Еще одна жизнь

Одно из самых ярких воспоминаний детства: ночь в саратовском храме в честь Покрова Божией Матери, который тогда только-только начал реставрироваться — вместе с отцом, работавшим там сторожем и кочегаром. Храм тогда больше напоминал развалины замка, чем величественный собор. На его крыше росли березки и жили голуби, но при этом в церкви уже было все необходимое для богослужения — и алтарь, и иконы, и лампады с маслом… Помню, когда улеглась дневная пыль между этажными перекрытиями, солнце потерялось за городом и таинственный сумрак напитал собою ноздреватые и замшелые стены, отец позвал меня чистить подсвечники. На всю жизнь осталась в памяти те радость и гордость, с которыми я, шестилетний мальчишка, усердно взялся за первое свое церковное послушание…

С тех пор я целые дни проводил в храмах — то в Покровском, то в Свято-Никольском (тогда при нем еще не было мужского монастыря). И мало-помалу начал понимать, что церковная жизнь отнюдь не ограничивается богослужением — есть еще нечто важное, происходящее не в алтаре, а в церковных подвалах, сарайчиках и гаражах, в пряной атмосфере трапезных. Конечно, тогда я не мог еще понять всех масштабов работ, проводимых реставраторами, не мог на собственном опыте узнать, каково до трех ночи орудовать стамеской и молоком, превращая обычные доски в резные аналои и киоты для икон, не мог понять и обиды поварихи, простоявшей у раскаленной плиты всю пасхальную заутреню… Но вот однажды, Божией милостью, я и сам стал одним из тех, кто в храме не только молится и ставит свечи, но и трудится на благо Христовой Церкви. Церковный сторож, конечно, работа не самая пыльная, но дает возможность общения с людьми, трудящимися рядом с тобой, да и не только с ними. А кого только не встретишь в храме!

Каждый человек с рождения привыкает к самому себе. В зрелом возрасте ему уже трудно удивить себя же какой бы то ни было чертой собственного характера, все кажется таким естественным, понятным. Привыкать к другим людям, конечно, сложнее. И вот с самого утра поток непохожих друг на друга, других людей начинает заходить в двери нашего храма — в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали». На любой вопрос входящих в церковь людей я, как и другие работники храма, должен уметь найти правильный и подходящий ответ. Вот молодая мама с ребенком, пожилой мужчина интеллигентного вида, студенты… Слышу: «А кому за сдачу сессии свечку поставить?». Или раздается более абстрактное: «За удачу-то — какой подсвечник?». Вопросы, похожие на последний — не редкость. Но, к сожалению, не всегда получается объяснить человеку, что свеча — не магический атрибут, а молиться можно любому святому, лишь бы знать, кто именно изображен на иконе, ведь у святых нет «узкой специализации». Иногда от меня отходят, так и не поняв, с недоумением, а то и обидой.

Недавно утром в храм буквально влетела дородная дама в шортах, кинула сквозь очередь деньги на прилавок церковной лавки и заказала пару свечей. Естественно, ей вежливо предложили подождать, и тогда она сразу же начала, перекрикивая певчих на клиросе, возмущаться непрофессионализмом матушки за свечным ящиком: «Я буду жаловаться! Вы тут работать не будете! Я своего добьюсь!». Пытаясь ее успокоить и заступиться за ни в чем не повинную свечницу, я выслушал в ответ поток непонятных возмущений и медленно начал «закипать» сам. Грешный я, не хватает иногда терпения. И, не выдержав, снимая огарки с подсвечников, выдал: «А в шортах в храм нельзя, между прочим…» — «Вы мне тут еще указывать будете?» — «Да это не вам, это я устав церковный повторяю…». Ушла. Бедная матушка за свечным ящиком, чуть не плача, поведала, что дама эта не первый раз уже третирует ее подобным образом за «медленное обслуживание». Развлечение что ли такое утреннее?.. А настроение после этого уже не то, но мне проще: с дежурства сменился — и отдыхай, а матушке до вечера еще стоять…

Вообще, работа за свечным ящиком сродни подвигу. Весь день на ногах, весь день подсчеты, учетные записи, ответы на вопросы, «консультации», естественно — нервы. Легко зайти в церковь и спросить, есть ли здесь икона такая-то, а попробуй с ходу найди ее на полках, сплошь уставленных образами…

До службы — час. В дверях стоит растерянная ризничная: «Дим, что я натворила! Икону-то празднику совсем забыли!». Бегу, достаю икону, она не готова, цветами не украшена… Но за сорок минут ризничная успевает сбегать в магазин, укрепить купленные цветы на деревянной раме так, что любой дизайнер позавидует, найти сторожа (меня), чтобы донести преображенную к празднику икону до аналоя.

Пока я бегаю, в храм заходит пьяный, застаю его в попытке исповедовать свои помыслы дежурной уборщице. Матушка умоляюще на меня смотрит, и я «принимаю огонь на себя». Минут десять вежливо пытаюсь понять, чего же человеку нужно, и так же вежливо вывожу его на улицу, убеждая бедолагу не показывать мне здесь и сейчас, лик какого святого ему выкололи на спине во время перестройки… Перевожу дух. Это второй за сегодня. Бывает и хуже.

