 |
| Философская культура | Лев Тихомиров, Александр Репников | 03.08.2007 |
А. В. Репников
Предисловие к публикации*
Когда в начале марта 1917 года газета «Утро России» сообщила о том, что Тихомиров сам явился в милицию и дал подписку в том, что признает новое правительство и обязуется исполнять все распоряжения оного «и во всем ему… повиноваться», то некоторые из недавних соратников Льва Александровича по правому лагерю назвали его «дважды ренегатом». Многие современные исследователи жизни и деятельности Тихомирова пытаются объяснить этот поступок, обращаясь как к внешним причинам, так и к внутреннему миру бывшего народовольца и бывшего идеолога монархической государственности. 2
При внимательном анализе дневниковых записей Тихомирова такое поведение одного из видных консервативных мыслителей вовсе не удивляет. Разочарование во власти и ее возможности усовершенствовать существующую систему стало общим местом в рассуждениях практически всех консервативных теоретиков и практиков начала ХХ века еще задолго до событий, произошедших в феврале 1917 года. 3
Если мы начинаем борьбу, заранее сомневаясь в победе, пугая себя и других несокрушимостью противника, мы тем самым почти наверняка обрекаем себя на поражение. Тихомиров постоянно сомневался, критикуя и себя, и окружавшую его действительность, весьма далекую от проповедуемых им идеалов. 4 Еще 11 февраля 1905 г. он писал в дневнике: «Нет ничего гнуснее вида нынешнего начальства — решительно везде. В администрации, в церкви, в университетах… И глупы, и подло трусливы, и ни искры чувства долга. Я уверен, что большинство этой сволочи раболепно служило бы и туркам, и японцам, если бы они завоевали Россию»; характерна и запись, сделанная в дневнике 20 мая 1905 г. после Цусимского сражения: «Дело не в гибели флота… но ведь и вообще все гибнет. Уж какая ни есть дрянь Россия, а все-таки надо ей жить на свете. Ах, как мне жаль этого несчастного царя! Какая-то искупительная жертва за грехи поколений. Но Россия не может не желать жить, а ей грозит гибель, она прямо находится в гибели, и царь бессилен ее спасти, бессилен делать то, что могло бы спасти его и Россию! Что ни сделает, губит и ее и его самого. И что мы, простые русские, как я, например, можем сделать? Ничего ровно. Сиди и жди, пока погибнешь!» 5 Резкие высказывания консерваторов о последнем самодержце встречаются довольно часто. В 1909 г. В. В. Розанов, выражая свое мнение об императоре, утверждал, что тот «есть мелкая, мстительная и низкая душонка, человек очень жестокий, хотя производящий самое чарующее впечатление на всех, кто с ним имел дело. Подобного лицемерного и лживого государя не было в России со времени Александра I-го. Он совершенно не имеет ума государственного и в делах государственных есть как бы пустое место». 6 Можно сослаться на то, что Розанов был личностью противоречивой, но вот еще пример: в письме от 28 декабря 1911 г. К. Н. Пасхалов жаловался Д. А. Хомякову: «Мы приучаемся мало помалу презирать наше правительство, сознавая его неспособность и бесполезность. А это штука очень опасная. В критическую минуту, когда революция ринется на существующий строй, стану ли я на его защиту? Нет. Мы наверно останемся в стороне… нам осталась одна надежда на великую милость Провидения, которое авось смилуется над нашей несчастной, засиженной всякой нечистью родиной». 7
Уже после февральской революции В. М. Пуришкевич заявлял о невозможности восстановления монархии. Весной 1917 года он засвидетельствовал свою лояльность новой власти, выпустив небольшую брошюру, в которой говорилось о том, что «…весь старый строй русской государственной жизни, прогнивший сверху до низу, был карточным домиком, упавшим от легкого дуновения волны свежих, здоровых национальных чувств народных». 8 Брошюра заканчивалась патетическими словами: «Да здравствует Временное Правительство, единая законная власть в России, впредь до Учредительного Собрания!». Впоследствии Пуришкевич утверждал: «Как мог я покушаться на восстановление монархического строя, если у меня нет даже того лица, которое должно бы, по-моему, быть монархом. Назовите это лицо. Николай II? Больной царевич Алексей? Женщина, которую я ненавижу больше всех людей в мире? (Александра Федоровна — А. Р.) Весь трагизм моего положения, как идеолога-монархиста, в том и состоит, что я не вижу лица, которое поведет Россию к тихой пристани». 9
При чтении статей и дневников М. О. Меньшикова, написанных после отречения Николая II, отмечаешь их сходство с дневниками Тихомирова. В статье «Жалеть ли прошлого?» он утверждал: «Для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель. Может быть, это и служило одною из главных причин, парализовавших нашу подготовку к войне и энергию ее ведения… Спрашивается, стоит ли нам жалеть прошлое, если смертный приговор ему был подписан уже в самом замысле трагедии, которую переживает мир?.. Не мог же несчастный народ русский простить старой государственной сухомлиновщине того позора, к которому мы были подведены параличом власти… Жалеть ли нам прошлого, столь опозоренного, рас-слабленного, психически-гнилого, заражавшего свежую жизнь народную… Весь свет поражен внезапностью русского переворота и взволнован радостью, взволнована радостью и вся Россия… Старый порядок рухнул от неуважения к свободе, то неуважение подрывает и всякий порядок, который наследует эту язву». 10 В последней статье, подписанной Меньшиковым, которая появилась в газете 19 марта, подводились грустные итоги: «Я далек, конечно, от мысли считать всех наших самодержцев чудовищами порока или безумия. Такие бывали, но гораздо хуже, что подавляющее большинство из монархов были слишком невыдающиеся, слишком заурядные люди. И вот в руки этих-то слабых и НЕУМНЫХ людей, очутившихся в вихре лести и измены, попала историческая судьба великого народа… сосредоточив на себе народное могущество, монархи решительно не знали, что с ним делать… Отделывались крохотными, легонькими задачками и систематически задерживали великую, наиболее необходимую перестройку своих народов. Важнейшие реформы начинались и никогда не оканчивались или оказывались безобразно смятыми… Трагедия монархии состояла в том, что, отобрав у народа его волю, его душу, — монархия сама не могла обнаружить ни воли, ни души, сколько-нибудь соответствующей огромной и стихийной жизни. Энергия народная веками глохла в… центре своей власти… Великий народ обречен был на медленное вырождение, подобно азиатским соседям, от атрофии своих высших духовных сил — сознания и воли».11 Узнав в 1918 году о расстреле бывшего самодержца, Меньшиков писал в дневнике: «Жаль несчастного царя — он пал жертвой двойной бездарности — и собственной, и своего народа.» — и далее рассуждал по поводу отречения — «не мы, монархисты, изменники ему, а он нам… Тот, кто с таким малодушием отказался от власти, конечно, недостоин ее. Я действительно верил в русскую монархию, пока оставалась хоть слабая надежда на ее подъем. Но как верить в машину, сброшенную под откос и совершенно изломанную?.. Мы все республиканцы поневоле, как были монархистами поневоле. Мы нуждаемся в твердой власти, а каков ее будет титул — не все ли равно?"12. По степени самобичевания дневник Меньшикова напоминает не только тихомировский дневник, но и „Апокалипсис нашего времени“ Розанова. Авторы обвиняли в произошедших событиях интеллигенцию и скорбно смотрели в будущее: „Бог не захотел более быть Руси. Он гонит ее из-под солнца… Значит мы „не нужны“ в подсолнечной и уходим в какую-то ночь. Ночь. Небытие. Могила… Мы умираем от единственной и основательной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся… мы сами гоним себя“.13
Еще один монархист Б. В. Никольский был не менее откровенен: „На реставрацию не надеюсь… Страшно то, что происходит, но реставрация была бы еще страшнее. Царствовавшая династия кончена, и на меня ее представителям рассчитывать не приходится. Та монархия, к которой мы летим, должна быть цезаризмом, т. е. таким же отрицанием монархической идеи, как революция“.14 Сегодняшние монархисты не любят вспоминать о подобных высказываниях тех, кого они считают своими учителями, но, как это не печально, можно бесконечно приводить примеры подобных (и даже еще более резких) высказываний. Тихомиров с его Дневником будет здесь далеко не одинок.
Хотелось бы привести еще одну фразу, сказанную не публично, и не в личном письме, или дневнике, а произнесенную на допросе, перед политическими противниками. Это цитата из следственного дела А. И. Дубровина. На вопрос чекиста Б. М. Футоряна: „Вы лично считали, что Николай II по своему характеру не подходил для установления твердой власти в России?“ бывший лидер „Союза русского народа“ ответил: „По своему уму он подходил, он очень умный человек, но бесхарактерный, безвольный, но почему я против него не восставал, у нас были разговоры. Ко мне являлись люди, которые мне задавали вопрос: „Ты видишь, понимаешь, у нас большой недостаток в том, что у нас царь слабоват. Ты по принципам монархист. Да? Но ведь непременно для того, чтобы этот принцип существовал и действовал, не нужно быть непременно верным Николаю II и т. д. Как бы ты посмотрел, если бы случился переворот и, вместо Николая стал кто-нибудь другой, мог бы ты принять участие и пр.?“, на это я отвечал, есть текст священного писания „не касайся к помазаннику моему, он помазанник Божий“ и если терпим все то, что нам приходится от него терпеть, от его недостатков, отрицательных качеств, то должны смотреть на это с религиозной точки зрения, как на наказание, как на явление временное, должно пройти, и не наше дело соваться туда и изменять силой“.15
К сожалению, мы не можем судить, как именно оценил Тихомиров свершившиеся в октябре 1917 года события, поскольку записи, относящиеся к периоду после 16-го октября, в ГАРФ отсутствуют.16 Остается только гадать, о чем он думал, когда в России началась гражданская война, стали появляться сообщения о расстрелах когда-то близких ему соратников по правому лагерю и началась борьба с православной церковью. Расстреляли М. О. Меньшикова, А. И. Дубровина, И. И. Восторгова, А. С. Вязигина, П. Ф. Булацеля, Н. Н. Родзевича и многих других правых деятелей. Скончался от тифа в Новороссийске В. М. Пуришкевич. Не намного пережил его Г. Г. Замысловский, скончавшийся от той же болезни. Во время гражданской войны красные утопили епископа Гермогена, а многих лично известных Тихомирову священников подвергли гонениям за веру.
В Петрограде в числе заложников был расстрелян и Борис Никольский. Незадолго до гибели он писал Б. А. Садовскому: „Вы знаете, до какой степени я не большевик и даже не социалист; но я, увы, много учился, много думал, и совесть и правда мне дороже всего. Заслуг у вождей нашего большевизма нет, как нет заслуг у бомбы, которая взрывает, как нет заслуги у рычага, который опрокидывает, у тарана, который проламывает: заслуга (или преступление) в той разумной воле, которая ими движет (когда такая воля есть); но они стихийные, неудержимые и верные исполнители исторической неизбежности. Делать то, что они делают, я по совести не могу и не стану; сотрудником их я не был и не буду; но я не иду и не пойду против них: они исполнители воли Божией и правят Россией если не Божиею милостию, то Божиим гневом и попущением. Они в моих глазах наилучшее доказательство того, что несть власти, аще не от Бога. Они власть, которая нами заслужена и которая исполняет волю Промысла, хотя сама того и не хочет, и не думает. Я жду — и вижу, что глубока чаша испытаний и далеко еще до дна. Доживу ли я до конца — кто знает?“.17
Что касается отношения Тихомирова к Советской власти, то оно не было однозначным. Глухо упрекая большевиков в том, что они чрезмерно злоупотребляют принципом насилия, он вместе с тем обмолвился, что только большевики сохранили понимание государственности. С одной стороны, японский ученый Харуки Вада отметил, что „Октябрьская революция, в задачу которой очевидно входило установление твердой революционной диктатуры, должна была, по представлениям Тихомирова, осуществить давно лелеемую им мечту о сильной государственной власти“.18 С другой стороны, анализ последних эсхатологических работ Тихомирова показывает, что в будущем он видел только новые жесточайшие испытания: „мир подходит к последнему своему периоду среди страшного революционного переворота, который, очевидно, изменяет самые основы государственной власти“.19
Только почти через год после октябрьских событий Тихомиров пишет письмо председателю ученой коллегии Румянцевского музея: „Покорнейше прошу Вас принять на хранение в Румянцевском Музее прилагаемые при сем двадцать семь переплетенных тетрадей моих дневников и записок…“.20 Его просьба была удовлетворена.
Завершив исследование „Религиозно-философские основы истории“, Тихомиров пишет повесть „В последние дни“. Пометки свидетельствуют о том, что повесть писалась с 18.11.1919 по 28.01.1920 (даты написаны по старому стилю). С. И. Фудель сын друга Тихомирова — священника Иосифа Фуделя — хорошо описал атмосферу, царившую во время чтения этой повести: „Мы сидели в столовой, угощением были какие-то не очень съедобные лепешки и суррогатный чай без сахара. Лев Александрович почему-то пил его с солью. Керосина тоже не было… и горели две маленькие самодельные коптилки, освещая на столе больше всего рукопись. Апокалипсис был не только в повести… но уже и в комнате“.21 Эти работы писались без какой-либо надежды на публикацию, а в реальной жизни нужно было кормить семью. В 1920 году Тихомиров получил материальную помощь от бывшего редактора „Русского обозрения“ А. А. Александрова и его супруги, которым был очень благодарен (об этом свидетельствует письмо от 2 сентября 1920 г.).22 По словам С. А. Волкова, общавшегося с Тихомировым в последний период его жизни, тот „заканчивал свое жизненное странствование“ в бедности, работая „дело-производителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)“. Ученики „к его огромному неудовольствию“ прозвали бывшего монархиста (вероятно, за его бороду) „Карл Маркс“.23
Тихомиров еще успел набросать заметки с откликом на тщательно проштудированную им книгу бывшей соратницы В. Н. Фигнер „Запечатленный труд“, обидевшись на то, что автор книги отвел ему слишком скромную роль в народовольческом движении, и обвинив Фигнер в поверхностном взгляде на события. В последующих комментариях, которые должны были войти в его воспоминания, Тихомиров представил себя как лидера „Народной воли“.24
В 1922 году 70-летний Тихомиров зарегистрировался в Комиссии по улучшению быта ученых.25 Возможно, что на благоприятное для него решение повлияли ходатайства старых соратников по борьбе с самодержавием — В. Н. Фигнер и М. Ф. Фроленко.26 Другой заботой на склоне лет стало написание воспоминаний. Объединенные под общим названием „Тени прошлого“, они были полностью изданы после смерти Тихомирова, скончавшегося в Сергиевом Посаде 16 октября 1923 г. Незадолго до смерти он успел передать на хранение оставшиеся материалы.27
Могила Льва Александровича не сохранилась, как не сохранился и дом, в котором жила его семья. Какие-либо организованные поиски места захоронения не велись. Местные краеведы, к сожалению, не могли помочь в этом вопросе. Судьба части архива, оставшегося, у родственников Тихомирова, неизвестна. Современный историк С. Н. Бурин во вступительной статье к републикации воспоминаний Тихомирова упоминает, что „существует легенда, согласно которой его вдова Екатерина и дочери Надежда и Вера долгое время сохраняли огромный сундук с его рукописями, не попавшими в государственные архивы… Но судьба этого таинственного сундука, если, конечно, он вообще существовал, — увы! — неизвестна“.28
Теперь, накануне выхода книги, грустно сознавать, что публикация всего дневника Тихомирова, начиная с 1883 года, вряд ли когда-нибудь осуществится, поскольку это требует многолетней кропотливой работы целого коллектива исследователей, и значительных материальных затрат.29 В настоящее время есть только один пример подобного издания, продолжающегося уже долгие годы. Это воспоминания Д. А. Милютина30, выходящие под редакцией доктора исторических наук, профессора Л. Г. Захаровой. Конечно, фигуры Д. А. Милютина и Л. А. Тихомирова вряд ли сопоставимы, но хроно-логические рамки дневника последнего делают его не менее интересным для исследователей, чем, например, дневник А. С. Суворина31.
Сегодняшним „монархистам“ (как, впрочем, и либералам») противоречивый и мятущийся Тихомиров не интересен. Прежде всего потому, что в их воображении уже сложился совсем иной образ Льва Александровича, далекий от того, который предстает перед нами, когда мы листаем пожелтевшие страницы тетрадей.
Работа с текстом дневника 1915−1917 гг. продолжалась около 5 лет, и за это время некоторые материалы были введены нами в научный оборот.32 В ходе работы приходилось самостоятельно расшифровывать и набирать рукописный текст, готовить комментарии (в книге их будет более 400) и вступительную статью.
Большую помощь в расшифровке трудночитаемых страниц текста и в переводах оказали Л. К. Репникова и Е. М. Мягкова. При комментировании текста оказали содействие В. Г. Макаров, О. А. Милевский, Г. Б. Кремнев. Техническая поддержка была оказана С. В. Федоровым. Всем им автор выражает самую искреннюю признательность, как и коллективу журнала «Философская культура», на страницах которого в 2005 году впервые увидели свет фрагменты из готовящегося издания Дневника.
При подготовке к публикации текст был приведен в соответствие с нормами современного русского языка, явные описки исправлены без оговорок. Расшифрованные или вставленные от составителя слоги, недостающие по смыслу слова заключены в квадратные скобки. Сокращения, предпринятые публикатором, отмечены в тексте квадратными скобками с отточием […]. Сохранены сделанные Тихомировым подчеркивания отдельных слов и фраз.
В данной публикации не дублируются биографические комментарии, которые уже приводились нами в NN 1 и 2 «Философской культуры».**
Все замечания, поправки и дополнения прошу присылать по электронной почте: Repnikov@mail.ru
* Работа над расшифровкой текста Дневника, его комментированием и подготовкой к изданию велась в рамках гранта РГНФ 02−01−365а.
** В журнальном варианте произведены незначительные сокращения представленного нам текста публикации. — Прим. редакции.
ДНЕВНИК ЗА 1916 год. 33
[…]Был в музее. Прочел Филона De vita contemplativa 34. Достал процесс тамплиеров, но, увы, сплошь латынь, два громадных тома! Попробую читать со словарем.
25 августа.
