вузах — теологии. Впрочем, те, что в первых рядах, за чужие души страдают, а кто в обозах, они — о главном — о встраивании в государственную систему. Церковь, приближаясь к школе, что предполагает подготовку кадров, создание государственных стандартов и подразумевает бюджетные расходы, займет новое и более высокое место в социальной иерархии. Но Академия наук бежит от государственной опеки, как черт от ладана, ревниво не желая однако, чтобы конкурент возобладал. Царь горы, как в детской игре, может быть только один, и наука неизбежно будет потеснена. Первым звоночком стал идиотский процесс по иску школьницы к безответному Дарвину по поводу теории эволюции.
Потому мой прогноз: в школах появится новый предмет. Еще и для равновесия. ЕГЭ — зов просветительства, ОПК — миссионерства. Но мы не ведаем, что творим. Наша школа в ее нынешнем состоянии невосприимчива к инновациям. Любая идея гниет на корню. Главный ректор Садовничий, выступающий против ЕГЭ, — реинкарнация Кутузова, который предпочитал ничего не менять. Скотленд-Ярд, расщелкав «дело Литвиненко», никогда не поймет, как появились в интернете строго опечатанные ответы ЕГЭ. Наш премьер безбожно ругался на неделе по этому поводу, но не придется ли ему сквернословить и по новому предмету? Урок в школе — не проповедь, «грузить» на тему добродетели нынешнего школьника — результат будет, хоть святых выноси. ОПК — лучший способ возродить общество воинствующих и повальных безбожников. Даже богохульникам не снилось, как будут выглядеть тесты ЕГЭ по православию. Сегодня для атеистов лучший прием — по-кутузовски, как в Москву, заманить противника в школу.
