 |
| Русский дом | Юрий Воробьевский | 26.07.2007 |
В Вене начала ХХ века кипела столичная жизнь. Будущий фюрер был тогда сентиментальный бедный непризнанный художник. Однажды он бродил по залам замка Хоффбург. Очередной из них, где были выставлены сокровища Габсбургов, Гитлер хотел пробежать быстро: кому нужен этот старинный хлам? Но вдруг что-то остановило его: он увидел источенный древностью наконечник копья. Прислушался к словам служителя музея… По местному преданию именно этим копьём легионер Лонгин проткнул бок Спасителя на Голгофе… Но Гитлер почему-то при этом вспомнил вагнеровские оперы. Копьё Вотана. Его острие даёт власть. На древке вырезаны руны верности, закрепляющие божественные договоры… И другое «копьё силы» из оперы Вагнера, которое добывает Парсифаль.
Вечером юный провинциал на оперной галёрке слушает «Парсифаля». На сцене — чистый сердцем простец, выросший вдали от людского шума. Он даже не знает имени своего отца. Когда через лес проходят рыцари мифической чаши Грааля, он спешит за ними вслед. Добывает священное копьё в замке злого волшебника Клингзора. И оно делает его непобедимым. В замке Монсальват героя помазывают на царство.
Множество раз Гитлер наблюдал за тем, как Парсифаль завладевает чудесным копьём… Как Зигмунд куёт победоносный меч, который достанется его сыну. Как не знающий сомнений Зигфрид убивает предателя и отравителя гнома Миме, побеждает дракона, а затем и самого Вотана.
Каждый раз, когда он после спектакля выходил из зала, щёки его горели. Этот худощавый юноша в потёртом костюмчике чувствовал в себе невероятную силу. В этот момент он не видел окружающего его пошлого мира, был весь в мире «нордической» фантазии, чувствовал себя и бесстрашным Зигфридом, и овладевшим чашей Грааля Парсифалем, и мужественным Риенци, гибнущим в прекрасной попытке вернуть былой дух и былое величие Риму. «Хайль Риенци!» — «Да здравствует Риенци!», — так, вскидывая правую руку в римском приветствии, обращались на сцене к оперному герою.
Видел бы сейчас этого возбуждённого юнца Макс Нордау! Гитлер как будто иллюстрировал его слова о Вагнере. Знаменитый учёный писал о своём бывшем друге как о типичном реформаторе-фанатике. Заражённый манией величия, он даёт иллюзию силы тем, кто позволил обмануть себя его ложью.
Гитлеру была свойственна невероятная самоуверенность. Она шокировала и одновременно подавляла окружающих. А происхождение её было из сугубо артистического требования Вагнера «превзойти реальность».
Этого композитора обожали многие, но Гитлер был, конечно, особым его почитателем, что было заметно.
Некий капитан принял молодого ефрейтора в разведку рейхсвера, а затем направил на собрание группы политических маргиналов. Вскоре она станет известной как Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Один англичанин, автор нашумевшей книги «Основы XIX столетия», обратил на Гитлера свой благосклонный взор на одной из встреч в Байрейте — культовом месте поклонников Вагнера. Немало влиятельных вагнерианцев жили мифом о неизбежном возвращении победоносного героя. И навязали этот миф многим. Современный исследователь Манфред Кох-Хиллебрехт пишет: «После проигранной Первой мировой войны в Германии непременно должен был появиться Парсифаль, который избавит немецкий народ от ужаса и бедствий… Это мог быть только человек из народа. Именно такого человека и разглядел поклонник Вагнера капитан Майр в австрийском ефрейторе, отличавшемся ораторскими способностями и детальным знанием всех опер композитора. Другой вагнерианец, Экхарт Дитрих, добился того, что Гитлера пригласили в Байройт, где с ним встретился Чемберлен, который подтвердил догадку Майра. Ефрейтор действительно оказался тем Парсифалем, которого ждал немецкий народ. Затем вагнерианцы Брукманны и Бетштайны ввели Гитлера в общество и поддержали его финансово».
Все эти люди остались за кулисами. На сцене же, вымощенной брусчаткой, начался спектакль. Мюнхенский «пивной путч». Провалившаяся революция 1923 года. Потом — громкий судебный процесс. Затем — тюрьма Ландсберг. Самому Гитлеру казалось, что все кончено.