Довольно тоскливо. Обыкновенно я спасаюсь от мыслей об окружающем в работу. Но теперь работа зашла в тупик. Новый отдел не укладывается в систему. Я думал самостоятельно изучить процесс Тамплиеров, но это немыслимо. Латынь читать трудно даже со словарем. В лучшем случае успею кое-как просмотреть важнейшие показания, которые однако не могу понять в тонкостях, а только в общих чертах. Об изучении и думать нечего. Это самая общая проверка того, что пишут Дешамп35, Шустер36, Финдель37, и не более того. Нужно сказать, что Мишле 38 скверно издал процесс. Необходимо было бы порядочное предисловие о том предварительном следствии, которое произвел король Филипп IV*39. Необходимо было бы разбить процесс по заседаниям. Наконец, необходимо было послесловие.
26 августа.
[…] А чтение Мишле у меня идет получше. Язык латинский как-то воскресает в голове при чтении. Но конечно, изучить процесс в тонкостях я не буду в состоянии. Не хватит даже времени. С этим нужно бы провозиться, пожалуй, целый месяц, если задаться целью взвесить качество свидетелей — за и против обвинения. Какая нелепость (не говоря о бесчеловечности) были все эти пытки. Через этот сатанинский способ узнавать истину теперь решительно невозможно судить, была ли хоть искра правды в показаниях обвиняемых. Это все равно, как в процессах о колдовствах и ритуальных убийствах.
[…]
Примечания:
* Это неверно, я его нашел во II-ом томе. — Прим. авт.
12 сент[ября].
[…] Вообще у меня все идет не то что скверно, а неудовлетворительно, неприятно. Между прочим и в Посаде флигель не только не сдал, но даже перестали ходить наниматели. Это очень скверно: 480 рублей потерять в год при нынешних условиях — неприятно. Вообще все нехорошо…Сегодня я просмотрел сборник «Памяти К. Н. Леонтьева 40» 1912 г., который своевременно не мог прочитать из-за журнальной работы. Теперь я взялся за эту книгу из-за того, что скоро тут — не знаю кто, м[ожет] б[ыть], Новоселов, м[ожет] б[ыть], Фудель 41 — собираются устраивать что-то такое в день его кончины (12 ноября 1891 г.)42… У меня мелькнула мысль что-нибудь сказать или написать о нем, и эта мысль быстро погасла. Зачем? Мое ли это дело? Мне нужно самому готовиться к концу. Мне нужно найти милость Божию, а не проповедовать что-либо другим, которые меня об этом не спрашивают и которым я вряд ли могу сказать что-либо полезное для них. Это последнее — самое главное, конечно.
Правда, я копаюсь в своей «Борьбе за Царствие Божие», но это отчасти для собственного поучения, да и то, конечно, не будет завершено, и я об этом не сожалею. Мне нужно теперь не то, не других учить, а себя спасти, дойти до милости Божией. Человек чувствует, что ему положено. И я чувствую, что публицистика уже не для меня, и я не для нее. Мне нужно бы кое-что сделать еще для детей своих, для Коли и остальных. Нужно также и себе не теоретически, а сердцем прийти к Богу, что зависит от Его милости.
Вот Четьи Минеи это время я читаю со вниманием, а на прочее чтение даже и охоты нет. Ах, если бы мне только дойти до Божией милости.
О Кате, о Маме43 — я думаю очень много. Но Катя, как и Мама, — гораздо ближе к Богу, чем я. Я им в этом не нужен. А вот для детей еще кое-что кажется нужным сделать, если бы мне самому для этого дойти до милости Божией.
[…]
ДНЕВНИК
1) Дополнительный с 30 апр[еля] 1916 г. по 17 мая 1916 г.2) Общий — с 14 сентября 1916 по [Зачеркнуто — 8 мая 1917 года] Июль 1917 года.*
Дополнительный дневник Л. А. Тихомирова
с 30 апр. 1916 года по 17 мая 1916 года.** 44
Здесь, роясь в бумагах, нашел эту тетрадь. Это была когда-то книга моих упражнений в китайском языке. Рой воспоминаний охватил меня. Далекое, невозвратное время!.. Я нашел две тетради: одна — упражнения по японскому языку45, другая — вот эта самая — по китайскому. Уничтожить первую — не поднялась рука. Но теперь нет бумаги. Такой тетради, как эта, не найдешь ни в одном магазине. Теперь бумага — протекающая, переплеты — дряннейшие… и страшные цены. Это — война. У нас ничего не оказывается, в том числе и бумаги. И вот я соблазнился: выдрал из тетради все упражнения, кое-как заклеил эту огромную рану в книге, перевернул книгу задней стороной к переду — и готова. Имею тетрадь, какой не найдешь, может быть, у иного министра. Сколько ей лет? Не упомню. Я занимался китайским языком еще до боксерского восстания. А эту тетрадь пустил для занятий примерно скоро по взятии Пекина, когда архимандрит Иннокентий46 был только что рукоположен во епископы и отправился в Китай с радужными мечтами возродить или, точнее, создать Православную Китайскую Церковь. Я тогда мечтал, коли Бог поможет, съездить к нему, чтобы посмотреть лично на этот новый росток Православия и помогать потом Иннокентию отсюда с той смелостью, которую дает личное знакомство с описываемыми местами и деятельностью.
Увы! С тех пор прошло, стало быть, около 14 лет. Китай, Китай! Где тут думать о Китае!47 Спрашиваешь себя: в какой степени уцелеет Православие в России? Пожалуй, и у самого Иннокентия опустились руки. А я — даже уже и не годен никуда, и мне не до Китая. Вырвал свои «упражнения», бросил в печку и превратил книгу в «Дневник"…
Многое так уже вырвал я из своего сердца. Пускай пропадает заодно с прочим и Китай.
А ведь сколько было светлых и бодрых надежд, зародившихся в царствование Императора Александра III, когда, казалось, воскресала русская духовная сила и ежегодно быстро возрастала русская мощь. Я тогда еще более старался для Японии и японский язык почти изучил. Еще немного — и я стал бы уже читать по-японски. Я мечтал сделать, сколько сил хватит, для епископа Николая48, с которым находился в постоянных сношениях, и для епископа Иннокентия. Цвет русского епископства. Двое таких, подобных которым не оставалось в России. Я мечтал, что Россия дружески сойдется и с Японией, и с Китаем, и что мы на Дальнем Востоке сыграем великую и славную роль… Все смело и уничтожило проклятое время безумной политики, в которой глупость, алчность и бессовестное попирание чужих прав привели к позору и разгрому России и к уничтожению всех надежд на Тихом Океане. После же того — пошли удары за ударами. Теперь мы изгнаны и из славянского мира, изгнаны и с Ближнего Востока. Война не кончена, но ее исход не возбуждает сомнений. Что тут думать о Тихом Океане, когда и на Западе, и на Юге мы проиграли все свое значение, погубили все дела веков.
А внутри! Что будет? Разве это будет возрождение? Ничего нельзя ожидать, кроме разложения и постепенного (если только «постепенного») упадка…
Много всколыхнула в душе моей эта книга «упражнений» в китайском языке и поставила передо мной такую страшную картину прогрессивного паралича родины, что непереносимо даже смотреть на нее. Прочь все эти воспоминания, пусть они пропадут, как без следа пропали надежды, как уже пропали все люди, бывшие способными их иметь. И вправду: сколько теперь в России осталось людей, которые могли бы если не разделить, то хоть понять мое настроение? Почти никого. А какие десятки и сотни тысяч людей думают даже, что Россия двинулась «вперед»! Идти вперед, потерявши свою национальную душу, — недурная идея.
Примечания:
* Надпись на обложке тетради.
** Надпись на первой странице тетради дневника.
3 мая.
Неугомонный Тиханович-Савицкий не дает мне покоя. Несмотря на мой категорический отказ заниматься их «монархическими» программами, снова пишет письмо и прилагает свой проект изменения нашей конституции с просьбой сделать свои замечания.
Отвечаю ему новым категорическим отказом и даже не возвращаю проекта, выражая мнение, что у него, конечно, много копий, а мне трудно посылать на почту заказные отправления.49
Он хороший, честный человек, но неужто он не понимает, что занимается безусловно пустопорожными делами? И это теперь, когда долголетняя глупая политика привела Россию к одному из страшных кризисов ее Истории. Это — если не начало конца России, то, конечно, начало огромных внутренних переворотов, орудием которых уже не может быть монархический принцип за неимением в стране доверия к его носителям. И в такое время — заниматься выработкой «монархических программ». Как будто вопрос в программах!
Эта «война» становится чистой загадкой. В сущности, войны мы не ведем. Нагоняем миллионы солдат за миллионами — и ни с места. Немцы беспрестанно делают нападения, но пустячные, как будто ровно настолько, чтобы дать нам предлог не идти вперед, а обороняться. Какой смысл всего этого? У нас страна истощается все больше. Нравственно утомляется.
Лучше ли в войсках? Не имею сведений! […] А между тем, действительно, наш способ ведения войны делает ее чем-то абсолютно бессмысленным. Даже хуже: он рождает мысль, что мы не можем победить немцев. Но это мысль — страшно деморализующая, способная отнять все силы, заставить опуститься все руки.
Может быть, армию настолько деморализовали, что она уже и не может двинуться вперед? Что же, однако, тогда ждет нас?
Похоже, что Румыния открыто станет на сторону Германии. Это будет логичный результат нашего способа действий. При нем можно дождаться и выступления Швеции.
А Тиханович-Савицкий сочиняет «монархические программы»!
[…]
9 мая.
Вчера ходил пешком в Академическую церковь в надежде встретить кого-либо из профессоров. Сегодня пешком же ходил к Андрееву50 и Попову51 и ни одного не застал дома. Весь вопрос в том, чтобы на 2−3 дня добыть «Логос» Трубецкого52, без просмотра которого не могу продолжить работу. И вот — сижу на мели. Как трудно здесь работать! Хорошо еще, что эта моя работа ни на что никому не нужна.
10 мая.
Приехала Надя. Погода — гнуснее не может быть, и все мерзко вокруг и у нас. В Москве — только и разговора о предстоящих бунтах и грабежах.
У нас издыхает Надин любимец — кот Руська. Она плачет.
11 мая.
Руська издох. Закопал его. И у самого крайне неприятное чувство. Но особенно тяжело смотреть на Надю. Она этого кота любила, как друга, как дитя. Десять лет назад взяла его котенком, возила его в Петербург и никогда доселе не расставалась. Кот был замечательно умный, кроткий, ни разу в жизни ничего не своровал и любил Надю — прямо трогательно. Это для нее ужасная потеря. Жалко смотреть на нее.
И то сказать, в сфере личных привязанностей, ей — исключая семью — только и был дан на свете один друг — этот кот. Бедная, бедная моя Надя. И это в такое время, когда вокруг повсюду ни одной радости, ни одного светлого впечатления, ничего кроме тяготы и мрака и без всякой надежды в будущем. Не в чем даже забыться. Горе, одно горе кругом у всех.
Оставляя в стороне Руську, — время какое-то апокалипсическое, что-то сходное с тяжким мраком «последних времен». И самое подавляющее — то, что никакой надежды на будущее. Как будто попали под какое-то проклятье.
13 мая.
Был у меня Ив[ан] Вас[ильевич] Попов. Спасибо, дал мне несколько книг о Филоне. Но — судя по его разговору — я начинаю думать, что ошибся в своем мнении о незначительности влияния Филона. А впрочем — надо рассмотреть.
14 мая.
Сегодня день Коронации Их Величеств, и какой день — двадцатилетняя годовщина.
иво помню вечер 14 мая 1896 года. Мы тогда всей семьей были в Румянцевском музее, и с вышки смотрели чудную панораму московской иллюминации. Все было весело и шумно. Никто не ожидал через два, кажется, дня — а, впрочем, может быть, 18 мая — страшной Ходынской катастрофы, сразу превратившей народное веселье в рыдание и ожидание грядущих бед, предвещаемых этим ужасным событием. Официальные торжества шли своим порядком, но всенародная душа покрылась трауром. Тогда все говорили, что это страшное предзнаменование. Образованные вспоминали коронацию Людовика XVI.
Благодаря Бога, до такой аналогии дело не дошло. Но сколько бедствий внутренней смуты, резни и кровопролития пришлось пережить через 10 лет после этого! Не говорю уже о неслыханном доселе Японском разгроме. Прошло еще 10 лет, и ныне мы в настроении, сильно напоминающем после-Ходынское. Ужасное время, и чем оно кончится? […]
ДНЕВНИК Л. А. ТИХОМИРОВА
С 14 сентября 1916 г. по 16 октября 1917 г.53
17 сент[ября].
[…] Налоги растут страшно, хотя все же не так, как дороговизна. Вследствие этой дороговизны и налогов, мы сделались приблизительно вдвое беднее, чем были, и никаким сокращением расходов невозможно парализовать этого процесса обеднения. Увеличивать доход — нет способов. Места я нигде не могу иметь. Литературная работа для меня тоже не существует. Мне негде писать.
Положение исключительное: в «левые» органы мне нет доступа, в «правые» тоже. Да притом я и не гожусь ни для тех, ни для других, п[отому] ч[то] у них одинаковая партийность, в которую я не могу запрягаться. В отношении мысли я полный одиночка.
Впрочем, я и не жалею о своем полном выбытии из журналистики. Я имею свои убеждения, но в данных условиях они, мне кажется, неприложимы к действительности. Современных людей я не могу учить даже в отношении того, в чем считаю себя не ошибающимся, не могу учить, потому что современные люди не захотят принять моих уроков и не смогли бы их осуществлять.
Я, следовательно, мог бы только вести проповедь чего-то будущего. Но за такие проповеди люди не платят денег, и я мог бы печатать только на свой счет и в убыток себе, а на это у меня нет средств. Можно бы было подготовить кружок, который когда-нибудь способен бы был повести такую проповедь. Но я стар и физически слаб для той деятельности, какая понадобилась бы при этом. Вообще я кончаю жизнь, и кончаю одиночкой. Это давно ясно, давно я с этим примирился. О невозможности действия я уже и не жалею. Мои желания совсем другие. Я желал бы — для себя лично — стать действительно верующим христианином, а затем — для семьи — увидеть детей, устроенными в жизни, и жену, спокойно провожающую свою старость. Ничего больше я не хочу, но, увы, и в этом круге желаний не получаю Божьего соизволения, по крайней мере в той степени, которой желаю.
[…]
21 сентября.
Вчера отправил Ширинскому письмо с вопросом: не знает ли чего о проектируемом «Русском Обществе правоведения и государственных знаний»? Мне написал о нем профессор Казанский54 (из Одессы), предлагая поступить членом — учредителем и явиться в декабре в Петроград на учредительный съезд. Если бы, как пишет Казанский, это было действительно ученое общество, то, конечно, я бы не прочь поступить, хотя, живя в Москве, очень трудно что-нибудь делать для Общества, 9/10 членов которого будут, без сомнения, в Петрограде. Но я боюсь, что это Общество ничуть не ученое, а политиканское, с теми же «союзниками» правых направлений. Что же мне делать с этим народом, с которым я, слава Богу, вполне разошелся?
* * *
Вчера Нилус 55 рассказал мне «чудо», как он выразился. И вправду чудо, хотя я сомневаюсь, чтобы оно было в действительности. Узнал он от какого-то человека (имени которого не открыл), который слышал это будто бы от Антония Храповицкого 56, лично участвовавшего в деле. В то время, когда возник вопрос о восстановлении патриаршества и созвании Церковного Собора, архиереи, как известно, собрались у Государя, и он, выразив свое сочувствие этому, спросил владык, намечали ли они между собою кандидата на Патриарший престол? Владыки (среди которых чуть не каждый мечтал быть Патриархом) — молчали. После тщетных попыток добиться у них какого-нибудь мнения, Государь будто бы сказал: «Тогда, владыки, выслушайте мое мнение, и скажите, согласны ли вы на мое предложение». И затем он будто бы сообщил им такой неожиданный план: он, Государь, отказывается от престола в пользу сына, разводится с женой, поступает в монахи — и его выбирают в Патриархи. Одобрят ли владыки такой план?Ошарашенные владыки хранили глубокое молчание. Государь переспросил, но у них языки не могли пошевельнуться… Тогда Государь, помолчав, повернулся и ушел, оставив владык в их оцепенении.
Антоний, будто бы, потом рвал на себе волосы от досады, что они пропустили такой случай получить для Церкви такого Патриарха, который бы имел даже большее значение, чем Филарет Романов 57. Но момент был упущен.
Никогда ничего подобного я доселе не слыхал, и, признаюсь, не верю. Мысль Государя, — если это имело место, — это была бы единственная комбинация, при которой Патриаршество восстало бы из могилы в небывалом величии. Однако, нельзя не сказать, что Михаил Романов 58, при всей юности своей, все-таки уже имел царский возраст, тогда как Наследник Цесаревич Алексей — тогда был еще совсем ребенком, и стало быть Россия должна была иметь Регента. Это значительно изменяло бы положение Патриарха. 59
Впрочем, повторяю, я совершенно не верю этому рассказу. Если бы что-либо подобное произошло, то я бы, конечно, слыхал от кого-либо.
[…]
17 окт[ября].
День основания нашей «конституции». Прежде много шума бывало в эту годовщину. Громадное большинство теперь, вероятно, и не думает об этих пустяках, когда стоит на карте существование России.
Деревенские жители рассказывают, что у них, по деревням, очень «большое баловство», т. е. другими словами — грабежи. Очень плохой признак. Бабы говорят, что жить стало страшно. У меня большая тревога в этом отношении и за наш безлюдный дом. Господи, даже понять не могу, что за бедствие с нашим флигелем: никто не снял. У меня сердце не на месте…
[…]
22 окт[ября].
Сегодня я докончил три первые главы VII отдела о тайных обществах в религиозной борьбе. Еще осталось несколько глав — не менее 2−3, — но путь мой уже уяснился. А вместе с тем мне уясняется и остальной состав сочинения, рисуется последовательное развитие частей его. Думается, что если Бог пошлет еще год работы, то оно будет кончено.
Кончено… А зачем! Что бы я сделал с ним? Напечатать этих 800−900 страниц — нет средств. Это въехало бы, по нынешним ценам, около 10 тысяч рублей.
И если бы оно было напечатано, то кто бы его читал? И для чего его читали бы?
