«Россию мы любим». Часть 2

— Зинаида Евгеньевна, как Вы оцениваете современное Православие во Франции?

— Знаете, я всю жизнь ходила в храмы Русской Православной Церкви Заграницей, но проблема в том, что эмиграция как таковая вымирает. Существует недостаток священников, которые хорошо знали бы русский язык. Мы разбиты, мы всю жизнь — иностранцы…

У нас в Париже есть свой богословский институт. Но многие его заканчивают и уезжают в другие страны. Протоиерей Александр Шмеман в свое время уехал, например. Сейчас там учатся студенты из Болгарии и Сербии, которые тоже вернутся на родину. Многие наши священники — французы, принявшие Православие. У них большая вера, но потом, когда начинают служить, то ни говорить, ни читать по-русски не могут. И даже когда надевают митру, она у них почему-то всегда чуточку съезжает набок…

— А чем отличается жизнь обычных православных во Франции?

— Есть у нас французы, которые принимают православную веру. Многие из них собираются вокруг каких-то новообразующихся скитов — греческих, русских, французских… Что-то красивое они там устраивают. Но я не поклонница такого, потому что не всегда понятно, под чьим омофором скит возник. Но для французов такая жизнь — это нормально.

Французы очень любят все понять досконально. Мы вот православные, родились такими, все у нас хорошо, мы нормальные люди. А у православных французов все должно быть православным, если они покрестились, понимаете? Они будут брать книгу и делать все по букве, так, как написано — не иначе. И для них это нормально.

— Вы говорите о французах, которые приняли Православие, начали соблюдать все по букве закона и впали в ненужную экзальтацию…

— Да, но это нормально. Просто им очень хочется быть настоящими христианами, без полутонов.

— Да, это понятно. Но ведь у нас, в России, многие люди, родившиеся в СССР и поверившие в Бога после того, как Церковь обрела свободу, стали похожи на тех самых французов.

— Нет, не думаю. У вас даже экзальтация другая. Вы-то рождены в православной стране, несмотря ни на что. И нас родители всегда учили любить Россию и русский народ. И это не требовало доказательств, это была аксиома.

— Зинаида Евгеньевна, а Вы в России родились?

— Нет, я родилась в Марселе. Но дело в том, что Православие в меня было словно… заложено. Ведь и в советских людях, которым семьдесят лет говорили: «Не думайте о Боге, живите, как цветочки», есть вера. Дух не изживешь! Наша вера — это что-то такое, передающееся из поколения в поколение, как цвет волос. Невозможно из русских вырвать сердце, душу. Даже через тысячу лет.

— А как Ваши родители попали за границу? Когда уехали из России?

— Ой, это все очень сложно… Очень сложно и… очень просто. Мои бабушка и мама родились и выросли в России, в Петербурге. Бабушка была замужем за офицером Генерального штаба. Он был сибиряк, участвовал во многих войнах, в том числе — в Русско-японской. После революции, когда маме было девять лет, выехали в Белград, жили в Югославии.

Сербия была замечательная страна. Были там прекрасные отношения между людьми. Чудно работали, чудно жили. Очень яростно сражались против фашистов. Обидно, что сегодня из них делают козлов отпущения…

— Но Вы говорили, что родились в Марселе…

— Да, так оно и есть. Маму туда родители отослали для изучения французского языка, в институт Жанны д’Арк, потому что Марсель был ближе к Белграду. И в Марселе мама познакомилась с моим отцом, с русским французского происхождения. Родилась я. Потом родители разошлись, и я жила в Югославии. Но так как я — французская подданная по рождению, после войны нас репатриировали в Париж. Мне было 19 лет. Здесь я и познакомилась со своим будущим мужем, Юрием Павловичем, в юношеской организации «Витязи».

— Зинаида Евгеньевна, мой любимый вопрос каждому человеку, у которого я беру интервью, звучит так: «Как вы пришли к Богу?». Вам такой вопрос, я понимаю, задать нельзя, потому что Вы с детства в Церкви…

— Да нет. Я стала ходить в храм в Белграде, в местную Троицкую церковь. Кстати говоря, прекрасный храм, сегодня он принадлежит Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Это был один из первых православных храмов, построенных за рубежом, там был погребен Деникин. В этом храме служил священник, отец Виталий, преподавал в воскресной школе Закон Божий. Когда мне было 28 лет, мы с Юрием Павловичем поехали в Белград — я ему хотела показать город, в котором в молодости жила. И мы пошли в Троицкий храм. Там была служба, мы молились, потом я подошла к отцу Виталию под благословение — и он меня узнал, сказал: «Здравствуй, Зина». А в последний раз он меня видел, когда мне было лет 10.

Думаю, отец Виталий еще жив, сын его — священник в Троицком храме. В их семье от отца к сыну передают священство.

— А в какой храм Вы сейчас в Париже ходите?

— Сейчас я из-за болезни ног вообще хожу очень мало. Но, знаете, всегда стараюсь следовать Ивану Шмелеву. Какая раньше была церковная жизнь! Храм и приход, состоящий из знакомых людей. А мы с Юрием Павловичем сейчас даже не можем вести настоящую церковную жизнь, потому что это связано с путешествием. До ближайшего храма приходится совершать целое паломничество. И в общем-то, мы ходим в храм только на большие праздники. Однако Юрий Павлович, человек очень религиозный, иногда ходит и по воскресеньям.

Очень хороший православный храм в Медоне, но туда далеко ехать. И сейчас я хожу на Сергиевское подворье — это воплощенная история нашего Общества «Икона»: там иконостас, иконы написаны Дмитрием Семеновичем Стеллецким. Там я себя чувствую как в раю.

— Какие у Вас впечатления от России, Зинаида Евгеньевна?

— Россию мы любим… Почему я приехала сюда? Чтобы рассказать о нас, чтобы направить сердца и души русских людей к вере, помочь вам пережить тяжелое время, «включиться» в церковную жизнь.

Много сейчас люди стали о деньгах говорить. И в России сейчас прижились деньги. С одной стороны, радостно, что российский президент старается повысить людям жалованье, поощряет рождаемость, хочет, чтобы школы и университеты хорошо работали. Наверное, немножко на второй план отошла культурная деятельность, и об этом нельзя забывать. Ведь в России всегда умели делать шедевры — во всех отношениях, экспортировать их, показывать всему миру. Это необходимо и сейчас, нельзя допустить увеличения разрыва между Западом и Россией. У нас, русских, литература, музыка — Солженицын, Ростропович… Они создали великую — без преувеличения! — Россию. Надо обязательно в том же духе и продолжать. Ни в коем случае не оставлять культуру на потом.

Человек не в банке же рождается, не в деньгохранилище. Вот в Москве меня везли в кресле по аэропорту, и первое, что я увидела в России, — «Сбербанк». И мне захотелось плакать. Вы думаете, я с ума сошла? Нет. Но ведь не только банки нужны людям. И не только газ, свет и вода, хотя это очень важно. Нужны искусство, музыка, литература. Все это, слава Богу, в народе есть.

Беседовала Наталья Волкова

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4185&Itemid=4