 |
| Вечерний Минск | Раиса Одынец | 03.08.2007 |
Мы знакомы давно, но так случилось, что, встретившись на днях на площади Победы, впервые разоткровенничались.
- Собираюсь сходить на исповедь, — неожиданно для меня, произнесла подтянутая, известная в спортивных кругах журналистка. — Это мой долг перед мамой, которая даже тогда, когда были гонения на церковь, встречалась со своим духовником Владимиром Хираско…
- С тем самым, что в декабре 1999 года был причислен в числе 23-х новомучеников Минской епархии к лику местночтимых святых? — интересуюсь я.
- Да, — отвечает моя собеседница, — но об этом я узнала случайно. Зашла как-то в редакцию, где писала о гимнастике, школах, вузах, слышу, принявшие от меня «наследство» девочки собираются посетить церковь. А я им возьми да и скажи: «У меня мама была верующей. Она неоднократно говорила, что каждый раз, когда ей угрожала опасность, видела во сне своего духовного наставника — протоиерея Владимира Хираско». Сев за компьютер и сделав запрос, коллеги сообщили, что этот батюшка причислен к лику местночтимых святых. Так священник Владимир Хираско неожиданно вернулся и ко мне.
Договорившись с коллегой об очередной встрече, подумала о том, что ничего случайного в нашей жизни не бывает. Выслушав долгую, растревожившую душу исповедь минчанки Нины Владимировны Прокопович, я утвердилась в этом.
Духовный отец
Сведения об этом батюшке скромные. Известно, что его отец тоже был священнослужителем. После окончания Подольской духовной школы отец Владимир на протяжении семи лет являлся настоятелем церкви Вознесения Господня села Омельно. Потом его перевели в Свято-Георгиевскую церковь села Юревичи, а оттуда в Минск. По свидетельству старожилов, когда любимый многими верующими батюшка покидал Юревичи, прихожане плакали…В столице Беларуси отец Владимир нес послушание настоятеля церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», действовавшей при училище слепых. Построена она была в районе нынешней площади Независимости в 1907 году. После революции на священнослужителей и верующих начались гонения. Попал в немилость и протоиерей Владимир Хираско. В 1919 году его дважды арестовывали, но отпускали. Когда он открыто стал ходатайствовать перед властями не высылать из столицы арестованного митрополита Мелхиседека (Паевского), а это было в декабре 1925 года, его упрятали в тюрьму надолго. Почти три года отец Владимир провел в ссылке. Вернувшись весной 1929 года трудился в том же храме. В июле этого же года стойкого батюшку вновь выслали в Сибирь. За годы лагерной жизни он очень подорвал свое здоровье и почти ослеп. Но вернувшись в 1932 году в Минск, все равно своим духовным чадам говорил: «Не проклинайте гонителей, а благословляйте». Через несколько месяцев отца Владимира не стало. На улице Притыцкого, в Скорбященском приходе, сейчас действует Братство в честь священноисповедника Владимира Хираско.
Что было, то было…
Нинина мама Анна Романовна, 1904 года рождения, после смерти отца, а это случилось в 1927 году, несмотря на свой юный возраст, стала помогать маме по хозяйству, ведь в семье, кроме нее, было еще шестеро детей. Повзрослев, встретила хорошего человека и вышла за него замуж. По словам моей собеседницы, голос у ее мамы был удивительный, поэтому она часто пела в церкви.- Жили мы тогда в бабушкином доме на улице Каменной, — вспоминает Нина Владимировна. — То, что ходит в церковь, мама от нас с братом скрывала. Вскоре судьба разъединила нас…
Так случилось, что перед самой войной у Лизы, родной сестры Анны Романовны, проживающей с мужем-тяжелоатлетом в Москве, родился сын Валерий. Бабушка Елизавета Андреевна и ее минские внуки Нина и Анатолий в начале июня отправились навестить новорожденного. 22 июня началась война, так они там и остались.
- Муж тети Лизы Виктор, — вздохнув, продолжила Нина Владимировна, — в 1942 году, спасая раненого командира на Днепре, погиб. Но об этом мы узнали только после войны. Нас трижды пытались эвакуировать, но бабушка всегда говорила: «Если Сталин в Москве, мы тоже никуда не поедем». Мы остались и встретили День Победы в белокаменной столице.
Отец Нины Владимир Алексеевич ушел на фронт в первые дни войны. Будучи раненым, в Москве разыскал своих детей. Так они узнали, что мама осталась в захваченном фашистами Минске одна. Как и многие ее сверстники, она стала помогать подпольщикам.