Я — какой-то могильщик. Написал «Монархическую государственность», в которой, право, как никто до меня на свете, изложил ее философию. И это явилось в дни смерти монархического принципа. Какая-то эпитафия или надгробное слово на могиле некогда великого покойника. Теперь, пожалуй, напишу такую надгробную речь над человеческой борьбой за Царствие Божие в такой момент, когда уже люди прекращают борьбу за него, и когда оно явится только с пришествием Христа. Зачем тогда нужны мои сочинения? Разве для того, чтобы представить их Судии мира в доказательство, что каков я ни есть недостойный Царствия Божия, но в своей работе ума и чувства все же думал — и в политике, и в религии — не о чем ином, как о Царствии Единого Истинного Бога. Но зачем Ему эти «оправдательные документы»? Он и без них знает, о чем я думал, знает лучше, чем мой ум и сердце, и что если скажет: «Это все словесные формулы, а вспомни-ка, о чем действительно заботился твой ум и твое сердечное чувство. О Моем ли Царствии или о своей собственной славе и доказательствах честности своей жизни?»
Что отвечу я? Что могу сказать, кроме: «Господи, не оправдается перед Тобой никакая плоть. Брось в огонь все мои сочинения и сотвори со мной по милости Твоей, а не по моему достоинству, которого не имел и не имею, и не в силах иметь, если Ты Сам не облечешь меня в одежду брачную».
Толкнул ли я хоть единого человека к Богу?
Не знаю, и — вероятно — нет. Но что же мне делать? Ведь я хотел делать именно это, а если не мог, то виноват ли я? Нищ есмь и окаянен, 60 и что же мне делать с собою?
[…]
24 октября.
Объявление в газетах: скоропостижно скончался 23 окт[ября] Федор Дмитриевич Самарин 61. Послал выражение соболезнования Александру Дмитриевичу.
Умирают все мои современники, все люди национальной России. Федор Самарин был по уму краса Самариных. Теперь, значит, Самаринский кружок исчез совершенно. Уж он и то на ладан дышал и держался только Федором Дмитриевичем. Александр Самарин62 бывал только из любви к брату, а сам по себе он больше тянется к общественным делам. Кожевников, сам по себе, поддерживает охотно только Новоселовский кружок. Корнилов — весь в делах Красного Креста, да и помимо того — инициативной силой никакого кружка не захочет быть. Впрочем, все это неважно. Нынешнее время не принимает ни таких людей, как Федор Дмитриевич, ни таких кружков, как Самаринский. Этот кружок имел целью быть вольным центром свободного общественного мнения умственной аристократии Русского направления. Все это уже — нечто отжившее, прошлое, последний отблеск Самаринско-Аксаковской Москвы, которой уже нет. Теперь есть Москва кадетская, Москва социалистическая, Москва промышленная, но Русской Москвы уже давно нет. Хомяков Дмитр[ий] Алексеевич живет только как антикварный, драгоценный сосуд, разбитый, но склеенный — и тоже не надолго.
[…]
26 окт[ября].
[…] Но теперь какое-то несчастное время, когда очень редко делают что-нибудь умное и удачное.
Между солдатами (ранеными) — как слышишь от всех — ужасное раздражение против начальства и властей. Они возвращаются с фронта только с разговорами об «измене». Не приходилось слышать о войсках, не бывших на фронте: лучше ли их настроение.
В народе и вообще — раздражение страшное. О Москве слышал от нескольких, будто полиция вооружена пулеметами на случай волнений, которые, вероятно, очень возможны. Вообще положение самое тревожное.
Беда в том, что у нас все распоряжения крайне глупы. Особенно ужасны меры по «продовольственному» делу. Я уверен, что мы никогда бы не дошли до такого тяжкого положения, если бы правительство не принимало никаких мер, а предоставило все естественному течению. И представляю еще — как являются эти мероприятия? Выдумает какую-нибудь мыслишку мелкий чинушка, и — сейчас для отлички бежит к начальнику; начальник — для той же отлички — к высшему начальнику. И — смотришь — сляпали «регуляцию». Никто ничего не понимает, да и не очень то [1 слово нрзбp.] чем-либо, кроме того, чтобы была «принята мера». Тут, в сущности, виновата высшая власть, которая не стоит на высоте положения и не умеет руководить низшими.
Как слышно, Дума хочет, по созыве, требовать ответственности министров. Полнейшая чепуха! Тут бы нужна была крупная личность, диктатор, да, разумеется, с характером и здравым смыслом. Большого ума не требуется, а именно здравый практический смысл. Но Дума не знает такого человека, и я не знаю, и где его искать во время такой страшной внешней опасности? Дума уже показала свою глупость на законе о «мясопустных днях», и сама помешана на «мероприятиях». Положение, в сущности, безвыходное. Может быть, самое лучшее, за неимением ничего другого, было бы снова отдать Командование Николаю Николаевичу… Не блестящий исход, а всё-таки… Но это безусловно невозможно. А пока военные дела стоят так скверно, — внутри ничего путного нельзя сделать.
Удивительно, что такая война не могла выдвинуть ни одного крупного человека среди генералов. Неужто же в России действительно нет ни одного человека?
10 ноября.
Павел 63 спрашивает сегодня: правда ли, что Государь приедет в Москву? Отвечаю: «Не знаю, а думаю, что вряд ли, п[отому] ч[то] как будто нет причин приезжать». Он говорит: — «Рассказывают, что Государь приедет советоваться с народом — воевать ли или заключить мир? А если народ хочет воевать, то Государь скажет — что тогда он должен всех забрать в солдаты». Я ему сказал кратко, что все это пустое. Как же Государь будет советоваться? Как говорить со 100 000 человек? Да притом Москва не Россия, в России есть еще 100 миллионов народу. А Госуд[арственная] дума — уже сказала, что нужно воевать, значит с кем же еще советоваться?
Кто это распускает такие слухи, и с какой целью?
Насколько замечаю, в народе пропадает всякая вера в победу, но в то же время ему стыдно сознаться, что хочется мира. Да сверх того — все чувствуют, что мир без победы — это значит кабала русских у немцев. Печально вообще состояние духа народа, и конечно — он несчастный народ. Самое же главное его несчастье — это то, что он не знает причины своего несчастья. Всех охватывает что-то таинственное, непонятное, кошмарное, подавляющее дух. Все говорят об измене, а где она — не разберешь.
[…]
22 ноября.
[…] Я теперь читаю Deschamps’a — Les societes secretes64, о влиянии франкмасонов на политику XIX века. Правду сказать, страшно делается. Очень похоже, что и мы в их руках. Как изумительно, что никто в России не читает этих книг, не подозревает о их существовании. Старые [книги?] Бутми65 и других антисемитов слишком грубы, и их развитой человек, особенно несколько либеральный, может только отшвырнуть. Но вот бы Deschamps’a стоило перевести на русский язык.
Жаль, что я не знаю книги Деласю66. Остальные — вроде Дасте67 — слабы. Копен Албанселли68 слишком гипотетичен. Вот еще аббат Барбье69 очень серьезен, очень фактичен. […]
4 декабря.
[…] Сегодня получил от Мих[аила] Петровича Степанова те соображения о Святых местах, о которых говорил князь. Мудреная штука…
Заклеиваю (из N 279 ["]Русского слова["]) резолюцию 12 съезда Соединенного дворянства. Правая группа съезда составила особую резолюцию, из которой однако в газете приведены лишь клочки**.
Резолюция съезда.
«12-й съезд объединенных дворянских обществ, искони преданных своим Самодержцам, с великой скорбью усматривает, что в переживаемый Россией грозный исторический час, когда для крепости и единства государства является особенно важным монархическое начало, эта вековая основа государства претерпевает колебания в своих собственных устоях. В государственное управление внедряются чуждые законной власти безответственные темные силы. Силы эти подчиняют влияниям верхи власти и посягают даже на управление церковное. Достойнейшие святители церкви смущены происходящим на глазах у всех соблазном. Церковь, хранительница Христовой правды, не слышит свободного голоса своих епископов и видит их угнетенными. Необходимо обеспечить церкви установленное канонами внутреннее управление.
Не менее потрясено и гражданское управление страны. Подверженное тем же пагубным влияниям, оно, кроме того, не обладает не-обходимой сплоченностью, единством мысли и воли, и не пользуется доверием народа.
Такое положение, пагубное во всякое время, особенно гибельно в годину мировой разрухи, — оно породило разруху во всех отраслях народной жизни.
Необходимо решительно устранить влияние темных сил на дела государственные.
Необходимо создать правительство сильное, русское по мысли и чувству, пользующееся народным доверием и способное к совместной с законодательными учреждениями работе, однако ответственное только перед Монархом. Оно должно быть вооружено, в лице председателя совета министров, полнотой власти и сплочено единством общей программы.
Только такое правительство может довести войну до полной победы, без которой народная мысль не допускает мира».
По моему мнению эта резолюция дворянского съезда производит гораздо более сильное впечатление, чем соответственные заявления Гос[ударственной] думы и Госуд[арственного] Совета. Страшно подумать, из-за какой ничтожной и гнусной личности поднимаются все эти черные тучи над Монархией. Ведь собственно, что это за «темные силы»? В основе всего только Григорий Распутин. Тут, которые около него налипают — мелочь и не важны. И вот только из-за этого ничтожного и гнусного человека потрясаются самые основы Монархии. Беспримерно в Истории. Готовы жертвовать Штюрмерами, Курловыми70, кем угодно — но Григорий, от которого и идет гибель, остается незыблем. Нечто роковое и мистическое.
** Вклеена вырезка из газеты. Все подчеркивания в тексте газетной заметки сделаны Тихомировым.
16 декабря.
Я окончательно решил, что не могу завтра ехать в Посад. Значит, можно только в понедельник, если Богу будет угодно.
Газеты принесли известие о прекращении дела Манасевича-Мануйлова71, по какому-то «распоряжению», о котором Министр Юстиции был уведомлен поздно ночью накануне заседания Суда по этому делу. Ясно, что это Высочайшее распоряжение. Газета («Русское Слово») сообщает, что министр (Алек[сандр] Алек[сандрович] Макаров72) хочет уходить в отставку… Хватит ли характера? У Хвостова хватило.
Министр известил Суд о прекращении дела. […]
А впрочем, в конце концов, я допускаю, что, может быть, дело Манасевича не прекращено уже, а что имеются лишь намерения прекратить, ввиду чего суд и принял решение — оттянуть, пока выяснится — примут ли решение прекратить дело или рассудят, что не стоит этого делать. […]
Ну, а если «распоряжение» не принято? Что сказать о газетах, которые распространяют неверный слух, относящийся явно к Государю? Как это юридически квалифицируется?
Но — у нас нынче истинная анархия, океан мути болотной. И это во время войны и «военного положения».
Полное безлюдье. Эти земцы и городские головы не имеют ни искры государственного чутья и склада ума. Они ничего не понимают кроме оппозиции, агитации, революции. Организующей мысли нет ни на один грош. И все это ведет нас к гибели, не к либеральному устройству, а к гибели.
[…]
Дневник Л. Тихомирова с 1 января 1917 года.* 73
[…]
6 янв[аря]. Крещение
Сегодня получил офиц[иальное] приглашение на совещание Палестин-ск[ого] Общества. Отвечаю согласием, но уже написал Ширинскому и Писаревым — нельзя ли приискать в Петрограде комнату, ибо теперь где же ее найти?
Получил письмо от Коли74 от 1 января.
7 января
Тихон75 извещает о получении отпуска с 9 янв[аря]. Вероятно, 10 приедет. А Катя что-то расхворалась, и вряд ли может перепутать. Между тем, у них — Маня ушла (будто бы по болезни матери), а здесь пришли Маме (бабушке) деньги, которых нельзя было без нее получить. Мы назначили почте срок — 15 янв[аря]. Ну как же тут быть? Ее перевозить? Как? Вера76 экзамен держит. Надя? — Значит Катю одну бросить… Какой неприятный переплет усложнений. Вот она — наша жизнь человеческая… А Катя стала что-то очень часто хворать, и очень ослабла… Тяжелые мысли. Она что-то и духовно как бы созревает, стала тиха, кротка, хладнокровна к бедствиям и неудачам. О, Господи, сохрани ее все-таки для нас, для детей. Она еще нужна им.
Да, вот тянут на совещания в Петроград, говорят иногда о политике… Я вожусь со своим «сочинением"… А какие тут совещания да сочинения! Жизнь-то вот уже при конце стоит. Эх-ма, а не хочется этого конца. Ой, потерпи еще, Господи, грехам…
Тихон очень любит Катю, трогательно любит, как и она его. Ты это знаешь, Господи… Дай им радость безбедного свидания. Немного радости у Тихона, и он так мечтал об отпуске, так боялся его не получить. И Катя так ждала его…
Как-то сразу заволоклось каким-то туманом. Развей, Господи, дай луч светлого счастья.
[…]
Примечания:
* Надпись на обложке тетради.
10 января
Жду приезда Тихона. Между тем Маша говорит, что в Москве «бастуют», т. е. будто бы разбили магазин Чичкина, выливши все молоко, и будто бы то же безобразие по другим магазинам. Теперь 9 час[ов] утра. Спросил по телефону. Маруся Фудель говорит, что «в малом количестве» «какие-то малыши» ходят с флягами, а о магазинах не слыхала.
Ночь
Тихон не приехал. Что-то Бог даст завтра?
Относительно каких-либо беспорядков ничего больше не было слышно. Я сомневаюсь и относительно Чичкина, п[отому] ч[то] проходил днем мимо, и никаких следов какого-либо «разбития» не было: торговали как обычно. Но около булочных хвосты очень длинные. С хлебом творится что-то неладное. Мука должна, по статистике (?), быть, а между тем ее, кажется, нет, и говорят, что хлеба не будет.
Когда министры меняются чуть не каждый месяц — какой может быть порядок?
Рассказывают (вероятно — враки, но рисует настроение), будто Государыня просит, чтобы Государь предоставил ей все внутреннее управление, а сам был при армии… Это выдумано, вероятно, для возбуждения народа, п[отому] ч[то] к Государыне относятся ужасно нехорошо, и такое про нее рассказывают, что страх берет. Обвиняют ее даже в сношениях с Вильгельмом77.
По поводу Распутина говорят, что она надела траур и семью также нарядила в траур, исключая Ольги Николаевны78, которая-де — решительно отказалась. О Государе болтают, что он в Ставке отнесся к смерти Распутина очень безразлично, но прибыв в Царское Село, подпал настроению Супруги. Вообще говорят, будто бы он безусловно под ее влиянием.
Катя пишет, что ей, слава Богу, не очень худо: это ее «прострел», но не очень сильный. Нашли они себе и прислугу — Аксюшу, сестру Павла. Временно… да теперь все временное.
[…]
12 января
Тихон с Фомой уехали в Посад. Очень отрадно было повидаться, но беда в том, что он должен в Москве лечить зубы — все время, две недели; Катя же по болезни не может приехать в Москву. Да она, очевидно, боится и беспорядков, которые могут захватить ее неспособною к движению. Этот ее «прострел» такая скверная болезнь, что она иногда не может повернуться с боку на бок на кровати. Заклеиваю ее письмо…*
Какое мерзкое время переживает Россия! Оставляя всякие преувеличения, — едва ли кто поручится, чтобы какая бы то ни было смута, была невозможна в любой день. Народ вообще находится в последней степени нервности и отчаяния в чем-либо хорошем. О победе пишут в газетах, но в нее, право, никто не верит. К Правительству нет ни искры доверия, не говоря уже об уважении. Наконец не верят и друг в друга, каждый считая всех других мошенниками. Конечно, масса людей загребают деньги, но вряд ли многие доверяют прочности своих приобретений. Крайне гнусное время.
На фронте все скверно. Даже на речке Аа немцы оттеснили наших на 2−3 версты. Как бы и эта наша эфемерная победа не была ликвидирована. Вялости и бессистемности наших действий не могу понять. Какая «темная сила» держит нас в бездействии и дает немцам время усиливаться и нападать?
Брусилов79 говорил какому-то корреспонденту: «Я не пророк, но могу сказать, что в 1917 г. мы победим немцев"… Откуда такая зрящая болтовня у генерала, без сомнения, умного? Для чего они врут? Ведь все равно никто не верит, да и как можно верить, когда доказано фактами, что наша армия неспособна побеждать немцев. И разве можно победить жалкими разрозненными ударами, каждый раз давая немцам возможность концентрировать свои силы? Командование никуда не годится. Какая же может быть победа?
Позднейшая приписка**
Это бессилие армии все время объясняли «темной силой», т. е. прямо изменой. Так, говорили, что план наступления в Румынии, подобно другим таким случаям, был выдан немцам. Слухи народные обвиняли в таких действиях Императрицу. Это настолько невероятно, что я не верил в непосредственное ее участие в таких делах. Впоследствии, уже после переворота, ["]Время["] сообщало слух, что каким-то офицерам стало документально известно, что в среде лиц, окружающих Императрицу, велись переговоры с Берлином об отступлении наших войск от Риги. Эти офицеры сообщили документы Родзянке80, который, не сообщая Госуд[арственной] думе, сообщил Императору. В ответ на это воспоследовал Указ о роспуске Думы. С этого и началась история восстания.
["]Время["] оговаривается впрочем, что это лишь слухи. Однако — казалось бы, можно было теперь узнать наверное от депутатов.
Конечно, — при таких условиях, — если это правда — командование не может быть обвиняемо. Императрицу обвиняют и в худшем, но, конечно, немыслимо было разобраться. Если она была бессознательно в руках немцев, то и этого Император не должен был допускать, ибо результат одинаков81.
Примечания:
* Письма в тексте дневника не обнаружено.
** В дневнике между страницами с записью от 12 января помещен лист с текстом на двух страницах, написанном уже после отречения Николая II.
[…]
14 янв[аря]
Вера приехала с Мамой в Москву.
У меня был опять прежний, давно не бывший припадок в глазу. Это м[ожет] б[ыть] по вине табака… Никак не заставлю себя бросить курить, хотя это глупо и позорно.
16 янв[аря]
Приехали в Москву Тихон с Колей. Я получил приглашение на совещание в Петроград на 19 января, причем проф[ессор] Дмитриевский82 предложил поместиться у него. Это высоко любезно, но я не могу поспеть к 19 янв[аря], и попытаюсь приехать 21 января. Известил об этом — Ширинского83, Дмитриевского, Марусю и Колю.
17 января
Ну не пришлось поехать в Петербург. Хватила сильная инфлюэнция.