Меж тем Винфред Вагнер, невестка знаменитого композитора, снабдила его бумагой и письменными принадлежностями. На этой бумаге свой «Майн кампф» писал уже не провалившийся политик. В душе Гитлера возродилась мифология Байройта. И превратила жизнь безработного в скитания вагнерианского героя. В Зигфрида, призванного в реальность.
Наступил 1932 год. Политики готовились к выборам. Гитлер мчался то в один город, то в другой. Его постоянно сопровождал актер Дервин, который профессионально поставил фюреру дыхание и дикцию, а также научил некоторым приёмам актерского мастерства.
Был у него и актёрский дар. Был. Забавляясь, Гитлер любил пародировать другого политического актёра — Муссолини. По свидетельству Геббельса, «Гитлер… широко расставлял ноги, вздёргивал подбородок, шевелил бровями. Затем под всеобщий смех фюрер, подражая голосу дуче, начинал выкрикивать итальянские слова: «партия», «победа», «макароны», «бельканто» и «баста».
В близком окружении он мог и пошутить, но его публичное амплуа было, конечно, иным.
Гитлер выходил к трибуне и начинал речь. Сначала — довольно спокойно, почти вяло. Но постепенно он как будто «накручивал» себя, говорил всё громче. В конце концов Гитлер начинал просто орать. Неистовые звуки его горлового голоса как бы усиливали смысловое начало. Самые обычные слова, самые банальные мысли, самые завиральные обещания превращались в пророчества. Им верили. Что же происходило? Какая-то сила входила в него. Атеистическая советская пропаганда называла его «бесноватым фюрером». И, кажется, в этом случае была удивительно точна в определении.
Он внимательно читал книгу Лебона «Душа толпы». А значит, помнил его слова: «Кто владеет искусством производить впечатление на воображение толпы, тот и обладает искусством ею управлять». Ведь на толпу «нереальное действует почти так же как и реальное, и она имеет явную склонность не отличать их друг от друга».
Впрочем, «творческая натура» самого фюрера обладала специфическим свойством: в его сознании отсутствовала грань между правдой и вымыслом… «Гитлер, который до начала войны с Россией каждый вечер смотрел по два игровых фильма и проводил массу времени в архитектурной мастерской за моделями, а затем сменил их на карты генерального штаба, жил в вымышленном мире». Шпеер свидетельствовал даже о том, что сообщения в газетах интересовали его больше, чем реальные события.
Что происходит, когда больное воображение выходит на сцену? — Зрители бывают поражены. В буквальном смысле. А когда человек поражён, он открыт влиянию извне. Не открывайтесь, — учат святые старцы. Шокируйте, — поучают закулисные гуру. Геббельс свидетельствовал: «Я иду, нет, меня просто несёт к трибуне. Там я долго стою и смотрю в его лицо. Он — не оратор. Он — пророк… Теперь я точно знаю, что мне делать… Я больше ничего не слышу. Я стою оглушённый… Я ещё не знаю, что я полностью отдаю себя в руки этого человека. Это стало торжественной клятвой верности на всю жизнь. И мои глаза тонут в его больших голубых глазах». Как и миллионы немцев, Геббельс практически не слышал слов. Он только чувствовал уверенность вождя. Она внушала радостное чувство силы и безопасности… Меж тем Германия готовилась к нападению на Россию. К решению, которое Гитлер назвал самоубийственным в «Майн кампф».
Православный опыт говорит: мир человеческой воли и воображения — это мир «призраков» истины. И он у человека общий с падшими ангелами. Именно поэтому воображение есть проводник демонической энергии.
Ещё в XVIII веке знаменитый немецкий поэт и философ Новалис писал: «Тот будет величайшим волшебником, кто себя самого заколдует так, что и свои фантазии примет за явления действительности». Гитлер «заколдовал» себя. Превратился в светоносного вагнерианского героя. Вот характерное воспоминание: «В салоне самолёта фюрер был обычным человеком, но как только машина касалась своими шасси земли, Гитлер преображался: «его глаза выкатывались так, что становились видны белки, и наполнялись каким-то светом…».
Он действительно получил инфернальную люциферианскую энергию.
(Окончание следует)
http://www.russdom.ru/2007/20 0707i/20 070 732.shtml