На пожелтевших листочках, исписанных рукой Анны Романовны Евстигнеевой, прочитала: «Познакомившись у моих друзей Сокольчика Александра и его жены Лиды с железнодорожниками Котиковым Леонидом и Иващенко Иваном, Корзюк Иосифом, Труш Ильей, я стала их товарищем по борьбе с немцами. Так как я жила одна в квартире, они решили сделать ее явочной».
Помогала Анна Романовна и попавшим в окружение нашим военнослужащим, переодевая их в гражданскую одежду. Ходила во 2-ю советскую больницу, где лежали тяжелораненые военнопленные. Передавая им еду, познакомилась с военнопленным — помощником начальника штаба 18-й стрелковой дивизии Павлом Степановичем Жилиным. Когда он немного окреп, купила ему паспорт и помогла бежать. Долгое время, с риском для жизни, эта мужественная женщина скрывала его в своей квартире. Когда он ушел, по заданию подпольщиков собирала сведения о продвижении поездов, доставляла по адресам газету «Звязда», встречалась со связными из отряда Дяди Коли — Петькой и Фросей, железнодорожником Балашовым, машинистом Капустиным. Но быть на свободе ей оставалось уже недолго.
- Немцы схватили Ивана Хадоскина, который как-то привел к маме сбежавшего военнопленного — полковника Ивана Матюшина. Он имел псевдоним Фролов, — продолжила свой рассказ Нина Владимировна. — Мама скрывала его у себя больше двух недель, пока не пришла связная Вера Демьянович и не отвела его в Семеновский партизанский отряд. Оттуда его переправили в Москву. Хадоскина в гестапо так сильно пытали, что он заговорил и многих выдал. Дом, где жила мама, Иван назвал правильно, а квартиру нет, поэтому фашисты первой арестовали мамину сестру Таису и ее мужа Константина, проживавших в той квартире. Их двоих малолетних детей немцы отправили в приют, маме чудом удалось ребятишек оттуда забрать. Первое время супруги томились в лагере на улице Широкой. Константин пытался сделать подкоп и бежать, но его разоблачили и отправили в лагерь Тростенец, где он и погиб. Тетю Таисию они посадили в эшелон и вывезли. Вскоре отправили в Германию таким же эшелоном и маму. По ее рассказам, в дороге невольницы пели, за что их на одной из остановок высекли, и хотя она была больна, ее тоже наказали.
Побег и нежданная встреча с сестрой
По дороге в Германию у Анны поднялась температура и начался тиф. На одном из разъездов ее высадили. Так она оказалась в госпитале, где ее выходила одна монашка. По воле судьбы вдали от Родины Анна Романовна оказалась рядом со своей сестрой Таисой, которую тоже везли в эшелоне через тот же разъезд. Дивным образом они встретились. Благодаря российскому эмигранту позже Анна с сестрой и еще тремя пленницами бежали из лагеря, что был в городе Эшхернах, в Люксембург. Оттуда лагерь N 63 для русских, где они оказались, перевели во Францию, в город Бордо. Из Южной Франции, дождавшись Победы, они и вернулись в Минск.- Так вышло, — отметила Нина Владимировна, — что моих двоих детей в свое время тайно окрестила мама. Я же позже на дому окрестила своих внуков — Настеньку и Алесеньку — детей старшей дочери Татьяны, с которой сейчас проживаю. Это таинство совершил батюшка из минского храма Александра Невского, в него я и хожу.
Отца Нины Владимировны Владимира Алексеевича во время войны Бог миловал. Оставшись в живых, он особенно дорожил медалью «За отвагу». Хранила за иконой свою награду — орден «За боевые заслуги» и его супруга Анна Романовна. Но самая ценная награда им и их детям была дарована свыше — жизнь! Понимая это, Анна Романовна не раз говорила дочери: «В трудные времена нас всех хранил Господь, не забывай об этом». Материнский завет Нина пронесла через всю жизнь.
Уйдя на пенсию с должности ответственного секретаря редакции «Физкультурник Белоруссии», Нина Владимировна еще 20 лет продолжала сотрудничать и трудиться, став отличником вневедомственной охраны. В минувшем году, поздравляя ее с 75-летием, наши именитые гимнасты во главе с Иваном Иванковым подарили ей картину, на которой изображен старый минский мост, находящийся неподалеку от «Трудовых резервов». Этот подарок ей дорог как память о тех, кто на протяжении многих лет был героем ее ярких публикаций.