Послал в Совещание извещение, что не могу приехать.
Это, конечно, для меня совершенно не важно. Обойдутся и без меня. Я, конечно, интересуюсь Палестиной, но знаю ее довольно поверхностно.
Жаль одно: не повидаюсь с моим Колей. А очень бы хотелось повидать его вообще и его служебную обстановку. Я по нему очень соскучился.
18 января
Как нарочно: Коля нашел для меня очень удобные меблированные комнаты, недалеко от своей казармы. Ну, авось еще пригодится, если соберусь приехать специально к нему, повидать его.
А по письму Коли видно, что и ему хотелось бы повидать меня. Да и по энергическому исканию для меня комнаты — тоже видно. Ему пришлось порядочно побегать, несмотря на то, что у них идут сильные занятия. Комната, по описанию, очень подходящая, и он ее берется снять заранее, чтобы я мог прямо с вокзала ехать «к себе».
Спасибо, а ничего не поделаешь. Пришлось известить его, что не могу теперь поехать. Авось удастся потом.
[…]
28 января
Я все время проболел. 26 янв[аря] ночью начался жар, который доходил днем до 39,5%. Был Талонов84, и сказал, что это инфлюэнция. Принимал уротропин и аспирин три дня. Сегодня температура была ближе (?) к нормальной, но конечно никто не воспрещает ей подняться снова…
Тихон уехал как раз 26 января, когда у меня был Талонов.
Надя уехала в Посад 27 янв[аря].
Испугавшись своей болезни, я поторопился взять из Госуд[арственного] Банка почти все, что там было — 4 тысячи. Всегда ужасно боюсь, что — помрешь, и семья останется без денег, которые зря лежат в банке, пока утвердятся в наследстве. Одна мысль о суде и его деяниях наполняет меня трепетом. Медлен, произволен, это какой-то источник зла для граждан.
Но суд, по крайней мере, давно у нас стал плох. А вот что одна страсть — это Правительство — это нечто невообразимое, и особенно со времени войны. Анархия полная. Наша нынешняя голодовка — возмутительна. Распоряжения глупые. Полная неспособность обуздать спекуляторов*. Цены поднялись до невозможности жить. У меня за прошлый [год] концы сведены с концами только благодаря распродаже разных вещей. Но в этом году продавать нечего. А между тем расход за январь превысил уже теперь maximum возможного расхода. И не мудрено. Что ни взять — вчетверо и впятеро дороже. Хлеб величиной в прежний 3-копеечный теперь 7 копеек, грибы 8 р. фунт, И это все так. Не говорю уже, что нынче Маша ходила покупать мясо к Дорогомиловской заставе. Все мясные кругом — не продают. В городской лавке на Арбате хвост покупателей тянулся minimum на полверсты. Прямо мучение. В Сибири же на железной дороге лежат миллионы пудов мяса, которые не позволяли нагружать, и наконец на днях разрешили, как раз перед тем, как жестокие морозы готовы перейти в оттепель (сегодня у нас было всего 2° мороза). Просто как будто сам черт или Вильгельм сговорился с нашим непостижимым начальством.
И вопрос об измене — ничуть не праздный, и все о нем кричат. Есть точные факты. К нам в Архангельск везут орудия, которых нельзя сгрузить теперь без ледокола, и — ледокол «Челюскин» взрывается. В это же самое время немецкая подводная лодка останавливает нейтральное судно и требует «выдать пять русских, идущих в Англию за ледоколом». Их выдали, и немцы отпустили судно продолжать путь. Откуда же немцы узнали так хорошо и точно это обстоятельство?
Об этой измене трубит весь народ, буквально весь. Может быть, в частностях фантазируют. Так, сейчас по поводу прибытия иноземных военных делегатов в публике говорят, что специальная цель их прибытия состоит в расследовании дела об утоплении лорда Киченера 85, выданного немцам будто бы Штюрмером. Говорят, будто бы один только Штюрмер знал точно маршрут Киченера… Но ведь если это знал Штюрмер, то, понятно, не один. Не могли не знать и его покровители. Понятно, что мысль публики идет со Штюрмера дальше,… выше.
Никто не подвергается таким обвинениям сильнее Императрицы. Против нее говорят ну буквально всё. Но этим подрывается доверие и к самому Государю, хотя тут уже полное неверие принимает иную форму, а именно — что он окружен изменой и не умеет этого рассмотреть. Указывают, что «полным доверием» его пользовался Сухомлинов1, которого он старается и теперь выручить, точно так же, как он упорно держится за Штюрмера, сажая его на такие посты, где ему все тайны войны были известны.
В публике ходят слухи, будто бы убийство Распутина не единственное, замышленное каким-то сообществом. Называют, что должны быть убиты также Питирим 1 и Варнава 1. Рассказывают о заговоре в армии в целях того, что если вздумают заключать сепаратный мир или распустить Государств[енную] думу, то армия, продолжая войну, вышлет отдельные части в Петроград для произведения государственного переворота…1 Одним словом страна полна слухов, которые показывают полное падение доверия к управительным способностям Государя и какое-то прямо желание переворота. В перевороте видят единственный способ уничтожить измену. Ничего подобного не было в мире со времен Людовика XVI1. Знает ли это положение Государь? Что он думает делать в таком опаснейшем положении? Говорят, будто бы он сказал: «Против меня интеллигенция, но за меня народ и армия: мне нечего бояться». Но если действительно таково его мнение, то оно несколько ошибочно. Пожалуй — и народ и армия в общем за него, но очень условно, а именно не веря его способности управлять и даже вырваться из сетей «измены». Ну при таком настроении весьма возможна мысль — вырвать его силой из рук «измены» и дать ему других «помощников». Этого вполне достаточно для государственного переворота.
И это — вовсе не настроение одних «революционеров», не «интеллигенции даже, а какой-то огромной массы обывателей. Положение это не имеет ничего общего с тем, как было, напр[имер], при Императоре Александре II. Там, действительно, народа против Царя не было. Теперь против Царя — в смысле полного неверия в него — множество самых обычных «обывателей», даже тех, которые в 1905 г. были монархистами, правыми и самоотверженно стояли против революции. Разумеется, всем этим усердно пользуются революционеры… А Государь — очевидно — не представляет себе ужаса этого положения.
[…]
Примечания:
* Так в тексте.
30 января
Странная история с Рабочей группой Военно-Пром[ышленного] Комитета, По поводу ареста 11 рабочих официально объявляется, что группа вела организацию рабочих с целью учреждения в будущем социально-демократической республики. Но А. И. Гучков91 и Коновалов92, собрав разных членов Гос[ударственного] Сов[ета] и Гос[ударственной] думы, объявляют, что это вздор и что если эти рабочие виновны, то одинаково виновны они сами и требуют предания себя суду. Собрание, выслушав объяснения Гучкова и Коновалова, признало, что они правы и к обвинению рабочих нет оснований. На собрании были В. Меллер-Закомельский 93, В. Гурко 94, М. Стахович 95, Милюков 96, несколько других думских констит[уционных] демократов, а из социалистов только Чхеидзе 97 и Керенский 98.
Что сей сон значит? Правду сказать, я не поверю, чтобы сколько-нибудь развитые рабочие думали теперь о социально-демокр[атической] республике… А вот скорее можно предположить, что рабочие виновны в том же, в чем Гучков с Коноваловым, т. е. в подготовке государственного переворота, не в смысле социальной республики, а в смысле ниспровержения одного Царя и замены его другим, конечно, с ограничением власти. Это легко себе представить. В публике теперь масса слухов о замыслах переворота с припутыванием к этому и военных почему-то именно «Преображенского полка». Я не знаю, где теперь Преображенский полк, но понятно, что народная молва, ища имен, должна останавливаться на старейшем полке Гвардии. О былой роли Гвардии в переворотах теперь в публике очень вспоминают.
Вообще — похоже, что у нас действительно не кончится добром. Положение напряжено до крайности.
А хлеба в Москве недостает. В Сергиевом Посаде, как слышно, булочные закрываются. Положение тяжелое и тревожное.
* * *
К вечеру приехала Елена Петровская — вызванная по случаю безнадежной болезни своего отца. У него — рак. Мне это говорил Талонов, его лечащий.Мне жаль Сергея Александровича99. Он по существу хороший человек, хотя его отношения к друзьям вызывали невольное порицание. Он был, однако, в этом случае под башмаком жены, нервной и больной, едва ли не душевнобольной. Конечно — умирать — общая участь, но смерть от рака слишком мучительна. А Петровскому скорее можно было ждать смерти от удара, который у него уже был в легкой форме.
31 янв[аря]
Заходил к Петровской ее брат, Борис, рассказывал, что у них делается.
Удивительны судьбы Божии. В этой семье все изменилось. Болезнь Сергея Александровича так повлияла на Ольгу Ивановну, что она сама вызвала Алексея Сергеевича100, и теперь так привязалась к нему, что не отпускает от себя. Он принужден был взять отпуск от музея, и совсем живет у отца. Борис у них бывает, но Ольга Ивановна теперь ищет опоры не у него, родного сына, а у Алексея, пасынка. Этот Борис — за время войны сдал государственный экзамен, и совершенно неожиданно (через Рачинского101, только не Гр[игория] Ал[ександровича]) получил место по мин[истерству] иностр[анных] дел, о чем не смел и мечтать. Пока он, как отбывающий воинскую повинность, только прикомандирован, но уже отправляется в СПб на должность. Он в восторге. Я шутливо говорю: «Это Вам по молитвам Елены Сергеевны. Сами, наверное, не молитесь». Он только весело смеется. Он, конечно, не молится, и сознательно едва ли верующий. Но сердце у него кроткое и безобидное, и он честнейший малый. О, видно Бог узнает Своих по сердцу, а не по словам и поклонам… Ну, помоги ему Господь. Значит у Петровских полное благосостояние. Старший сын всем заведует в доме. Вдобавок Алексей получил чистую отставку от воинской службы, и возвратился на свое место в музее. Сам же Сергей Александрович, хотя и умирает, — рак в печени — не может подняться с кровати — но не чувствует никаких болей и не сознает близости смерти.
Теперь остается только еще примириться Елене Сергеевне, и тогда эта семья, представлявшая такую печальную картину разрушения, явится примером мира, согласия и благосостояния, и в этой обстановке Бог пошлет кончину Сергею Александровичу…*
Примечания:
* Далее вымарано шесть строк.
1 февраля
Елена Петровская сегодня благополучно была у родителей, и худо ли, хорошо ли — примирилась с ними. Ну и слава Богу!
Вчера и сегодня ко мне, по телефону, обещал зайти гр. Д. Олсуфьев102, и оба раза надул. Ну не беда. Я делами политическими не занимаюсь, так что болтовня с ним ни на что не нужна мне: одно развлечение, да и то едва ли полезное, п[отому] ч[то] наверное только ругали бы всех направо и налево. […]
4 февраля
От Коли письмо от 1-го февраля.
Завтра начнется Масленица. А ничего нет. Едва добыли молока. Мяса — один раз совсем не добилась Маша. Потом послали Марфушу, и после долгого стояния — она получила 4 фунта (с костями). Ни печь блины не из чего, ни есть не с чем. Мне то, лично, все равно, не чем. Но прочим? «Широкая масленица».
Москва — темна, фонарей не зажигают. Разумеется, жулики грабят в темноте. Такое тяжелое время! Не только прислуга живет кое-как, а даже кот Барсик похудел, как скелет. Нечего есть — ест картошку. Сегодня я пожертвовал ему 40 коп[еек], чтобы Маша поискала ему кишок. Это ее любимец, но когда нет ничего, то нечего и дать. А мышей он уже всех истребил. Жаль бедного кота.
Я уверен, что у немцев меньше лишений, по крайней мере, более равномерно. У нас есть класс, имеющий доступ к военным и административным запасам, и он — излишествует. У офицеров — что угодно! А солдат кормят скверно.
[…]
9 февраля
Я прихожу в полное уныние: мое лихорадочное состояние (инфлюэнция, или кто его знает что такое) — упорно не проходит, хотя начал каждый день принимать аспирин. Нет просвета!..
Сегодня у нас делали блины! Я, конечно, не ем, но как-то веселее на сердце, когда видишь иллюзию, будто мы еще живем «по-человечески"…
Ужасное время. Никогда не думал переживать что-либо подобное… Конечно — бельгийцам и сербам еще хуже. Но ведь мы в России, 170 миллионов, «житница Европы"…
Сейчас в 11-м часу ночи Надя телефонировала, что Павел возвратился: дали новый отпуск на два месяца. Немного. Но, конечно, могли сделать что-нибудь хуже.
А с фронта — ничего! Нет войны, кроме стычек разведчиков. Конечно, в такие морозы и трудно быть войне.
[…]
15 февраля
Был, наконец, Еленев. Очень интересны его рассказы об Александровском училище, где ему пришлось пробыть до 1 апреля. Он говорит о страшной тяжести дисциплины и отрешении от своей личности. Насколько же, однако, должно быть тяжелее положение нашего Коли, в казарме, между солдатами, от которых его отдаляет огромная разница культуры?
17 февраля
Положение продовольствия наводит какой-то ужас. Ничего нет. В Москву доставляется 1/3 нормального количества муки. Едим — ужасный хлеб, даже затхлый, количество — ничтожное. Наш бедный кот, голодный, мучит своими просьбами пищи. Но и сами в таком же роде.
Вдобавок — неумолимый мороз, не прекращающийся. Мы прямо раздавлены испытаниями. Сегодня в булочной выдали два хлебца (нас 8 человек) и сказали, что 19 ф[евраля] совсем не дадут.
Глубокоуважаемый Лев Александрович*
Поздравляю Вас со днем Вашего Ангела и желаю всяких милостей Божьих. Всю семью Вашу приветствую и поздравляю с дорогим именинником.
Послала я Вам ко дню Ангела вина собственного изделия**. Не знаю, дойдет ли оно до Вас благополучно и своевременно, теперь и письма идут иногда месяц из Петрограда до нас, а с посылками бывает и того хуже. Я плохой знаток в винах, но те, что имеются теперь в продаже, разбавкою превращены в такую бурду, что пожалуй, и самодельщина лучше, в особенности если бы ее выдержать год, другой.
Как Bы там поживаете? У нас скоро нечего будет есть, и не потому чтобы не было ничего, а так, коли Господь захочет наказать, то и при урожае будешь без хлеба и, сидя на юге, замерзнешь. Теперь вот наступил пост, а рыба не ловится, какую поймают — есть нельзя: лед толст, снегу много — она и получила вкус затхлой воды. Так и сидим мы над рыбною речкой без рыбы. Масла подсол[нечного] не было совсем, появилось сомнительное — 1 р. фунт. Грибы доходят до 9 руб. фунт. И это все в России, где добра этого всегда бывало вдоволь. Еще милость Божия что я случайно запаслась дровами более, чем делаю это обыкновенно, и теперь мне не пришлось их покупать, а то и не знали бы что делать: цены на них ужасные — и морозы ужасные, каких и не запомнили в здешних краях.
Здоровье мое пока сносно, только вот появилась какая-то боль в локте правой руки. Прежде думала — не ушиб ли это, незначительный совершенно, но долго уж очень тянется, приходится предполагать ревматизм, хотя до сего времени у меня не было признаков его.
Настроение духа — смущенное: не миновать нам настоящей беды при таком полном отсутствии власти, закона, порядка. Страшно за отечество, а за Церковь Православную еще того страшнее, — страшно, чтобы Господь не отнял у нас этой единственной опоры и святыни и не отдал бы ее другому языку, творящему плоды подобающие.
Вы живете ближе к центру, может быть, и слышите, знаете что-нибудь, а сидя вдали ничего не разберешь.
Будьте все здоровы и Богом хранимы.
Преданная Вам
К. Соковнина103.
14 февр[аля] 1917.
Примечания:
* Далее вклеено письмо Л. А. Тихомирову от К. Д. Соковниной. Все подчеркивания в тексте письма сделаны Л. А. Тихомировым.
** Она, конечно, не знает, что я уже много лет не пью ни капли вина. Л. Тих[омиров]. Прим. авт.
18 февраля
Св. Льва Папы Римского. Мои именины. Редкий случай, что в этот день была поздняя обедня, вследствие чего и был в церкви, у обедни. А Катя сегодня удостоилась принятия Св. Тайн.
У нас были Фудели, Новоселов. Прислали поздравления все Савицкие. Но от Тихона и от Николая — ни слова.
20 февр[аля]
Вчера Маруся прислала из Петрограда с оказией — Колин чемодан, набитый продовольственными продуктами: мука, горох, сахар. Очень, очень мила, замечательно отзывчивое сердце, но мне ужасно совестно, что я ее перетревожил письмом, где описывал московскую бедность. Между тем мы лично вовсе не в «безвыходном положении», как она думала, п[отому] ч[то] запасы у нас вовсе не истощились. Я ей послал успокоительное письмо, с просьбой сказать, что стоят эти продукты? Конечно, получение продуктов очень приятно, они пополняют наши запасы. Но нужно же за них заплатить.
Но — хорошее сердце у Маруси, и есть активность. Есть нужда, — она и нагрузила какого-то генерала, поехавшего в Москву. Молодец.
Получил поздравительное письмо от Тихона. Оно шло 5 суток из Новгорода. Но это еще ничего. А вот тоже письмо от Клевезаля из Рязанской губернии (ст. Тума [?], на железной дороге): так это шло 15 суток! У них ветка железной дороги уж не большая, думаю, верст 60. Так поезд на одной этой ветке запаздывает на семь дней! Значит он идет в день верст 8… Вот подвози продовольствие по таким дорогам.
У меня опять насморк и горло болит. Без конца. Погода холодная и ветреная. В комнатах холодно, скверно топят, из окон дует. Ежедневно мечтал, что прекратятся же, наконец, когда-нибудь холода, а уж теперь даже не мечтаю. Так и кажется, что никогда не будет лучше, что вечно будут мороз, голод, война и болезни.
У нас простудилась Маша, сегодня не выходила, принимала аспирин, но толку нет. А мы, можно сказать, только и живем Машей. Все остальные вместе не стоят 1/10 части Маши. Она и простудилась через беготню на рынке, в лавки, стояние по 3−4 часа в «хвостах». Ее болезнь — страшная угроза нам. В нынешнее тяжкое время понимаешь, что такое прислуга.
