 |
| Православный Санкт-Петербург | Алексей Бакулин | 11.07.2007 |
…Вы никогда не задумывались, почему Гитлер так легко одолел Францию? Францию — великую, мощную державу, чей народ был спаян твёрдым национальным самосознанием, чьи солдаты ещё помнили свою победу в Первой мировой, чья военная техника (танки, например) считалась если не самой лучшей, то одной из лучших в мире (во всяком случае, лучше немецкой)? Почему она сдалась Гитлеру так позорно?..
Но Франция хоть несколько недель, да сопротивлялась, а трижды хвалёные британцы кувырком полетели в Ла-Манш, даже не успев как следует пострелять, и только гений Черчилля удержал страну от немедленной капитуляции. Голландия, Дания, Норвегия и не сочли нужным сопротивляться. Царь Болгарии и король Румынии с удовольствием стали вассалами выскочки-ефрейтора и считали такой ход весьма мудрым и дальновидным… В чём тут причина? Почему Европа рухнула в ноги Гитлеру, едва он взглянул на неё попристальней? Почему?
Почему (вспоминается читанное у академика Тарле) германские владетельные князья — самодержавные властители своих княжеств, отпрыски древнейших аристократических родов — целовали ручку Наполеону — не по принуждению, а от полноты чувств… Они были настолько малодушны? Или тут причина в другом? Но в чём?
…Все мы знаем о движении Сопротивления, но как-то мало говорят о движении Присоединения, о коллаборационистах. Между тем коллаборационизм был намного — в десятки раз — сильнее чахлого Резистанса, еле-еле сводящего концы с концами на английские и советские деньги. Коллаборационисты отнюдь не казались соотечественникам позором нации. Маршал Петен, герой Первой мировой, с готовностью склонился перед немцами и не считал это сделкой с совестью. Великий писатель Кнут Гамсун от души приветствовал Гитлера. Антуан де Сент-Экзюпери (вот уж, казалось бы!..) — и тот как-то обмолвился, что воюет с Германией лишь по долгу солдата, а в душе-то… Клеймо предателей коллаборационисты получили значительно позже — когда проиграли, — а до тех пор европейцы не за страх, а за совесть сотрудничали с Гитлером, и не было бы конца этому полюбовному союзу, если бы Красная армия не перешла в наступление.
Да, надо, видимо, назвать вещи своими именами: Европа обрадовались Гитлеру. Он не захватывал её, не насиловал — это был брак по любви: сперва нерешительное сопротивление, а затем — восторг взаимного порыва. Европа увидела в Гитлере своего хозяина, своего вождя, выразителя самой сокровенной европейской идеи. То же самое случилось и во времена Наполеона. С той же радостью засидевшейся невесты Европа встречала своего «завоевателя» — человека, который призван был стать владыкой Запада, собирателем разрозненных европейских наций, создателя новой и величайшей в истории человечества Империи.
Строго говоря, какое нам, русским, дело до внутриевропейских рекогносцировок? Если Европа нашла своего вождя и хочет отдаться ему — ну что ж, флаг им в руки. И Павел I, и сын его Александр от всей души пытались замириться с Наполеоном, понимая: у них своя империя, у нас — своя. Сталин охотно подписывал пакт с Гитлером, понимая, что внутрисоюзные дела для СССР много важнее европейской войны. Россия никогда не была против всеевропейского царства.
Но Единая Европа — и при Наполеоне, и при Гитлере — не пожелала жить в мире с Россией. Сама не пожелала. Ей, единой Европе, почему-то нестерпима была мысль о великой и независимой России. И Наполеон, и Гитлер считали мир с Россией лишь дипломатическим трюком, а войну — насущной необходимостью: пока есть сильная Россия — единой Европе не бывать.
Почему они так думали? Почему Россия готова была ужиться с евроимперией, а Европа с великой Россией уживаться не хочет? Пусть над этим вопросом ломает голову человек поумнее меня.
Мне же ясно: и Наполеона победил не Кутузов, и Гитлера победил не Сталин. В обоих случаях победительницей была сама Россия. Что ни говори, а военный гений Наполеона не знал себе равных. До 1812 года Кутузов сталкивался с Корсиканцем на поле боя — и результат выходил самый плачевный для нас. Стремительная гитлеровская тактика произвела революцию в военном искусстве — нашим маршалам, чтобы победить Гитлера, пришлось учиться у того же Гитлера. Нет, побеждала сама Россия: её пространства, её неласковая природа, её народ, идущий на войну не за славой, а за победой, её душа, которая никогда не примет в себя ничего европейского. (Россия всегда любовалась Европой, восхищалась ею, но всегда издали, со стороны, не допуская её в своё сердце.) Кутузов, Жуков или Сталин велики тем, что правильно слышали голос России и делали то, что Россия им приказывала, — ни больше ни меньше. Ярчайший пример тому — поворот сталинской политики от коммунизма к русскому патриотизму: интернациональная республика сопротивляться Гитлеру не могла, Россия же сокрушила его до основания.
И ещё: был Наполеон, был Гитлер — будет и некто третий. Европа жива, полна сил и вполне способна родить себе нового вождя. Та же Германия, объединившись, вновь встала перед старой своей проблемой: великий, сильный народ стиснут в европейской толкучке и задыхается без действия. Та же Франция чувствует себя великаном, связанным по рукам и ногам: сил много, приложить их некуда. Европа до сих не решила ни одной задачи из тех, что стояли перед ней ещё 300 лет назад. Следовательно, будет ещё одна попытка. Была первая Отечественная — 1812 года, была вторая — Великая — Отечественная, будет, видимо, и третья. Готова ли к ней Россия?
