Православный Санкт-Петербург | Анатолий Максимов | 11.07.2007 |
«Ах, конечно, это всего лишь мультфильм; ах, это детская сказка, шутка; ах, у вас чувства юмора нет — смотрите на вещи проще, не берите в голову, не надо заниматься охотой на ведьм, плюньте и забудьте!..»
В бурном потоке, промывающем и без того мытые-перемытые мозги «россиян», струя американских мультиков достаточно густа и пахуча. «Мульты» эти, как правило, слеплены по единому рецепту: привычно закрученный сюжет, немного слащавости, много развязного плебейского юмора (по большей части на туалетную тему: кто-то пукнул, кто-то описался, кто-то рыгнул), шаблонная, скучная графика — и это всё. На таком фоне первая серия «Шрека» выделялась, как носорог в стаде свиней. Не иначе как на создание этой картины были сознательно брошены лучшие силы американских аниматоров: мультфильм получился живой, яркий, неподдельно смешной и обаятельный. Народ был в восторге, и восторг этот оказался настолько бурным, что перекрыл шок, вызванный главной мыслью нового мультфильма. А мысль была поистине революционная: если в классических сказках (в «Аленьком цветочке», например, и во всех его западноевропейских аналогах) красавица целовала чудовище, и чудовище превращалось в прекрасного принца, то тут всё происходило с точностью до наоборот. После поцелуя красавица сама становится чудовищем, выходит за монстра замуж — весёлая свадьба, все счастливы, продолжение следует.
Сам я, если бы не смотрел «Шрека», ни за что бы не поверил, что такая сказка может существовать. Но она существует и пользуется большим успехом. Люди с увлечением наблюдают за тем, как прекрасная девушка становится зелёной страхолюдиной, и радуются такому превращению. Люди радуются, видя, как дракон пожирает герцога (единственного представителя человеческого рода среди героев мультфильма), — ведь герцог был злой, он хотел разлучить Шрека с принцессой…
Во второй серии создатели «Шрека» пошли дальше: теперь они не только возвеличивали уродство, но и глумились над красотой: прекрасный принц и его мать — добрая (!) фея примерно наказаны за то, что хотели разрушить семейный союз монстров, вернуть принцессу в человеческое естество, а её зелёного супруга прогнать в родное болото. Сам король-отец превращён в жабу за то, что не испытывал к своему гадкому зятю должного почтения. И всё это с шутками-прибаутками, расцвечено яркими красками, сдобрено остроумным текстом…
«Ах, вы не понимаете: Шрек был уродливым, но в душе добрым, а прекрасный принц — он, конечно, прекрасен, но он какой-то нехороший. Зачем он хотел разрушить Шреково семейное счастье? Этот фильм учит, что под гадкой внешностью может скрываться доброе сердце, а за красивым лицом — гнилая душа…»
Что ответить на такой довод?
Что, во-первых, доброта Шрека и низость принца, собственно, ни из чего не вытекают. В чём именно Шрек добр? В чём именно принц подл? В том, что не хотел отдать принцессу зелёному чудищу? Нет, дело тут вовсе не в моральных оценках…
И во-вторых, не кажется ли вам, что мысль (не такая уж и безспорная, как кажется): «Внешнее уродство может быть прикрытием внутренней красоты» — постепенно преображается в мысль: «Внешнее уродство всегда скрывает за собой внутреннюю красоту, и вообще уродство всегда предпочтительней красоты». Это положение уже нуждается в поддержке — ради чего и создаётся «Шрек», дальнобойное, крупнокалиберное идеологическое орудие.
(Кстати, видел я одну современную голливудскую комедию — не помню названия, — в которой парень чересчур увлекался красивыми девушками, за что был весьма осуждаем авторами: не за то, что девушек у него было много, а за то, что они были слишком красивыми; в конце концов он осознал свою ошибку и завёл роман с чудовищной толстухой.)
В западных фильмах всё реже можно увидеть действительно красивых актёров. Если они и используются, то, как правило, для того, чтобы играть негодяев. На экране, на рекламном плакате царят «серые мышки», а то и попросту страшилища. В качестве идеала подаются всевозможные джулии робертс, которым не помогают и целые серии пластических операций…
…Попробуйте провести эксперимент: сравните языческих богов Древней Европы с божками Азии и Африки. Не правда ли — разница впечатляет? Сыны Иафета и представить себе не могли, что бог может быть безобразен. Красота была для них священным понятием — отблеском Божества в дольнем мире. И такое мировоззрение отнюдь не было отвергнуто христианством. Совсем не то мы видим на Востоке и на Юге: здесь, кажется, чем могущественнее считается бог, тем он должен быть уродливее… Не потому ли христианству так трудно достучаться до сердец индийцев или китайцев?..
Красота священна, красота — дар Небесный, красота порождает любовь, красота спасёт мир, ангелы Божии несказанно красивы, святые — даже если изначально их внешность была заурядна или безобразна, — по мере приближения к Богу озарялись удивительной (и не внутренней только, но и внешней) красотой… Грядущее Царство Божие — торжество красоты: не умея выразить человеческими словами благообразие Нового Иерусалима, апостол целиком «выстраивает» его из драгоценных камней… Это близко нам, это понятно, это радует и веселит нашу душу. Неужели мы променяем эту свою любовь на пригоршню шуток, на десяток парадоксов — на всё, чем богат «Шрек» и иже с ним?