21 февраля
От Коли сразу два письма. Одно (от 17 февр[аля]) — поздравительное. Ничего у него особенного [?], но ничего и хорошего.
Катя отправилась в Посад.
У меня — насморк, повышается температура. Не видно конца болезни.
Сегодня очень экстренно отправился в Петроград брат нашей жилички, и я воспользовался случаем отправить с ним Коле просимые им вещи (брюки, тужурку, туфли), но впопыхах забыл надписать на посылке имя Коли. Если прапорщик Лавров не окажется внимательнее меня, то боюсь, как бы посылка не завалялась в самом батальоне. Обидно будет. А я так радовался быстрому исполнению надобностей Коли. Он пишет, что его брюки изорвались в дребезги, а тужурка приняла совсем хулиганский вид.
Не понимаю, какое затемнение нашло на меня. Совсем поглупела моя голова.
22 февраля
О. К. Лаврова послала брату открытку, чтобы доставил посылку не в батальон, а Писаревым.
К Маше приходил солдат Выборгского полка, из того же обоза, где Лаврентий. Передал ей его поклоны, а также сообщение, что жить скверно, что кормят плохо, что зря гоняют с места на место, что во всем беспорядок, и что все начальники — немцы.
Это все означает, конечно, что настроение у нас нехорошее. Впрочем, командир полка был действительно с немецкой фамилией, и, по-видимому, не любил давать льготы солдатам. Полк находится в Бессарабии.
Лаврентий и этот солдат жалуются даже на то, что не зависит от начальства, а от климата юга. Днем солнце печет, а ночью мороз!.. Видимо, им опротивела эта бессмысленная война, без цели, без надежды и они в таком настроении, что на все злятся. Не доброе сулит это на весну… И это в армии Брусилова… Что же у Эверта104? Слышно было давно, что «железная дивизия» отказывалась ходить в атаку… Не знаю, какими чудесными судьбами можем мы быть не разбиты весной? Немцы тоже устали, и м[ожет] б[ыть] не очень изобильно едят, но у них снаряды, прекрасная артиллерия, — и полная вера в начальников. А у нас все хуже и вдобавок полное неверие в начальников, уверенность в их негодности и изменничестве.
Как слышно, Алексеев105 назначен Помощником Верховн[ого] Главнокомандующего, который будет жить в Петрограде, не присутствуя более в армии. Это хорошо, но весьма недостаточно. «Помощник» все-таки не полный Начальник. Гурко, говорят, — назначен Начальником Штаба; - и в хороших отношениях с Алексеевым. Но ведь все же — ничего решительного нельзя предпринять без Верховного Главнокомандующего и нужно делать ему доклады обо всем. Насколько, при таких условиях, можно сохранить даже военную тайну?
23 февр[аля]
Вот какова «точность» слухов. Сегодня опубликовано, что 22 февр[аля] Государь Император отбыл в Армию.
Вечером получено «Заявление» о подоходном налоге — только на меня. Тарабарщина изрядная, и чистая мука с нею справляться.
[…]
26 февраля
Когда выходил к М. А. Лавровой, то попал под вихрь и метель, и снова как будто простудился. Сегодня уже не решился выходить. Надо платить за квартиру, и не дозовусь Управляющего. Удивительно беспорядочный человек. Вдобавок — не доставляет топлива, и дом захолодал. Сейчас прислал немного дров, но когда-то снова согреет дом? К счастью на дворе стало теплее.
В Москву приехал зачем-то Оптинский старец, о. Анатолий106. Остановился у знакомых (Шастовых) и старался быть в секрете от публики. И все-таки, что же выходит? Сейчас Елена Сергеевна пошла на эту квартиру, надеясь благословиться у старца. Оказывается, что там принуждены пускать по билетам, и этих билетных, записавшихся с утра, набито две комнаты. Хозяйка дежурит в передней. О. Анатолий принимает в третьей комнате. Леночке сказали, что так как она не записалась, то она не может быть принята ранее 3 часов ночи. Она не стала ждать.
Вот как жаждут религиозного совета и утешения. И какой труд приняли на себя хозяева квартиры. Много у нас верующих, видно. Завтра о. Анатолий уезжает обратно в Оптину. Он нынче наиболее уважаемый в ней старец.
А у нас в Лавре наиболее ныне почитают иеромонахов Порфирия107, Ипполита108 и Зосиму, да у Черниговской Божией Матери — другого о. Порфирия. Конечно — они не такие «знаменитые», как был о. Варнавва, даже и не равны о. Анатолию, но все же народа много ходит.
[…]
1 марта
Спрашивал по телефону «Русское Слово», ответили, что газета не выйдет. Значит, никакого объявления о правительстве нет.
Народ волнуется у булочных. Он думает о хлебе. Карточками недовольны, говорят, что мало дают. Да и действительно 1 фунтом хлеба сыт не будешь.
Пять часов дня
Ну, мы находимся в полной анархии. В Петрограде — нет Правительства, хотя Государь и приехал туда. Все эти списки министров (разного состава) — выражают лишь планы и намерения разных лиц. Единственно правительствующее учреждение это Комитет Государственной Думы (пред[седатель] Родзянко109, в числе членов Милюков, Керенский, Чхеидзе, Владим[ир] Львов110 и другие). Единственный бесспорный министр — это назначенный Думским Комитетом Бубликов111 (Путей Сообщ[ения]). Остальные — туман. В Москве Городск[ая] дума тоже образовала свой Комитет, а рабочие — Революционный Комитет, заседающий, говорят, там же, рядом с Думским. Рабочие призывают выбрать делегатов — нечто вроде «Коммуны». На улицах висит «Бюллетень революции», содержащий много интересных сведений. Но народ так толпится около этих бюллетеней, что нельзя добраться. Я слушал чтение какого-то обывателя вслух, но тоже плоховато слышно. Впрочем, сведения большей частью те же, что я уже знаю.
Полиция — отсутствует абсолютно. Кто правит городом — никому неизвестно.
Говорят (видевшие лично), что солдаты ходят с красными знаменами. Но это были артиллеристы — не везли ли они просто снаряды? Говорят, будто народ овладел Сокольничими казармами и пороховым погребом. Лавки закрываются.
Вообще положение быстро приходит в полную анархию. Видно, в Петрограде умеют устраивать только возмущения, а не организовать власть.
Сегодня ждали Манифеста. Но его нет. Газеты не выходят, п[отому] ч[то] рабочие отказываются работать; их «снимают»: значит это распоряжение их Комитета.
Говорят, что Царское Село окружено «верными» войсками, в том числе флотским экипажем.
Говорят еще, что Протопопов не застрелился, а находится в Москве.
По всей вероятности немецкие агенты работают усердно в нашей неразберихе, и когда мы тут передеремся вдрызг, — наверное немцы начнут наступление. Погибнет Россия. Quem vult perdere — dementat*. И кто тут невиновен? Все, кажется, виноваты, особенно эти паршивые «правые», подстрекающие власть к крутым мерам, к так называемой «твердости», которая, при отсутствии ума и силы — приводит только к революции.
* * *
Нужно заметить, что в «Бюллетене революции» помещен призыв Комитета к порядку, и самый выбор делегатов мотивируется интересами порядка. Из сведений — приводится, что Щегловитов112 арестован. Приводятся имена восставших полков, только позабыл некоторые…Говорится, что руководители военного восстания предлагали Гос[ударственной] Думе действовать совместно, но переговоры «еще» не привели к результатам.
Говорится, что телеграмма Комитета в Ставку — призывала Государя в Петроград, указывая, что малейшее промедление угрожает Династии. Вообще, много очень интересных сведений.
Ночь
Ну, ни о каких манифестах очевидно не может быть и речи. В Петрограде — никакого Правительства постоянного — нет. По слухам есть Временное Правительство, и именно Комитет Госуд[арственной] думы. Оно признано войском. Бывшие министры сидят под арестом в Министерском Павильоне Госуд[арственной] думы. Там Щегловитов113, и почему-то будто бы Макаров1. Если так, то это не «министры», а «сторонники Самодержавия». Сам Государь, по этим известиям, не доехал до Петрограда, а задержан — кто говорит — в Тосне, а другие — в Бологом. С ним ведутся какие-то переговоры.
По другим слухам — дело идет об отречении.
Что касается Москвы, то народ и войска осаждали, а м[ожет] б[ыть] и по сейчас осаждают арсенал. Требуют сдачи от арсенальной команды и угрожают стрелять…. В данную минуту, это, кажется, еще не окончено. Но очевидно — вопрос очень краткого времени.
[…]
Примечания:
* Желающий полного крушения — сеет безумие (фр.).
4 марта
Сегодня я удостоился приобщиться Св. Тайн.
В газетах — отречение Императора за себя и за сына в пользу Михаила. Михаил же объявляет, что не может принять престол без решения Учредительного Собрания, и впредь до этого призывает всех повиноваться существующему Временному Правительству.
6 марта
Наконец получено письмо от Коли (от 4 числа). Жив, здоров, говорит, что в Петрограде порядок уже полный, и — по-видимому — очень доволен совершившимся переворотом**. Да и не мудрено… Уж очень изгадился прежний строй и принял какой-то анти-национальный характер.
Приехала из Посада Надя, и тоже в полном восторге от происшедшего переворота. Говорит, что управление в Посаде наладилось очень успешно. Дай Бог114.
[…]
Примечания:
** Их рота (2-я), и он, конечно, — вырвались из казарм и присоединились к восстанию около 5 ч. дня 27 февраля. — Прим. авт.
13 марта
Вчера были большие социалистические, и вообще народные манифестации, протекавшие, как слышно, в большом порядке.
А сегодня радостное известие о победе на Виленском фронте (около Молодечно). По-видимому победа крупная, прорыв неприятельского фронта на 75 верст, и взятие 15 000 пленных. Ведь вот, значит, можно было наступать. Какая же злая сила держала войну в неподвижности полтора года?
В Москву привозили раненных в этой битве, которые рассказывают о дружности, явившейся в войсках и выражают уверенность в полной победе. Пожалуй и у них воодушевление, как было во Франции 1789 года, и так же расколотят «кайзерликов». Во всяком случае — слава Богу — первая победа явилась. Бог даст, она повлечет за собою и другие победы.
14 марта
Увы, газеты не подтвердили известия о победе. Это, значит, был ложный слух.
20 марта
Покончил составлять заявление о подоходном налоге. Если успею сегодня сдать в 18 податной участок (Скарятинский пер. д. 8, кв. 6), и если Бог даст, то думаю поехать в Посад*.
Примечания:
* Далее в дневнике следует перерыв в записях до 8 мая.
8 мая
Давно ничего не записывал, да и охоты нет.
За это время произошло лишь одно приятное событие для меня: очень краткое посещение Коли на Пасху. Он пробыл всего три дня, по краткости отпуска. Но собственно и у него не было ничего хорошего, так как он лишь выдержал экзамен на унтер-офицера и следовательно должен был перейти на офицерские классы. По возвращении в Петроград, на Пасху же, — он написал одно письмо, а засим до сих пор не пишет уже ничего.
Сам он несколько апатичен, но скорее оптимистично смотрит на будущее России, а к своей будущности, мне показалось, относится именно довольно равнодушно.
В Петрограде у Писаревых умерла сноха, т. е. Пелагея Георгиевна, которую муж (Степан Иванович) повез хоронить на родину. Больше ничего не знаю и о Писаревых.
Тихон тоже ничего не пишет с Пасхи. Вероятно, не хорошо его положение, как монаха. Теперь на монахов уже начались гонения.
Моя Мама рвется в Новороссийск, а поехать невозможно, п[отому] ч[то] нет плацкарты, в Ростове размыло мост, и сверх того солдаты, наводняющие железные дороги, местами просто бесчинствуют в отношении публики, отнимают у пассажиров места, и, бывали случаи, даже выгоняют их из поезда. Сверх того Мама не получает из Новороссийска известий, не получает и пенсии. Что это значит? Бог весть.
Если пенсии задерживают, то это ужасный удар, потому что я сам не знаю, не стану ли я скоро нищим, и вся моя семья. Предвидения всех деловых людей крайне мрачны. Уцелеют ли банки, не будут ли уничтожены обязательства Правительства и упразднены бумаги — никто ни в чем не уверен.
Вообще — мое личное положение полно только угроз будущего и опасений и нет ни одного проблеска надежд, исключая помощь Божию.
О положении России говорить трудно. Факт в том, что революция укрепляется, и, конечно, с сильным социалистическим характером. Действительную власть составляют Советы солдатских и рабочих депутатов. Временное Правительство было вполне бессильно, п[отому] ч[то] солдаты подчиняются не ему, а Совету солдатских и рабочих депутатов. Первые же столкновения показали бессилие Врем[енного] Правительства, и оно стало добиваться Коалиционного министерства, которое и учредилось (вошло 4 министра от социалистов). Солдатско-рабочие депутаты согласились на это неохотно, потому что не хотели брать на себя ответственности. Кажется, учреждению Коалиционного Министерства помогли угрозы Англии и Франции относительно того, что они, если Россия не восстановит порядка настолько, чтобы воевать с Германией, то наши союзники управятся с Германией сами, без России. Ну, конечно, это угрожало России тем, что все свои компенсации Германия станет искать в России.
По этому поводу у нас, сначала были самые тревожные разговоры в публике, в которой иные ожидали чуть не немецкого завоевания. Но все это и было крайне преувеличенно, а с возникновением Коалиционного
Министерства сила Правительства во всяком случае возросла. Армия же, хотя на основах довольно своеобразных (солдатские советы, выбор офицеров) — все ж упорядочилась, и появившаяся было в ней анархия во всяком случае заменилась некоторым порядком. Я лично думаю, что Германия сама крепче ослабла, и вряд ли способна к энергическим усилиям.
Вообще думаю, что в военном отношении нам нет оснований чего-либо опасаться. Так как Правительство уже объявило, что не хочет ни аннексий, ни контрибуций, то приобрести от войны Россия ничего не может. Но возможно, что она и потеряет немного, не считая, конечно, истощения страны и от 40 до 50 миллиардов долгов.
В настоящую минуту у нас, таким образом, сравнительно благоприятный момент. Удержится ли он, и будет ли развиваться, это зависит от того, будет ли прочно Коалиционное Министерство.
Так как оно объявило, что само будет, не прекращая войны, стараться о заключении мира, то можно думать; что мир и не далек. Затем открывается неведомый путь внутренней революционной перестройки России. Что нас ждет на этом пути, я отказываюсь предвидеть.
В этом устройстве у нас закладываются две идеи, очень противо-положные: демократическая и социалистическая, которые считаются ошибочно совпадающими. В действительности глубокая демократизация, о которой стараются «кадеты» — немыслима без сохранения прав и достояний буржуазии, ибо она существует; социалистическая же идея подрывает буржуазию и, в сущности, почти уничтожает. Социалистическую идею поэтому можно насаждать только при диктатуре одной лишь части народа, т. е. вообще если не одного пролетариата, то малоимущих классов. При диктатуре же, чьей бы то ни было, демократические учреждения нельзя насаждать. Это в сущности — противоположность. Не знаю, замечают ли это социалисты, или они сознательно под словом «демократия» разумеют пролетариат и малоимущих. Как бы то ни было на этой почве внутреннего устроения; нельзя не ждать большого экономического и социального развала.
Правительство имеет в виду скорейший созыв Учредительного Собрания. Но оно, если будет собрано раньше демократической организации народа, может быть только более или менее захватным. Нечто вроде Конвента, который был не народным, а якобинским. У нас вместо якобинцев могут быть только социалисты, то есть — им будет предстоять задача в тысячу раз более трудная и сложная, чем во Франции предстояла якобинцам. Как они справятся, какими способами, с каким успехом — это загадка, которую едва ли кто может разгадать. Что при этом будут делать другие народы? Произойдут ли у них социальные революции или они соблазнятся мыслью расхватать Россию — это тоже загадка.
Шанс России составляет то, что весь почти мир крайне истощен и утомлен этой беспримерной войной. Это истощение и утомление может дать демократически-социальной России время устроиться. Но насколько велик этот шанс — кто его знает*.
В настоящее время, как слышно, у нас уже заметна эмиграция имущих классов заграницу, именно в Швецию. По прекращении войны эта эмиграция может только усилиться. Какое это будет иметь значение, предугадать не менее трудно.
Вообще будущее мне представляется очень туманным, и ясно одно, что оно, каков бы ни был окончательный исход, полно болезненных потрясений, полно множества страданий. Увидеть окончательный исход — мне, без сомнения, не суждено, но испытать все горе и страдания и все разорение первого периода — совершенно неизбежно. Конечно, я достаточно объективен, чтобы не судить об интересах России по своим интересам. Но мне страшно за семью. Бедная Мама, зачем она прожила так долго! Неисповедимы судьбы Господни! Да и я сам — почему не умер раньше? Одно можно сказать: против Воли Божией не пойдешь, и да будет Его Воля, как бы тяжко ни было страдание.
А вот относительно Бога — новая Россия проявляет большое отпадение. Трудно и в этом отношении определить степень отпадения народа от Бога, но факт несомненен.
И все это мне пришлось увидеть, пережить, перестрадать, и — это страдание, конечно, находится только в начале. Теперь я вижу цветочки, но придется вкусить и горькие, ядовитые ягодки.
В сущности, не стоит теперь уже вести Дневника. Не зачем записывать, не для чего. Теперь у меня уже кончена жизнь, и если нет еще смерти, то уже началась агония.
Тише, покончен о жизни вопрос,
Больше не нужно ни песен, ни слез.
Мне одно горько: участь семьи. Если бы Господь ее устроил — то личная моя участь не представляет большой важности. Я ухожу с сознанием, что искренне хотел блага народу, России, человечеству. Я служил этому благу честно и старательно. Но мои идеи, мои представления об этом благе отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством. Я не могу признать их правыми в идеалах, я не могу отказаться от своих идеалов. Но они имеют право жить, как считают лучшим для себя. Я не могу и даже не хочу, не имею права, им мешать устраиваться как им угодно, хотя бы и гораздо хуже, чем они могли бы устроиться. В итоге — я отрезанный ломоть от жизни. Жизнь уже не для меня.
Для меня во всей силе осталась одна задача, единственная: позаботиться о спасении души своей. Да поможет мне Бог в этом, и да будет во всем Его непостижимая Воля. Не остави меня, Господи Боже мой, не отступи от меня, вонми в помощь мою, Господи спасения моего114.
