Как Президенту ответить академикам?

Нашумевшее обращение группы академиков-атеистов к Президенту России В. В. Путину требует надлежащей философской оценки, поскольку в его тексте содержится ряд категорических утверждений по весьма спорным вопросам, касающимся устройства мироздания, природы и генезиса человеческого рода. Право выносить окончательное суждение в сфере «вечных проблем», которые человечество пытается решить на протяжении всей своей истории, у академика и Нобелевского лауреата точно такое же, как у простого смертного. Ни Нобелевские лауреаты, ни простые смертные не знают истинного ответа на вечные вопросы, — они могут лишь верить в истинность тех или иных представлений. Десять академиков имеют право верить в материю и происхождение человека из животного мира, но имеют ли они право вводить власть и общество в заблуждение, представляя себя знающими истину?

Наука, от лица которой пытаются выступать подписавшие обращение ученые мужи, оперирует не только фактами, но и гипотезами, а также использует аксиоматический метод. Выбор же гипотез и аксиом часто зависит от общемировоззренческой, философской позиции ученого. Существует материалистическая интерпретация фактов, существуют теистическая, идеалистическая интерпретации… И в основе каждой из этих интерпретаций лежат постулаты, принимаемые на веру.

Не существует научных доказательств вечности бытия материального мира, не существует научных опровержений истины бытия Божиего. И почтенные академики не могут не знать об этом.

Верующие совершенно справедливо не говорят, будто знают, что мир сотворен Богом, — они честно утверждают, что верят в бытие Божие и в акт Божественного творения. В основе атеистического и материалистического мировоззрения также лежит вера — квазирелигиозная вера в «самоорганизующуюся» и «самодвижущуюся» материю. Однако материалисты упорствуют, выдавая свое построенное на вере мировоззрение за истинное знание.

Попытаемся посмотреть на ситуацию с точки зрения власти, к которой было адресовано скандальное письмо и у которой атеисты попросили защиты и покровительства.

Во-первых, власть не является субъектом, генерирующим знания и «картины мира». При этом государство прямо заинтересовано в истинности представлений, которыми руководствуются граждане в своей повседневной жизни и в различных сферах общественной деятельности.

Во-вторых, в идейно неоднородном, многосоставном обществе, каковым является общество российское, присутствуют и конкурируют между собой альтернативные системы знания о человеке и мироздании, каждая из которых претендует на абсолютную истинность и стремится к монополии. При этом власть признает свободу мировоззренческого выбора граждан, а также не имеет рациональных оснований игнорировать не только естественнонаучное знание, но и знание философское, знание богословское, в основе которых лежит духовный опыт, доступ к которому открывается верой.

Государство и Церковь правомерно отделены друг от друга — организационно и функционально, но может ли государство быть «отделено» от знания, носителем которого является не только Академия наук и другие научные центры, но и различные философские школы, и сама Церковь? Существует не только естественная наука, но и социальные, и богословские дискурсы, и их носители справедливо добиваются статуса экспертов, чье мнение может рассматриваться и приниматься во внимание властью.

Какой же может и должна быть не только реакция власти на пресловутое обращение, но и долгосрочная государственная политика в отношении конкурирующих интеллектуальных групп? Очевидно, самой простой и, к сожалению, предсказуемой реакцией окажется сохранение стойкого индифферентизма по поводу мировоззренческих и философских проблем, волнующих общество. Занятие такой позиции существенно упрощает отправление властных полномочий, но является недальновидным и интеллектуально необоснованным выбором. И дело не только в том, что мировоззренческие конфликты, загнанные вглубь социальной жизни и не превратившиеся в публичную дискуссию, через некоторое время становятся конфликтами социально-политическими. Самое важное — то, что и власть, и общество непрестанно в своей повседневной жизни сталкиваются с метафизическими проблемами, и мировоззренческий выбор власти (а также осознанный отказ от такого выбора) имеет соответствующие социальные последствия.