Всю праздничную службу я, не слыша этой службы, то бегаю в алтарь — относить батюшкам крестики на освящение, то объясняю обиженному отцу, почему нельзя во второй раз крестить ребенка, если с крещения не получилось ни одной фотографии, то усмиряю поссорившихся нищих у входа… Уборщицам в этом отношении проще, богослужение для них — отдых, спокойно стоят, молятся, лишь изредка убирая догорающие свечи в специальные ящики. Все самое интересное для них начнется потом, когда прихожане разойдутся, и храм опустеет.

На первый взгляд, что там — мой да мой себе полы. А пробовал ли кто присмотреться к ним после службы? Часто ли мы видим, что подсвечник — не просто подсвечник, а сложная рифленая конструкция со множеством завитушек, качественно закапанных свечным воском? Утром, конечно, все снова блестит и лоснится маслом, но знал бы кто, чего это порою стоит…

Частенько по вечерам мы сидим, отдыхая на лавочках, и обсуждаем, как прошел сегодняшний день. Однажды уборщицы чуть не переругались на почве пресловутой скорости работы. Бывают такие искушения, насаждает их враг, чтобы настроение праздничное в душах испортить. Так бы и поссорились, если б одна не сказала: «Матушки, да если уж на то пошло, оставьте вы эти полы вообще немытыми, главное, чтобы мир в душах был!». Задумались. Посмеялись. Полы, конечно, все же домыли. Памятуя, что смех — неплохое лекарство от раздражения и усталости, я тоже частенько пытаюсь по ходу дела перетолковывать неурядицы уборщиц на веселый лад. Получается неплохо, слава Богу, и с улыбками мы расходимся дальше домывать, дочищать, стирать церковные облачения, гладить, менять лампочки.

Кстати, замена лампочек — процедура хотя и довольно занимательная, но нужно учитывать при этом высоту, граничащую порой с риском. Перегорают лампочки часто, а под купол, где висит центральная люстра храма или, как еще ее называют, паникадило, не по всякой лестнице взберешься.

Вообще, иногда очень обижаюсь, грешный, на упреки некоторых прихожан, мол, «что у вас все так медленно ремонтируется». Да, к сожалению, один из красивейших храмов города второй год стоит в строительных лесах. Но разве оттого, что это церковь, а не офис из стекла и гипсокартона, следует винить рабочих в том, что его даже и не ремонт, а реставрация, так медленно продвигается вперед? К тому же, в силу специфики архитектуры не везде можно работать без дополнительных приспособлений. Чего стоит одно мытье сводов перед Пасхой, когда ребята стоят на одной ноге над пропастью и пытаются, чуть ли не прыгая, достать до верха. Господь хранит, и страховка крепкая, никто не падал, слава Богу, но что обидно: белизна стен понятие временное и относительное — свечей-то в день не одна тысяча сгорает.

Храм — это дом Божий, но стареет он и требует ухода не меньше, а то и больше, чем любое другое человеческое строение. Непонятно, откуда берет начало общественное априорное мнение, что в церквях все должно быть в бытовом плане иначе, чем везде, что все в храме ничего не должно быть подвержено общему для всех закону старения, а работники церкви не должны знать усталости и обиды, а обязанности свои выполнять со скоростью огненных языков. Но я знаю, что если наш хор не будет проводить долгих спевок по пять раз в неделю, прихожане со временем не услышат ни одной внятной стихиры. Но я помню свинцовую усталость рабочих, ремонтировавших по ночам свечной ящик, чтобы днем прихожане ничем не были бы стесняемы. Но я видел, как шатает священников от усталости после долгих вечерних служб и исповеди. И поэтому я не всегда терпеливо и с любовью отношусь к настойчивым подвыпившим гражданам, которые просят «срочно вызвать батюшку, только самого православного…». Всякое бывает, к сожалению.

Много еще можно было бы рассказать о людях, ухаживающих за храмом для того, чтоб другим можно было спокойно и без проблем поставить свечу у иконы своего святого, помолиться у образов Божией Матери и Иисуса Христа. Можно было бы рассказать, какое интересное занятие — разгружать по морозу на складе пятитонные фуры с пачками свечей и бочками лампадного масла, каково в жару под солнцем ремонтировать купола, а также как моются полы осенью и весной, пекутся просфоры для литургии, шьются священнические облачения и откуда появляются резные киоты на стенах. Рассказать можно, но жить этим все равно намного интереснее, и любой пересказ будет меркнуть на фоне реальной жизни. Пусть никто не думает, что я задался целью пожаловаться, нет. Мне и всем, рядом с кем я живу, молюсь и работаю, нравится то, что мы делаем. Кто-то сказал, что каждый человек служит Богу с помощью того дара, который дал ему Господь, и слава Богу, что у нас есть на это силы и возможности. Но когда в очередной раз вы зайдете в церковь помолиться за своих родных и близких, помолитесь однажды и за нас — за здравие «всех труждающихся в храме сем». Ведь мы все — православные христиане, всех нас много крепче родственных связей соединяют воедино Святые Христовы Таины, Тело Его и Кровь. Помяните однажды и нас в своих молитвах, и простите, если что не так!

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4197&Itemid=3