Примечаия:
* Далее зачеркнуто предложение — «Вообще мне будущее представляется крайне туманным».
20 июля
Сейчас в половину 2-го уехал наш Тихон обратно в Новгород. Он уехал из Москвы, куда приехали проводить его я и Надя. А то больше были в Посаде. Тихон сначала приехал в отпуск. Но начавшийся съезд ученых монах[ов] заставил его половину отпуска пробыть в Петрограде и на Валааме, ибо он был выбран из Академии в Предсъездную Комиссию. Но зато — для участия в съезде он получил второй отпуск, так что снова был у нас в Посаде, ибо съезд имел место в Академии.
В общем — очень хорошо провел лето это, благодарения Богу, и мы долго с ним были.
Теперь — вот, наконец, уехал окончательно. Давит меня тоска. Жизнь страшно тяжела, и тут расстаться — может быть, навсегда — с дорогим человеком — это давит как камень. Благослови Господь путь его, помоги ему жить счастливее меня.
Теперь тревожный и жгучий вопрос о Коле. У него 22 июля должны окончиться экзамены. Как они сойдут? Что дальше? Обычно им давали после экзаменов отпуск, так что мы бы могли повидаться с ним. Но теперь отпуск вообще воспрещен. Дадут ли окончившим экзамены, или двинут сразу на службу, где с одной стороны неприятель выбивает не только по 80%, но и по 100% офицеров, а с другой — оскорбляют и убивают свои собственные солдаты.
Тяжка жизнь нестерпимо. Я не записываю, что приходится перечувствовать в нашей анархии. Не говорю уже о Галицийском разгроме, о Петроградском восстании большевиков. Но и в обычной жизни — нестерпимо. Только и слышишь о грабежах, насилиях. Ни за один день своей жизни не спокоен.
Теперь, конечно, момент, когда идут толки о создании Правительства независимого и национального, а не «классового», подчиненного «солдатско-рабочим депутатам». Но страшные 6 месяцев анархии отучили от малейшей надежды на какой-нибудь луч света в нашем удушающем мраке.
[…]
Августа 14
Приехал в Москву, чтобы взять денег и расплатиться за квартиру. И вот на второй день свалился: воспаление толстой кишки. Один. Доктор дал наставления по телефону, но сам больной не может зайти. Лечился всякими средствами, и слабительными, и клизмами и висмутом [?], и голодом. Лежал в постели. Сегодня как будто полегче.
Здесь теперь великие собрания — всероссийское Совещание, завтра Поместный Собор… Но ни чего об этом не знаю, никого не вижу. В первый день со скуки зашел в Собрание Братства Святителей, но там только скука. Ничего интересного. Сомневаюсь, чтобы из Собора вышел большой толк. А впрочем — никто как Бог… Относительно Совещания уже и совсем не могу ничего думать. Вопрос как будто и простой — нужно единение. Да беда в том, что люди разъединены, и в сущности никто не хочет поступаться своим. Старая и вечная история. Люди объединяются около какой-нибудь силы, а силы преобладающей фактически нет. Так и толчемся на месте.
Много я за это время передумал и о себе и о пережитом мной сорокалетии жизни России, — и совершенно не могу сказать ничего другого, кроме того, что приходится сказать о настоящем моменте; нет (или очень мало) единения и безмерно много разъединения. Судить или осуждать — не мог бы никого, потому что тут все были отчасти правы, отчасти виноваты, и общее бедствие состояло из недостатка объединяющей силы. Но никого не обвиняя, я бы теперь мог при помощи своих дневников и воспомина-ний написать безусловно беспристраст-ную картину этого сорокалетия.
Жалко, что раздергивающие нервы события не дают возможности взяться за эту работу. Я бы ее мог сделать в год времени, если бы никто и ничто не мешали. Но теперь наоборот, все мешает. Это, конечно, и не важно, п[отому] ч[то] - передо мной стоит другая задача — привести хоть в маленький порядок свою душу. Жизни мне уж, пожалуй, и года не осталось. Так что и с душой своей приходится отдаваться только на милость Божию. Да это и самое благонадежное, п[отому] ч[то] что такое все наши усилия? Жить приходится среди столкновения таких безмерно громадных и почти всегда непонятных сил, что наши усилия сходны с действием дуновения нашего рта во время урагана…
Зазвонили ко всенощной. Завтра Успенье. Завтра же открывается Собор. Для придания ему торжественности и религиозного настроения населения — будут молебны, крестные ходы и особые ектеньи. Я этого ничего не могу ни увидеть, ни услышать, ибо не могу выходить из-за болезни.
Очень мечтал бы уехать в Посад до 20 августа, п[отому] ч[то] около 20 авг[уста] угрожает железнодорожная забастовка. Тогда уж не выскочишь.
Так-то у нас: и молебны, и крестные ходы и забастовки, и самые разнообразные угрозы. Только и можно сказать: «не отступи от меня, вонми в помощь мою, Господи спасения моего"205.
15 августа
Успенье. Было „торжественное“ по случаю Поместного Собора молебствие на Красной Площади. Я не выходил. Спрашивал по телефону знакомых. Говорят „очень хорошо“. „Сколько народу было на площади?“ — „Очень много“. — А например: тысяч десять было?» — «Нет, вряд ли десять тысяч"… Ну это для города, в котором теперь почти 2 миллиона народа, из которых 1? миллиона номинально православных, — очень ничтожная цифра.
В Государственном Совещании (конечно отчет за субботу) тоже немного утешительного. Два — непримиримых направления. Оно, конечно, — у большинства видно желание не ссориться, но готовности хотя бы временно объединиться на едином правительстве — нет.
И в довершение в газетах — объявление стачечного Комитета Московского железнодорожного узла предупреждает публику, что с 12 часов ночи на 20 августа начинается забастовка, прекращается сначала движение пассажирских поездов, а через несколько дней и товарных. Будут пропускать только воинские и санитарные.
Это значит — прекратить доступ продовольствия и топлива.
Я, вероятно, завтра уеду в Посад, а то пожалуй застрянешь совсем в городе. Положим и в Посаде не лучше. Он тоже останется без продовольствия, но там все же гужевой подвоз несколько больше, чем в Москве.
Надо полагать, конечно, что Правительство — уступит и даст рабочим жалованье, ими требуемое. Но это характеристика «единения» и «самоотвержения» в России, а также «всемогущества» и «неограниченности» власти, о которых на все лады говорит Керенский.
Ведь эта власть формально воспретила железнодорожные забастовки. Уже не говорю о требованиях Корнилова «железной дисциплины» на железных дорогах… Корнилов, конечно, не относится к Временному Правительству. Но Врем[енное] Правительство эвакуирует — и в значительной мере в Москву, Петроград из-за недостатка продовольствия. А железные дороги, номинально правительственные, прекратят Москве подвоз припасов.
Похоже, что мы безысходно погибли. Такого полного отсутствия народного единения — никогда не было, а власть бессильна. Не знаю, зачем собрано Государственное Совещание, если у государства нет силы, если его распоряжений не признают организованные силы рабочих и солдат.
16 октября
Девять часов вечера. Сейчас проводили Колю обратно в Петроград. Он этим летом (старшинство, помнится, 3 июля) произведен в прапорщики, и вот получил отпуск. Приехал 4 октября. Провел это время то в Москве, то в Посаде, где все время живут Катя и Надя. Завтра должен явиться на службу. Он пока служит младшим офицером второй роты электротехнического батальона.
Очень утешило нас всех это свидание, пролетевшее, как какое-то мгновение. Коля, благодаря Богу, производит очень хорошее впечатление. Он бодр, даже весел, смотрит на жизнь без нервности, с некоторым философским спокойствием. С нами всеми, и в Посаде, и здесь, был истинно братом и сыном, и внуком, ну конечно и здесь все были в радости. По-видимому, ему было тяжело уезжать, хотя он вообще проявил много сдержки и самообладания. Между прочим мелкая, но характеристическая черта — действительно бросил курить. Это все же черта характера… Тяжело расставаться с ним. Бог ведает, что будет и увидишься ли?
Я тут с ним делал разные дела по части финансового упорядочения, а также по его личному маленькому хозяйству, и он показал, что за год разлуки — приобрел много практичности и деловитости. Вообще он утешил меня, да и всех. Благослови Господь его путь и дальнейшее преуспеяние. Благодарю за него Господа, и славлю Его попечение. Думаю, что он будет добрым братом и сыном. С этой мыслью мне и умирать легче, если судит это Бог. Спаси его Господь!
1 См.: Л. А. Тихомиров (1852−1923). Из дневника за 1915 г. Публ., пред. и прим. Репникова А. В. // Философская культура. Журнал русской интеллигенции. Январь-июнь 2005. СПб., 2005. N 1. С. 105−148; Л. А. Тихомиров. Из дневника за 1916 г. Публ., пред. и прим. Репникова А. В. // Философская культура. 2005. N 2. Июль-декабрь. С. 174−227.
2 Историк С. В. Чесноков в своей диссертации уделяет значительное место рассмотрению вопроса «…почему 8 марта 1917 г. Тихомиров признал Временное правительство? Именно эта проблема, на взгляд диссертанта, волновала и В. Н. Костылева, диссертация которого была посвящена проблеме краха Тихомирова-монархиста, и Б. Парамонова, писавшего о «ненужности покаяния» в сравнительной перспективе покаяния Тихомирова с покаянием А. И. Солженицына и других диссидентов-«почвенников» 1990-х гг., и Ю. В. Давыдова, в своем последнем романе «Бестселлер» проводившего самые широкие параллели между нравственной проблематикой Л. А. Тихомирова и советской действительностью» / Чесноков С. В. Роль идейно-политического наследия Л. А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX — ХХ веков // Автореф. дис…. к. и. н. Нижний Новгород. 2005. С. 11.
3 См.: Ильин Н. П. Воспоминание о будущем // Философская культура. 2005. N 2. Июль-декабрь. С. 143−144.
4 В этом плане Лев Александрович был «вечно сомневающимся» русским интеллигентом. Отсюда и постоянные сомнения в дневниковых записях по поводу своих трудов: «Нет, пожалуй, не от Бога мне эта работа!» и т. п. Характерно, как современный публикатор работ Л. А. Тихомирова М. Б. Смолин озаглавил предисловие к одной из его книг: «От Бога все его труды». См.: Тихомиров Л. А. Тени прошлого. Воспоминания / Сост., вступ. ст. и прим. М. Б. Смолина. М., 2000. С. 5.
5 25 лет назад (Из дневников Л. Тихомирова). Красный архив. Т.2. М.,-Л., 1930. С.63; 71.
6 Цит по: Сукач В. Г., Репников А. В. Розанов В. В. // Общественная мысль России XVIII — начала ХХ века. Энциклопедия / Отв. ред. Журавлев В. В., Отв. сек. Репников А. В. М., 2005. С. 460.
7 Переписка и другие документы правых (1911−1913) // Вопросы истории. 1999. N 10. С. 102.
8 Пуришкевич В. М. Без забрала. Открытое письмо большевикам Совета Петроградских Рабочих Депутатов. б/м 1917. С.3−4.
9 Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. — апрель 1918 г. М., 1991. С. 26.
10 Меньшиков М. О. Жалеть ли прошлого? // Новое время. 1917. 7 (20) марта.
11 Меньшиков М. О. Письма к ближним // Новое время. 1917. 19 марта (1 апреля).
12 Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.). Вып. IV. М. О. Меньшиков. Материалы к биографии. М., 1993. С. 152−153.
13 Розанов В. В. Собрание сочинений. Мимолетное. М., 1994. С. 416.
14 Монархист и Советы. Письма Б. В. Никольского к Б. А. Садовскому // Звенья. Исторический альманах. М.-СПб., 1992. Вып.2. С. 359−360.
15 Следственное дело доктора Дубровина / Вступ. ст., публ. и прим. Макарова В. Г. // Архив еврейской истории / Международный исследовательский центр российского и восточноевропейского еврейства М., 2004. Т. 1. С. 302.
16 «Вероятнее всего Л. А. Тихомиров вел свои дневник и далее, — делает предположение М. Б. Смолин — возможно вплоть до своей смерти. Сложно представить, что человек, привыкший в течении более чем тридцати лет к записыванию своих мыслей в дневник, вдруг бы от этого отказался. Скорее всего, дневник после октября 1917 года, как и части воспоминаний «Тени прошлого» не были по каким-то причинам отданы на хранение в архив семьей Л. А. Тихомирова» / Смолин М. Б. Государственно-правовые идеи Л. А. Тихомирова // Автореф. дис…. к. и. н. СПб., 2004. С. 9.
17 Монархист и Советы… С.372−373.
18 Вада Харуки. Россия как проблема всемирной истории. Избранные труды. М., 1999. С. 145.
19 Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории / Публ., вступ. ст. М. Б. Смолина. М., 1997. С. 580.
20 ГАРФ Ф.634. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л.1.
21 Фудель С. И. Собрание сочинений: В 3 т. М., 2001. Т.1. С. 62. Материалы повести были впервые введены в научный оборот в статье: Репников А. В. Лев Тихомиров — от революции к апокалипсису // Россия и современный мир. 1998. Вып. 3. С. 189−198. Повесть впервые опубликована С. М. Сергеевым: В последние дни (Эсхатологическая фантазия) // Христианство и политика. / Сост., пред., коммент., прил. С. М. Сергеева М., 1999. С. 393−538.
22 См.: Вада Харуки. Указ. соч. С. 149.
23 Волков С. А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М., 2000. С. 282.
24 Сравните: «С одной стороны мы постоянно находим страстные отрицательные характеристики Тихомирова, но, с другой стороны, исторически несомненно, что в свое время он играл очень выдающуюся роль и стоял в центре революционных событий» // Попов П. С. Предисловие // Тихомиров Л. Плеханов и его друзья. Из личных воспоминаний. Л., 1925. С. 6−7.
25 Подробности см.: Л. А. Тихомиров (1852−1923). Из дневника за 1915 г. Публ., пред. и прим. Репникова А. В. // Философская культура. СПб., 2005. N 1. Январь-июнь. С. 110−111.
26 Все это происходило на фоне усилившегося наступления новой власти на Православную церковь и подготовки высылки большой группы интеллигенции из Советской России.
27 «Их общее количество составило 61-а, в дополнение к тем 27-и, которые были переданы ранее» // Вада Харуки. Указ. соч. С. 157.
28 Бурин С. Н. Эффект Тихомирова // Тихомиров Л. А. Воспоминания. М., 2003. С. 14. О существовании архива Тихомирова, оставшегося у родственников (в котором в т. ч. находились и материалы работы «Основы государственной власти», пишет современный исследователь С. В. Чесноков, утверждая, что «короб с бумагами Тихомирова» достался его старшему сыну Александру (отцу Тихону).
29 «Чтение и работа с дневниками Л. А. Тихомирова, чей почерк не отличается разборчивостью, представляется задачей не простой» // Ефименко А. Р. Л. А. Тихомиров: обзор документов личного фонда. Вестник архивиста. 1999. N 6. С. 63.
30 Милютин Д. А. Воспоминания. 1816−1843. М., 1997; Его же. Воспоминания. 1860−1862. М., 1999; Его же Воспоминания. 1843−1856. М., 2000; Его же. Воспоминания. 1863−1864. М., 2003; Его же. Воспоминания. 1856−1860. М., 2004; Его же. Воспоминания. 1865−1867. М., 2005.
31 Дневник Алексея Сергеевича Суворина / Текстологич. расшифровка Н. А. Роскиной. Подготовка текста Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой. М.; London, 1999.
32 См.: Репников А. В. «От правых, кажется, я стою в стороне больше, чем от левых…»: дневник Л. А. Тихомирова // Сборник материалов научных конферен-ций: «Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее», «Национальный вопрос в Европе в новое и новейшее время», «Правый консерватизм в России и русском зарубежье в новое и новейшее время». Воронеж, 2005; Его же. «Мы находимся в положении лодки, попавшей в водоворот…» (по страницам дневника Л. А. Тихомирова) // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Ставрополь, 2005. Вып. 7; Его же. «…Силам добра нет доступа к власти» (Из дневников Льва Тихомирова // Наш современник. 2006. N 4; Лев Тихомиров. Из дневников 1915—1917 гг. Публ. и комм. Репникова А. В. // Там же; Лев Тихомиров. Из дневников 1915—1917 гг. Публ. и комм. Репникова А. В. // Наш современник. 2006. N 5.
33 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 142−143, 148об.-149об.
34 «О жизни созерцательной» (лат.).
35 Дешамп П. — французский ученый, рассматривавший влияние масонства на политику Франции, исследователь тайных обществ. Deschamps P. Les Societes Secretes et la societe ou philosophie de l’histoire contemporaine. Avignon-Paris, 1882.
36 См.: Шустер Г. Тайные общества, союзы и ордена. Перевод с немецкого О. А. Волькенштейн. Под. ред. проф. варшавского университета А. Л. Погодина. СПб., 1905. Т. 1. Т 2.
37 См.: Финдель И. Г. История франк-масонства от возникновения его до настоящего времени. Перевод с немецкого. 1872.
38 Мишле Жюль — французский историк. Тихомиров использовал издание: Collection de documents inedits sur l’Histoire de France, publies par orde du Roi et par les soins du Ministre de l’instruction publique. Premiere serie. Histoire politique. Proces de Templiers, publie par Michelet (Собрание неизданных документов по истории Франции, опубликованных с разрешения короля и усилиями министра образования. Часть первая. Политическая история. Процесс тамплиеров), Paris. Т. I в 1841 г. Т. II в 1851 г.
39 Филипп IV Красивый (1268−1314) — французский король с 1285 г.
40 Тихомиров ошибается. Сборник «Памяти Константина Николаевича Леонтьева» вышел в Санкт-Петербурге в 1911, а не в 1912 году.
41 Фудель Иосиф Иванович (1864/5−1918) — протоиерей, рукоположен (1889) по благословению преподобного Амвросия Оптинского. С 1892 служил в Москве. Настоятель храма свт. Николая в Плотниках. Публицист, издатель собрания сочинений К. Н. Леонтьева.