Приведем конкретный пример. Если вопрос о генезисе человеческого рода в целом может казаться «далеким» и «неважным» в контексте государственной политики и общественной жизни, то вопросы о моменте начала земного человеческого бытия и о моменте его окончания являются острейшими проблемами, имеющими непосредственное правовое и политическое измерение. Человек признается субъектом права на жизнь и получает государственную защиту с того момента, с которого человеческое существо признается таковым (с момента рождения или момента зачатия?). В российской Конституции сказано: «Каждый имеет право на жизнь» (ст. 20, п. 1). Однако в другой статье уточняется: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения» (ст. 17, п. 2). А каковы философские основания лишения человеческого существа права на жизнь в период его пребывания в чреве матери? Статистика абортов, демографическая ситуация в целом делает этот вопрос чрезвычайно актуальной политической проблемой. Оборотной стороной ее является проблема легализации эфтаназии, т. е. фактически — отказа государства от своего существеннейшего права — права в оговоренных законом случаях лишать человека жизни. На государство осуществляется колоссальный нажим определенных групп с требованием узаконить эфтаназию, т. е. дать возможность частным лицам и коммерческим структурам убивать людей на законном основании. При этом — от государства требуют отмены смертной казни! Очевидно, государству трудно будет решать демографические, социальные проблемы, избегая метафизики.

Важнейшей проблемой современного российского правосознания является тот факт, что базовые конституционные принципы (свободы религиозного и идеологического выбора, плюрализма, светскости), во-первых, не имеют официального толкования, во-вторых, рассматриваются изолированно друг от друга. Вместе с тем, осмысление указанных принципов в комплексе позволяет ответить на вопрос, какой смысл надлежит вкладывать в категорию «светскости», которая сегодня как заклинание используется атеистически-ориентированной общественностью, отождествляющей «светскость» и собственную философию. Однако для нужд власти недостаточно встречного, чисто отрицательного аргумента, что «светскость не означает атеизма».

Примечательно, что сегодня именно из клерикальных кругов, заклейменных на весь мир в нетерпимости и ксенофобии, исходят политические и правовые инициативы, призванные в полной мере гарантировать реализацию духовных и культурных прав не только православных граждан, но и принадлежащих к иным конфессиям, исповедующих различные веры или вовсе неверующих. Суть данных инициатив состоит в интерпретации светскости в связи с принципом мировоззренческого плюрализма.

При данном подходе государство не выносит окончательных суждений по проблемам «предельных» оснований бытия, оставляя различным по мировоззрению социальным группам право самостоятельно искать истину. Однако государство открыто выражает свой интерес к истине, поддерживает дискуссию в обществе, устанавливает ее формат и правила, утверждает в качестве языка публичной дискуссии язык философских универсалий, активно инкорпорируя его в политическую и правовую риторику.

Безусловно, государство не может выносить окончательное суждение по вопросу о бытии Божием. Но государство вправе сослаться на многотысячелетний опыт истории религии, поисков истины, выработки стратегий духовного совершенствования и соприкосновения с трансцендентным и непознанным, чтобы ограничить материалистов в их амбиции быть истиной в последней инстанции. Материалисты не знают истины, они лишь верят в постулаты материализма, и государство вправе потребовать от них интеллектуальной честности.

Государство, конечно, не вправе выносить окончательное суждение в споре о бессмертии человеческой души. Однако государство не только не может игнорировать духовное измерение в человеке и в обществе, а также иерархически высший статус духовного начала в человеке по отношению к телесному, — но и прямо обязано осуществлять соответствующую культурную, образовательную и социальную политику. Активизация «человеческого фактора», формирование «человеческого капитала» — эти задачи не решаемы при господстве над умами политиков и экспертов социальных и экономических теорий, игнорирующих или принижающих духовное измерение в человеке.

Очевидно, что государство не решает проблему происхождения совести и нравственности в людях. Но дискуссия о «правах человека», ведущаяся в современном мире и в современной России, может и должна быть изъята из пространства абсурда, созданного забвением об изначально лежавших в основе философии «прав и свобод человека» представлениях о «естественном нравственном законе», «естественном праве» (или «объективном нравственном миропорядке»). Вне естественно-правового контекста понятие «прав человека» лишено смысла и часто служит неким фетишем, скрывающем антигосударственные и антиобщественные намерения.

Во всем этом государство не посягнет ни на один конституционный принцип, позволяющий ему быть светским и плюралистическим, но реализует свою задачу быть выразителем и устроителем «общего блага» (это еще одна категория классической политической теории, которую нужно вернуть в лексикон власти).

Волобуев Сергей Григорьевич, гл. редактор общественно-научного портала «Социальное богословие», советник Председателя Отдела по делам молодежи Санкт-Петербургской епархии

http://www.religare.ru/analytics44141.htm