42 «13 ноября 1916 г. состоялось закрытое заседание Религиозно-философского общества им. Вл. Соловьева, посвященное памяти К. Н. Леонтьева, по случаю 25-летия его кончины (+ 12 ноября 1891 г.). Вступительное слово произнес Председатель Общества Г. А. Рачинский. Далее последовали речи прот. Иосифа Фуделя «К. Леонтьев и Вл. Соловьев, в их взаимных отношениях», С. Н. Дурылина «Писатель-послушник» и С. Н. Булгакова «Победитель — побежденный (Судьба Леонтьева)»; «Накануне дня памяти, 11 ноября,… в покоях владыки-митрополита при Чудовом монастыре состоялось общее собрание Братства Святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа. Председатель совета братства П. Б. Мансуров во вступительном слове своем говорил о значении деятельности К. Н. Леонтьева на Ближнем Востоке. Член Братства С. Н. Дурылин сделал сообщение: «Церковь, монастырь и старчество в личности и жизни К. Леонтьева». Протоиерей И. И. Фудель дополнил это сообщение своими личными воспоминаниями о нем. Преосвященный Димитрий, епископ Можайский, сказал о значении «Афонских писем» К. Леонтьева. Затем отслужена была заупокойная лития о нем со всенародным пением» («Московские Ведомости». 1916. 15 ноября); «Вчера в церкви Св. Николая Чудотворца, что в Плотниках, на Арбате, местным духовенством было совершено заупокойное богослужение по известном писателе К. Н. Леонтьеве…». Преосвященным Серафимом, еп. Холмским в сослужении местного причта (а прот. Иосиф Фудель был настоятелем храма) отслужена заупокойная литургия и панихида «в присутствии почитателей памяти покойного» («Московские Ведомости». 1916. 13 ноября) // Цит. по.: Архив священника Павла Александровича Флоренского. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998. Вып 2. С.158−159.
43 Тихомирова Христина Николаевна — урожденная Каратаева (1829 — ?) — мать Л. А. Тихомирова. См.: Тихомиров Л. А. Тени прошлого. М., 2000. С.33−42.
44 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 27. Л. 2−5об., 6−7об., 14об.-16об.
45 В начале века Тихомиров не только изучал Японию и пытался выучить японский язык, но и переписывался с одним православным японцем Какусабуро Сенумой.
46 Иннокентий (Попов-Вениаминов Иван Евсеевич) (1797−1879) — выпускник Иркутской Духовной семинарии (1821); миссионер в Америке (с 1824), протоиерей (с 1839), архимандрит (с 1840) и епископ Камчатский (с 1840), архиепископ (с 1850); митрополит Московский и Коломенский (с 1868), священно-архимандрит Троице-Сергиевой лавры, настоятель кафедрального Чудова монастыря; член Святейшего Синода; в 1870 основал в Москве Православное миссионерское общество; был знаком с о. Николаем Японским.
47 Подробнее о взглядах Тихомирова и русских монархистов на события в Китае см.: Сунь Чжинцин. Китайская политика России в русской публицистике конца XIX — начала XX вв. М., 2005.
48 Николай Японский (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) (1836−1912) — архиепископ. Окончил семинарию, в 1860 принял монашеский постриг и был рукоположен в сан иеромонаха. В 1860 г. по собственному выбору отправился в Японию, получив должность настоятеля консульской церкви. Приехав в Японию, в течение полувека занимался миссионерской деятельностью. Основал семинарию, школы богословия, иконописную мастерскую. Овладев в совершенстве японским языком, перевел Священное Писание для своих прихожан-японцев. Ведя миссионерскую деятельность, «обошел всю Японию». Был назначен начальником Российской Духовной Миссии в Японии. В 1906 был возведен в сан архиепископа. Канонизирован русской Православной церковью (1970 г.). Поддерживал переписку с Л. А. Тихомировым. Оставил обширные дневники, которые вел с 1870 по 1912 гг., недавно впервые опубликованные в полном объеме. См. Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 1 — 5. СПб., 2004.
49 Сравните: 5 мая 1916 г. Н. Н. Тиханович-Савицкий писал Н. Н. Родзевичу: «Если бы при теперешнем трепете наверху нам удалось добиться лишь предложенных мною небольших изменений, то и тогда мы могли бы умереть спокойно, зная, что высвободили Россию из конституционной петли и поставили ее на путь самобытного развития. «Но не поздно ли»? как спрашиваем меня Н. Д. Облеухов (вполне наш), близко стоящий к Пуришкевичу. Пасхалов потерял веру в восстановление самодержавия окончательно, сказать правду, и я в глубине души колеблюсь, а вы знаете, какой я упорный. Л. А. Тихомиров — совсем отошел обескураженный» // Правые партии. 1905−1917. Документы и материалы. Т.2. 1911−1917 гг. М., 1998. С. 552.
50 Андреев Федор Константинович (1887−1929) — священник, преподаватель, богослов. Окончил 3-е реальное училище в Санкт-Петербурге, затем Институт гражданских инженеров. Познакомился в Петербурге с И. П. Щербовым, который направил его в Москву к М. А. Новоселову. Здесь произошло знакомство и с П. А. Флоренским. По окончании учебы в МДА (1903−1913) защитил в июне 1913 кандидатскую диссертацию «Ю. Ф. Самарин, как богослов и философ». С августа 1913 был и. д. доцента МДА по кафедре систематической философии и логики. В этот период духовно окормлялся у старца Алексия Зосимовой пустыни. Около 1920 после закрытия в 1919 МДА, вернулся в Петербург, где вместе с И. П. Щербовым открыл в башнях Александро-Невской Лавры Пастырские курсы. В 1921 открыл на Троице-Сергиевом подворье на Фонтанке Богословский институт. В декабре 1922 рукоположен в священнический сан. Служил в Казанском и Сергиевском Соборах, в Соборе Воскресения Христова (Спас на Крови). Был одним из лидеров движения «иосифлян». Арестовывался. Умер от воспаления легких, осложненного болезнью сердца.
51 Попов Иван Васильевич (1867 — после 1938) — богослов, профессор патристики Московской Духовной академии (1917). Член Собора 1917−1918 гг. В 1919−25 помощник патриарха Тихона. В 1925−28 находился в Соловецком концлагере. В 1928−31 гг. в ссылке. Вскоре вновь арестован. В 1931−38 в тюрьмах и ссылках.
52 Трубецкой Сергей Николаевич (1862−1905) — русский религиозный философ, публицист, общественный деятель. Последователь Вл. Соловьева. В 1905 стал первым выборным ректором Московского университета. При написании своего исследования Тихомиров пользовался работой Трубецкого «Учение о Логосе в его истории» (М., 1900).
53 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 27.Л. 22−23об., 25−26об., 39об.-44об., 51об-52об.
54 Казанский Петр Евгеньевич (1866−1947) — юрист, специалист по международному праву. Окончил Московский университет. Был назначен приват-доцентом в Казанский университет по кафедре международного права, где защитил магистерскую диссертацию (1895). Работал в крупнейших библиотеках Европы, написав исследование «Всеобщие административные союзы государств» (1897). Вернувшись из заграничной поездки, с 1898 стал ординарным профессором, а с 1908 — деканом юридического факультета Императорского Новороссийского университета. Придерживался правых взглядов. Был одним из участников славянского движения (присутствовал в качестве делегата на славянском съезде в Софии в 1910 г.). После Февральской революции продолжал преподавательскую деятельность. В своих работах неоднократно ссылался на труды Л. А. Тихомирова (См.: Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. М., 1999).
55 Нилус Сергей Александрович (1862 — 1929), религиозный писатель и общественный деятель. Из дворян. По окончании юридического факультета Московского университета (1886) служил кандидатом на судебную должность при прокуроре Эриванского окружного суда, затем в Симбирске. С 1888 жил главным образом в родовом поместье Золотарево Мценского уезда Воронежской губернии, но был вынужден продать имение. В 1907−12 жил в Оптиной пустыни, общался с ее старцами, выполнял монастырские работы, распространял свои идеи среди ее братии и паломников. Составил жизне-описание игумена Феодосия — «Сила Божия и немощь человеческая» (ч. 1−2, Сергиев Посад, 1908), написал книгу об оптинских монахах — «Святыня под спудом. Тайны православного монашеского духа» (Сергиев Посад, 1911). Впечатления от жизни в пустыни описал в книге «На берегу Божьей реки» (Сергиев Посад, 1911). В эти же годы активно занимался публицистикой, с 1909 сотрудничал в газете «Троицкое слово». В 1912−17 жил в г. Валдай Новгородской губернии. Первую мировую войну 1914−18 оценил как бойню, организованную тайными силами с целью ослабить Россию и взять ее под свой контроль. В кн. «Близ есть при дверех. О том, чему не желают верить и что так близко» (Сергиев Посад, 1917; 2 изд. — СПБ, 1997) предрекал близкую катастрофу; отрицательно отнесся к событиям февраля 1917, выступал против созыва Поместного собора Русской православной церкви в отсутствии императора. После октября 1917 остался в России, в 1924 и 1925 подвергался арестам и тюремному заключению. Полемизировал с Л. А. Тихомировым. См.: Тайна печати антихриста/ [с предисл.] Л. [А.] Тихомирова. Мировая борьба добра и зла: По поводу письма С. А. Нилуса // Московские ведомости. 1910. N 228; Тихомиров Л. А. Борьба с масонством // Московские ведомости. 1911. N 243 (оба материала включены в сборник: Неизвестный Нилус. М., 1995. Т. 1. С. 191−201; 405−410. Там же приводится копия отдельного оттиска очерка «Искатель града невидимого» с дарственной надписью С. А. Нилуса Л. А. Тихомирову (С. 201). В 2003−05 гг. вышло полное собрание сочинений Нилуса (Т.1. Великое в малом. Записки православного. М., 2003; Т.2. Сила Божия и немощь человеческая. Записки игумена Феодосия и другие повести. М., 2003; Т. 3. Святыня под спудом. Тайна православного монашеского духа. М., 2000; Т. 4. На берегу Божьей реки. Записки православного. М., 2002; Т. 5. Близ есть, при дверех. О том, чему не желают верить и что так близко. М., 2002. Т. 6. Произведения разных лет. Материалы к жизнеописанию Сергея Нилуса. М., 2005). (В ХРОНОСе см. ст. Нилус Сергей Александрович и кн. Стрижев А.Н. Сергей Нилус: Тайные маршруты. М., Алгоритм. 2007).
56 Антоний (Храповицкий Алексей Павлович) (1863 — 1936). Церковный и государственный деятель. Из дворян. Митрополит Киевский и Галицкий, основатель и Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей, Председатель Архиерейского Собора и Синода. Учился в гимназии, затем в Санкт-Петербургской духовной Академии. В 1885 рукоположен во иеромонаха. По окончании Академии был оставлен в ней в качестве профессорского стипендиата, в то же время исполняя должность помощника инспектора Академии с 1885 по 1886 г. В 1886 назначен преподавателем Гомилетики, Литургии и Каноники в Холмскую духовную семинарию. В 1887 был избран исполняющим должность доцента Петербургской Духовной Академии. В 1888 получил степень магистра богословия. В том же году утвержден в звании доцента Академии. В 1889 году назначен исполняющим должность инспектора Петербургской Духовной Академии. В 1890 получил назначение на должность ректора Петербургской духовной семинарии, с возведением в сан архимандрита, а через несколько месяцев перемещен на должность ректора в Московскую Духовную академию, которую возглавлял в течение пяти лет. В 1895 назначен ректором Казанской Духовной Академии. 7 сентября 1897 хиротонисан во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии, с сохранением должности ректора. В 1900 г. стал епископом Уфимским, а в 1902 г. — Волынским и Житомирским. В 1906 возведен в сан архиепископа. В 1906—1907 гг. был членом Государственного Совета, С 1907 г. был членом Государственной Думы, где входил во фракцию правых. В 1908 г. управлял Волынской епархией. С 1909 заседал в Святейшем Синоде. В 1913-м Казанская духовная академия, которую он некогда возглавлял, присваивает ему степень доктора богословия. В 1912 был назначен членом Святейшего Синода с оставлением его на занимаемой кафедре. 14 мая 1914 назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским. 1 мая 1917 уволен на покой, согласно прошению, с назначением ему местожительства в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре Финляндской епархии. 16 августа 1917 г. вновь назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским. В июне 1917 г. на Всероссийском Поместном Соборе был первым по числу голосов из трех кандидатов на Патриарший престол, избранных Собором. Принимал активное участие в работе Поместного Собора Российской Церкви (1917−1918 гг.). 28 ноября 1917 г. был возведен в сан митрополита Харьковского. С августа 1919 связал свою судьбу с Белым движением. Эмигрировал. В 1934 г. был запрещен в священнослужении Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским), однако законным запрещение не признал. Умер в 1936 г. вне канонического общения с Московским Патриархатом. (В ХРОНОСе см. ст. Антоний — Храповицкий Александр Павлович)
57 Филарет (Федор Никитич Романов) (ок. 1554/55 — 1633), патриарх (1608−10 и с 1619), отец царя Михаила Федоровича, боярин (с 1587). С 1619 фактический соправитель страны.
58 Романов Михаил Федорович (1596−1645) — царь с 1613, основатель династии Романовых.
59 Подробную информацию об этом событии см.: Неизвестный Нилус. М., 1995. Т. 2. С.496−499. Там же приводится текст этой записи из дневника от 21 сентября 1916 г.
60 См.: Молитва ко Пресвятой Богородице: «Пресвятая Владычице моя Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от мене, смиреннаго и окаяннаго раба Твоего, уныние, забвение, неразумие, нерадение и вся скверная, лукавая, и хульная помышления от окаяннаго моего сердца, и от помраченнаго ума моего; и погаси пламень страстей моих, яко нищ есмь и окаянен; и избави мя от многих и лютых воспоминаний и предприятий, и от всех действ злых свобода мя; яко благословенна еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков. Аминь».
61 Самарин Федор Дмитриевич (1858−1916) — общественный и религиозный деятель. В 1880 — предводитель дворянства Богородского уезда, Московской губернии. Член Государственного Совета (1906−1907), дважды (при Витте и Столыпине) привлекался в состав правительства и отказался от предлагаемых ему должностей. Друг М. А. Новоселова и один из основателей Новоселовского кружка. Вместе с братьями П. Д. и С. Д. Самариными продолжал после отца издание сочинений Ю. Ф. Самарина. Скончался в Москве, похоронен на Донском кладбище. (См.: Шаховская-Шик Н. Д. Мои встречи с С. П. Мансуровым // Надежда. Франкфурт-на-Майне. 1979. Вып 3; Самарины. Мансуровы. Воспоминания родных // Мансурова М. Ф., Детские годы. Мансурова М. Ф., Чернышева-Самарина Е. М., Комаровская А. В., Мансуровы; Чернышева-Самарина Е. А. Александр Дмитриевич Самарин. М., 2001).
62 Самарин Александр Дмитриевич (1868/69−1932) — общественный и церковный деятель, брат Ф. Д. Самарина, дядя М. Ф. Мансуровой. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1891). Выступал в качестве церковного публициста. В 1891—1908 — земский начальник в Бронницах (Московская губерния). С 1908 — уездный предводитель дворянства. В 1912−17 — член Государственного Совета. Был близок к Новоселовскому кружку. С 5 июля по 26 сентября 1915 — исполнял обязанности обер-прокурора Святейшего Синода. Выступал против усиления влияния Г. Е. Распутина, за что и был смещен с должности. Сопредседатель Всероссийского Красного креста (1915−1917). С конца 1916 — председатель Постоянного совета объединенного дворянства. В июне 1917 — кандидат в митрополиты Московские (на выборах Московского митрополита оказался вторым по количеству поданных за него голосов после архиепископа Литовского Тихона (Белавина), будущего патриарха). Член Священного Собора Российской Православной Церкви 1917−18 гг., единственный из мирян кандидат в патриархи. После Октябрьской революции — председатель правления Совета объединенных приходов г. Москвы. Неоднократно арестовывался. Был в числе обвиняемых на процессе Московского Совета объединенных приходов 11−16 января 1920. В 1920 был приговорен Московским ревтрибуналом к смертной казни, замененной тюремным заключением «до окончания победы рабоче-крестьянской власти над мировым империализмом». Вскоре амнистирован. С 1922 жил в Абрамцево, экскурсовод в музее-усадьбе, руководил пением в храме. В 1925 вновь арестован и сослан в Якутию. В 1929 был регентом церковного хора в Костроме, где и скончался.
63 Старостин Павел — знакомый Тихомировых.
64 Указанная книга вышла в Авиньоне и Париже в1882 г.
65 Бутми де Кацман Георгий Васильевич (1856 — после 1917) — дворянин, отставной подпоручик, писатель-экономист, литератор. Землевладелец Подольской и Бессарабской губерний. Директор-распорядитель общества каменноугольных копей. Во 2-й половине 90-х годов XIX — начале ХХ в. опубликовал ряд работ, посвященных значимости золотой валюты и финансо-вым вопросам (Золотая валюта / Сборник статей. СПб., 1904 и др.). В 1906 сотрудничал в газете «Союза русского народа» «Русское знамя» по вопросам «валютному и еврейскому». Автор ряда брошюр. В 1912−13 действительный член Главной Палаты народного Союза им. Михаила Архангела. В 1906 в Санкт-Петербурге, Казани и Кишиневе вместе с П. А. Крушеваном выпустил «русское издание» «Протоколов сионских мудрецов». 1 июня 1917 давал показания ЧСК Временного правительства об участии в правых организациях и правом движении. В брошюре «Каббала, ереси и тайные общества», изданной под редакцией Бутми (СПб., 1914) в качестве источников указываются работы Финделя, Копен-Альбанселли, Деласю, Дешампа, которые использовал при написании своей книги и Тихомиров.
66 Delassus Henri «La conjuration antichretienne. Lille.
67 Дасте Луи — автор книги «Тайные общества и евреи».
68 Копен-Албанселли — французский антимасонский писатель конца XIX — начала XX в. Глава Антимасонской лиги Франции. Copin-Albancelli. La conjuration juive contre le monde Chretien. Paris, 1909. Его работы часто использовались в антимасонских сочинениях русских авторов начала ХХ в. (А. Селянинов, Г. В. Бутми и др.).
69 Барбье Эммануил, аббат, автор книги «Les infiltrations maconniques dans l’Eglise», вышедшей в 1910 году.
70 Курлов Павел Григорьевич (1860 — 1923) — родился в дворянской семье. Учился во 2-м военном Константиновском училище, окончил Николаевское кавалерийское училище (1879). Служил в лейб-гвардии Конно-гренадерском полку, в Таурогенской, Бакинской, Петербургской бригадах пограничной стражи. В 1888 окончил Александровскую военно-юридическую академию. Прикомандирован к прокурорскому надзору Московского военного округа. С 1890 в ведомстве Министерства юстиции (товарищ прокурора Костромского, Тверского, Владимирского, Московского окружных судов). В 1891 уволен с военной службы. С 1899 прокурор Вологодского окружного суда, с 1900 товарищ прокурора Московской судебной палаты. С 1903 служил в ведомстве Министерства внутренних дел (в 1903—1905 Курский вице-губернатор, в 1905—1906 и. д. Минского губернатора, с 1906 член Совета министра внутренних дел, временно управлял Киевской губернией). С июня по август 1907 и. д. директора Департамента полиции МВД. С октября 1907 начальник Главного тюремного управления Министерства юстиции. С января 1909 товарищ министра внутренних дел, с марта 1909 командир Отдельного корпуса жандармов. После 1911 в отставке. В годы Первой мировой войны состоял при главном начальнике снабжения Северо-Западного фронта, затем помощник главного начальника Двинского военного округа по гражданской части, генерал-губернатор прибалтийских губерний, состоял в резерве чинов Петроградского военного округа. После Октябрьской революции в эмиграции. Оставил воспоминания: «Гибель императорской России» (М., 1991). (В ХРОНОСе см. ст. Курлов Павел Григорьевич)
71 Манасевич-Мануйлов Иван Федорович (1869/1871 — 1918) — из еврейской мещанской семьи. В малолетнем возрасте с семьей, высланной из-за уголовного преступления отца, оказался в Сибири. Был усыновлен купцом Мануйловым. Окончил реальное училище в Петербурге. С 1888 агент столичного охранного отделения; в 1889—1890 служил в Главном дворцовом управлении. С 1890 — сверхштатный чиновник Х класса Императорского Человеколюбивого общества. С 1897 состоял на службе в Министерстве внутренних дел, одновременно выполнял поручения столичного охранного отделения. Занимался журналистикой. С 1900 исполнял обязанности агента по римско-католическим делам в Риме. С 1902 служил в Париже; получил должность чиновника особых поручений при министре внутренних дел. Коллежский асессор (1903). В 1904—1905 занимался контрразведывательной деятельностью против Японии. Во время премьерства С. Ю. Витте состоял в его распоряжении. 1 сентября 1906 уволен от службы. Входил в ближайшее окружение Г. Е. Распутина. После назначения Б. В. Штюрмера премьером с 24 января 1916 причислен к Министерству внутренних дел и откомандирован в его распоряжение. В августе 1916 арестован по обвинению в шантаже, в связи с чем задним числом уволен от службы. В феврале 1917 приговорен к полугора годам заключения. После Октябрьской революции был арестован и, при попытке бежать в Финляндию, расстрелян. (В ХРОНОСе см. ст. Манасевич-Мануйлов Иван Федорович)
72 Макаров Александр Александрович (1857−1919) — государственный деятель. После окончания юридического факультета Санкт-Петербургского университета служил в Министерстве внутренних дел. С 1906 — товарищ министра внутренних дел, в 1911−12 — министр внутренних дел и шеф жандармов. В 1916−17 — министр юстиции, член Государственного Совета. 1 марта 1917 арестован в числе других царских сановников. Расстрелян по постановлению ВЧК.
73 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 27. Л. 83−89об., 92−95об., 98−100об., 102об-103, 105об.-106а об., 108, 110−111, 116−117об., 122, 126−127, 134−135, 139−143об.
74 Тихомиров Николай Львович — младший сын Л. А. Тихомирова. Был репрессирован в 1920-е гг. (по одной версии — расстрелян, по другой — погиб от болезни).
75 Тихомиров Александр Львович (1882−1955) — иеромонах Тихон (1907), сын Л. А. Тихомирова. Подробную биографию см. в N 1 журнала «ФК» за 2005 г. С. 140.
76 Тихомирова Вера Львовна (1880-?) — дочь Л. А. Тихомирова.
77 Вильгельм (Wilhelm) II Гогенцоллерн (1859−1941) — последний германский император (1888−1918) и прусский король, двоюродный брат императрицы Александры Федоровны. Свергнут ноябрьской революцией в Германии в 1918.
78 Ольга Николаевна Романова (1895−1918) — Великая княжна, старшая дочь Николая II. Расстреляна со всей семьей в Екатеринбурге.
79 Брусилов Алексей Алексеевич (1853−1926) — генерал от кавалерии (1912), генерал-адъютант (1915). Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 223.
80 Родзянко Михаил Владимирович (1859−1924) — политический деятель. Подробную биографию см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 209−210
81 Характерно не только то, что Тихомиров старательно собирал и фиксировал в дневнике самые фантастические слухи о Николае II, императрице, Распутине, немецких шпионах и пр., но и то, что он скорее был склонен доверять этим слухам, чем в них сомневаться. Об этом свидетельствует целый ряд записей 1915−17 гг.
82 Дмитриевский Алексей Афанасьевич (1856−1929) — церковный ученый и церковно-общественный деятель, литургист, богослов, историк Православной Церкви. Основатель российской школы исторической литургики. Работал в Палестине, на Афоне, изучал богослужебные рукописи, занимался в Константинополе и Афинах и путешествовал по Италии. В 1898 еще раз побывал в главнейших книгохранилищах Востока, неоднократно посещал Афон. Был удостоин степени доктора церковной истории (1896). В 1906 у.е.хал в Петербург работать в Предсоборном Присутствии. Секретарь Императорского православного палестинского общества. По поручению Священного Синода участвовал в Комиссии по исправлению славянского текста богослужебных книг. После октября 1917 участвовал в работе Русско-византийской комиссии при Академии наук и преподавал литургику на Богословских курсах в Петрограде. Был избран почетным членом всех четырех духовных академий. В 1903 его избрали членом-корреспондентом Академии наук по Отделению русского языка и словесности, а в 1923 — действительным членом Академии наук и членом Славянской комиссии Академии наук.
83 Ширинский-Шихматов Алексей Александрович, князь (1862−1930) — государственный, общественно-политический и церковный деятель, публицист. Подробнее см. в N 2 журнала «ФК» за 2005 г. С. 220.
84 Талонов — доктор.
85 Киченер (Kitchener) Горацио Герберт (1850−1916) — английский фельдмаршал (1909), статс-секретарь по военным делам. Летом 1916 по приглашению Николая II отправился в Россию для обсуждения военных вопросов. Отплыл из Великобритании 05.06.1916 на броненосном крейсере, который наткнулся на мину, установленную германской подводной лодкой и затонул. Киченер и большинство сопровождавших его лиц погибли.
86 Сухомлинов Владимир Александрович (1848−1926) — военный деятель. Подробную биографию см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 217.
87 Питирим (Окнов Павел Васильевич) (1858−1920) — митрополит Петроградский и Ладожский. Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 214−215.
88 Варнава (Накропин Василий), (1859−1924) — архиепископ. Подробную биографию см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 216−217.
89 См.: Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцией 1917 г. Вступ. ст., сост., коммент. А. В. Репникова. М., 2003; Якобий И. П. Император Николай II и революция. С. В. Фомин. «Боролись за власть генералы… И лишь Император молился». М.; СПб., 2005.
90 Людовик XVI (1754−1793) — французский король (1774−1792) из династии Бурбонов. После свержения монархии (10.08.1792) был гильотинирован по приговору Революционного трибунала.
91 Гучков Александр Иванович (1862−1936) — политический деятель. Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 1. С. 146−147.
92 Коновалов Александр Иванович (1875−1948) — крупный промышленник. Из купеческой семьи, сын хлопчатобумажного фабриканта. Учился на физико-математическом отделении факультета естественных наук Московского университета. С 1897 включился в предпринимательскую деятельность. С 1912 — один из лидеров партии прогрессистов. Депутат IV Государственной думы. В 1915—1916 заместитель председателя (и фактический руководитель) Центрального военно-промышленного комитета. В марте — июне 1917 — министр торговли и промышленности, в октябре — заместитель председателя Временного правительства. Эмигрировал.
93 Меллер-Закомельский Владимир Владимирович (1863-?) — барон, надворный советник; член Государственного совета. Член «Союза 17 октября». Начальник главного управления Алтайским округом Министерства императорского двора и уделов. После прихода к власти большевиков возглавил Совет государственного объединения России. Председатель русской делегации на Ясском совещании.
94 Гурко Владимир Иосифович (1862−1927) — из семьи военных. В 1885 г. окончил Московский университет. Начал службу в должности комиссара по крестьянским делам Гроецкого и Радиминского уездов Варшавской губернии. Затем служил в Государственной канцелярии, в 1902 г. занял пост начальника земского отдела, ведавшего общественным управлением и поземельным устройством всех разрядов крестьян. Один из авторов программы «Прогрессивного блока». Весной 1917 участвовал в создании «Союза земельных собственников». В марте 1918 участник антибольшевистского «Правого центра». В поисках союзников для борьбы с большевиками в июне отправился к Юденичу, а затем в Добровольческую армию. Эмигрировал.
95 Стахович Михаил Александрович (1861−1923) — родился в дворянской семье. Окончил Императорское училище правоведения. В 1896—1907 — орловский губернский предводитель дворянства, землевладелец, действитель-ный статский советник. Юрист, видный земский деятель. С 1907 — член Государственного совета. Депутат I и II Государственной думы от Орловской губернии, один из организаторов и член ЦК «Союза 17 октября», затем один из основателей Партии мирного обновления. Играл видную роль в земском движении. После Февральской революции — финский генерал-губернатор, затем представитель Временного правительства за границей.
96 Милюков Павел Николаевич (1859−1943). — политический деятель. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1882). С 1886 приват-доцент этого университета. В 1892 получил степень магистра русской истории. За пропаганду либеральных идей в 1895 уволен из университета и выслан в Рязань. С 1897 преподавал в Софии. Читал лекции в Лондоне, Чикаго и др. В 1905 один из организаторов партии кадетов, член ЦК партии, ее идеолог и лидер в 1906—1917. Редактор партийной газеты «Речь». С 1907 председатель ЦК партии. Депутат III и IV Государственной думы. Летом 1915 сыграл значительную роль в создании Прогрессивного блока. 27.02.1917 избран членом Временного комитета Государственной думы. С марта по май 1917 — министр иностранных дел Временного правительства. После октября 1917 участвовал в антибольшевистском движении. Эмигрировал, был одним из влиятельных лидеров русской либеральной эмиграции. Подробнее см.: Милюков П. П. История второй русской революции. Вступ. ст. Шелохаева В. В., сост. и комм. Репникова А. В. М., 2001.
97 Чхеидзе Николай (Карло) Семенович (1864−1926) — поступил вольнослушателем в Новороссийский университет (Одесса), в 1889 перешел в Харьковский ветеринарный институт, который покинул во время студенческих волнений. С 1892 входил в социал-демократическую организацию «Месаме-даси» («Третья группа»), в 1898 вместе со всей организацией вошел в РСДРП, с 1903 — меньшевик. Участник революции 1905−1907 в Грузии. В 1907 избран гласным Тифлисской городской думы. Депутат III Государственной думы, член ее социал-демократической фракции. Депутат IV Государственной думы. Возглавлял ее меньшевистскую фракцию. В дни Февральской революции вошел во Временный комитет Государственной думы, стал председателем Исполкома Петроградского Совета РСД. Председатель I Всероссийского съезда Советов РСД, затем возглавил избранный съездом ВЦИК. Был членом Предпарламента, но вскоре уехал в Грузию. В 1918 председатель Закавказского Сейма, в 1919 — Учредительного собрания Грузии. В 1921 эмигрировал. Покончил жизнь самоубийством.
98 Керенский Александр Федорович (1881−1970) — родился в семье директора Симбирской гимназии. В 1899 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, через год перевелся на юридический. Окончил университет в 1904. Член IV Государственной думы. Лидер фракции трудовиков. Во время Февральской революции участвовал в работе Временного комитета Государственной думы, был избран заместителем председателя Петроградского Совета от партии эсеров. Во Временном правительстве последовательно занимал посты министра юстиции (март — апрель), военного и морского министра (май — июнь), министра-председателя и военного и морского министра (июль — август). В сентябре — октябре 1917 совмещал посты министра-председателя и верховного главнокомандующего. После Октябрьской революции пытался организовать вооруженное сопротивление Советской власти. Эмигрировал.
99 Петровский Сергей Александрович (1846−1917?) — юрист (в 1873—1878 гг. читал в Московском университете лекции по праву). Защитил магистерскую диссертацию «О Сенате в царствование Петра Великого» (1875). С 1880 сотрудник «Московских ведомостей». В 1887—1896 — редактор-издатель газеты.
100 Петровский Алексей Сергеевич — пасынок С. А. Петровского и Е. С. Петровской.
101 Рачинский Григорий Александрович (Алексеевич) (1859−1939) — церковный и общественный деятель, философ, писатель и переводчик Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 222.
102 Олсуфьев Дмитрий Адамович (1862−1937) — граф, камергер, действительный статский советник; земский и общественный деятель. Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 221.
103 Соковнина К. Д. — писательница, публиковалась в «Московских ведомостях».
104 Эверт Алексей Ермолаевич (1857−1918, по другим сведениям — 1926) — генерал от инфантерии (1911). Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 217−218.
105 Алексеев Михаил Васильевич (1857−1918) — с августа 1914 — начальник штаба Юго-Западного фронта, в сентябре произведен в генералы от инфантерии, с марта 1915 — главнокомандующий армиями Северо-Западного (с 4 августа 1915 — Западного) фронта. 18 августа 1915 назначен начальником штаба верховного главнокомандующего. Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 227.
106 Анатолий (Потапов Александр) (1855−1922) — иеросхимонах, старец Оптиной пустыни. Преподобный. Был духовником С. П. и М. Ф. Мансуровых. Знал С. Н. Дурылина. Характерен следующий эпизод: «В один из дней после длительной бессонницы, в состоянии крайнего нервного истощения Дурылин приехал к Оптинскому старцу Анатолию с решимостью уйти в монастырь. Но мудрый старец, поговорив с ним, посчитал, что пока он не готов к этому…» Цит. по.: Фомин С. В. Отец Сергий // Дурылин С. Н. Русь прикровенная. М., 2000. С. 29.
107 Порфирий (Соколов) — монах. См. о нем: Волков С. А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. Публикация, вступительная статья, примечания и указатель А. Л. Никитина. С., 2000.
108 Ипполит (Яковлев) — бывший духовник Лавры. Проходил в 1937 г. по делу с о. Кронидом.
109 Родзянко Михаил Владимирович (1859−1924) — политический деятель. Окончил Пажеский корпус. С 1878 по 1882 служил в Кавалергардском полку, затем оставил военную службу. В 1883 новомосковским уездным собранием избран почетным мировым судьей, в 1886—1896 — новомосковский предводитель дворянства. С 1900 по 1906 был предводителем екатеринославской губернской земской управы. Один из основателей и лидеров «Союза 17 октября». Депутат III и IV Государственных дум. В III Думе был председателем земельной комиссии, членом переселенческой комиссии. Поддерживал реформы П. А. Столыпина. С марта 1911 — председатель III Государственной думы, с ноября 1912 — IV Государственной думы. Один из лидеров «Прогрессивного блока». Возглавлял Временный Комитет Государственной думы, а затем частные совещания членов Думы с апреля по август 1917. После Октябрьской революции пытался воссоздать Совещание членов Государственной думы (включая все 4 созыва) сначала при Л. Г. Корнилове, затем при А. И. Деникине. Эмигрировал.
110 Львов Владимир Николаевич (1872−1934) — государственный и полити-ческий деятель. Подробнее см. в журнале «ФК». 2005 г. N 2. С. 221.
111 Бубликов Александр Александрович (1875−1936?) — окончил Петербург-ский институт инженеров путей сообщения. Служил начальником по изысканиям на железной дороге, постепенно сблизился с видными пред-ставителями буржуазии. Был членом межведомственной Комиссии по выработке плана развития железнодорожной сети России. Депутат IV Государственной думы. Входил во фракцию прогрессистов. С начала Февральской революции был назначен Временным комитетом Государствен-ной думы комиссаром в Министерство путей сообщения. Установил контроль над сетью российских железных дорог. По решению Временного прави-тельства вошел в число 4-х комиссаров Государственной думы, прибывших в Могилев для ареста Николая II. Критиковал уступки Временного правительства рабочим. Участвовал в работе Экономического совета, созданного Временным правительством для разработки общего плана организации народного хозяйства.
112 Щегловитов Иван Григорьевич (1861−1918) — черниговский помещик. Окончил Училище правоведения (1881), юрист (профессор). Служил в министерстве юстиции. С 1903 читал лекции в Училище правоведения по теории и практике уголовного судопроизводства. С января 1906 — товарищ министра юстиции. С апреля 1906 по июнь 1915 — министр юстиции. С января 1907 член Государственного совета. Постепенно перешел от умеренно-либеральных взглядов к правомонархическим. Покровительствовал деятельности «Союза русского народа». Был освобожден от должности министра юстиции под влиянием крайне негативного мнения общественности. С ноября 1915 по ноябрь 1916 — председатель Совета монархических объединений. Председатель Государственного совета. После Февральской революции арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Расстрелян.
113 Имеется в виду Макаров Александр Александрович.
114 Xаруки Вада отмечает: «…Ситуация не внушала Тихомирову оптимизма. Он решил прекратить вести дневник. Сделав последнюю, по его мысли, запись 8 марта, он написал на обложке «14 сентября 1916 г. — 8 марта 1917 г.». Он опасался, что продолжение дневника может навлечь на него новые неприятности. Вполне возможно, что именно в это время он вырвал страницу за 28 февраля и заменил ее новой. Однако на следующий день, 9 марта, ему снова позвонила жена и сообщила хорошие новости. Оказывается, комиссар снова заходил к ней […] счел ее объяснения убедительными и отменил арест. После таких новостей Тихомиров, похоже, настолько воспрял духом, что решил отказаться от принятого накануне решения и продолжил дневник». Вада Харуки Указ. Соч. С. 140.
115 «Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене. Вонми в помощь мою, Господи спасения моего» Псалтирь. Пс. 37, ст. 22, 23.
«Философская культура», N 3, январь — июнь 2006
Опубликовано на сайте ХРОНОС
