 |
| Православие.Ru | Священник Георгий Максимов | 08.06.2007 |
Это болезнь, которой поражены в той или иной мере большинство из нас — современных православных, воспитанных в традициях западной культуры. Имя болезни — модернизм.
Постановка своего мнения во главу угла — вот отличительная черта сознания, и даже религиозного, пораженного сим недугом. Отсюда — и недоверие к святоотеческому преданию, из которого принимается лишь то, что пригодно для подтверждения своих идей, и стремление толковать Священное Писание «от ветра главы своея», совершенно пренебрегая святоотеческим его пониманием. Отсюда, наконец, и желание «обновить», «улучшить», «модернизировать» Церковь Христову, навязчивое стремление, привнося в нее свои личные мнения, оправдать и догматизировать их.
Принято связывать модернизм с узким кругом определенных лиц, но на самом деле явление это гораздо более распространенное. Приходящие в Церковь приносят его из своей доцерковной жизни. Это отрицание авторитетов и презрение к древности и традиции — общая черта секулярного мировоззрения, распространяемого с XVII века, но дошедшего до апогея именно в наши дни. Неудивительно, что зараза модернизма привилась так широко именно сейчас. Людей так учит школа, массовая культура, да и элитарная, впрочем, тоже.
Само явление заслуживает отдельного разговора. Здесь же я хотел бы показать, какими приемами пользуются — зачастую даже не вполне осознанно — авторы-модернисты для того, чтобы убедить читателя, что их собственные идеи — это и есть учение Православной Церкви.
Поскольку любой православный христианин знает, что учение Православной Церкви познается из двух источников — Священного Писания и предания, то именно на манипуляции с ними и направлены усилия таких авторов.
Рассмотрим же, как «работают» эти приемы, на примере какой-нибудь явно несообразной идеи: допустим, что некий человек считает, будто бы необходимость убивать кротов — это обязанность всякого православного христианина, в чем и пытается убедить своих читателей.
Прием первый: бездоказательное утверждение
Казалось бы, бездоказательное утверждение — очевидно ненадежное средство убеждения, однако оно прекрасно «работает». Достаточно написать: «Многие святые отцы Православной Церкви говорили, что необходимо истреблять кротов», — и значительная часть читателей «проглотит» это утверждение с полным доверием. Автор не приведет ни одной цитаты, ни одной ссылки, а читатель даже не задумается об этом, но отложит в своей памяти, чтобы потом, при случае, повторить это «утверждение», хотя уже и не вспомнит ни имени автора, ни названия статьи, откуда оно почерпнуто.Такие размытые ссылки очень распространены. При этом в большинстве своем авторы отнюдь не пытаются сознательно ввести читателя в заблуждение. Просто человек что-то где-то когда-то о кротах подобное читал или от кого-то слышал, точной цитаты, разумеется, не знает, но общее ощущение осталось. А что именно за этим ощущением — подлинные ли слова святых отцов, чей-то их пересказ или собственные мысли, пришедшие в голову при чтении творений отцов Церкви, — это уже дело десятое.
Отсюда совет: подобным бездоказательным утверждениям и анонимным ссылкам иметь меньше всего веры. Быть внимательным к тому, что мы читаем, и к тому, что пишем, ибо в подавляющем большинстве случаев подобные ссылки происходят не от злой воли, а от авторской лени, которой диавол пользуется, чтобы подтолкнуть нас собственные мысли выдать за святоотеческие.
Разумеется, есть много тем, о которых отцы Церкви высказывались совершенно согласно, и при их изложении вышеупомянутый оборот как бы сам собой напрашивается, но все же, на мой взгляд, не следует поддаваться этому искушению: ведь, чем больше святых отцов писало на ту или иную тему, тем легче найти в их трудах конкретное подтверждение обсуждаемой мысли. Благочестивому автору приличнее смиренно отступить в сторону и дать говорить самим святым отцам, не дерзая «суммировать» и пересказывать их мысли в меру своего разумения.
В качестве вариации вышеописанного приема можно упомянуть и более конкретные, но столь же бездоказательные утверждения, как например, когда автор напишет безо всякой ссылки на первоисточник (то есть творение святого отца) такую фразу: «Святитель Иоанн Златоуст утверждал, что необходимо истреблять кротов» или даже: «Святитель Иоанн Златоуст многократно писал: „Истребляйте кротов“». Если автор не дает ссылку на конкретное святоотеческое сочинение, его главу либо страницу, откуда он почерпнул эту мысль, то перед нами все то же голословное и бездоказательное утверждение.
Прием второй: искажение при цитировании
Бывает и так: автор, приведя цитату и дав точную ссылку, но вырвав ее из контекста, открывает простор для ничуть не меньших искажений. Такое введение в заблуждение тем более опасно, поскольку наличие ссылки вызывает доверие у гораздо большего числа читателей, которые, как правило, ссылок не проверяют.Известный пример — утверждение: «Даже в Библии прямо говорится, что „Нет Бога“ (Пс. 13: 1)». Обратившись к выбранной нами теме, станем утверждать: «Еще святой Иоанн Кронштадтский настоятельно призывал „выгнать этих черных кротов, подкапывающих целость нашей души“ („Моя жизнь во Христе“ 1, 2)». В обоих случаях слова приведены точно, но смысл их существенным образом искажен тем, что они вырваны из контекста.
Поэтому при первом же сомнении читателю надлежит проверять цитаты, приводимые автором, дабы видеть, как они употреблены в тексте. Не поленившись сделать это, мы увидим, что в первом стихе тринадцатого псалма говорится: «Сказал безумец в сердце своем: „Нет Бога“», а у святого Иоанна Кронштадтского написано: «Замечай за собою, за своими страстями, особенно в домашнем быту, где они свободно проглядывают, как кроты в безопасном месте; вне дома одни наши страсти обыкновенно прикрываются другими страстями, более благовидными, а там нет возможности выгнать этих черных кротов, подкапывающих целость нашей души».
Итак, вовсе не о кротах говорит святой Иоанн Кронштадтский, а о страстях; именно их призывает изгонять, а вовсе не копающихся в земле зверьков, упомянутых лишь для метафоры.
Уместно здесь вспомнить, как отцы VI Вселенского Собора увещевали человека, пользующегося вышеуказанным приемом: «Вот, ты и это свидетельство святого отца вырвал бессвязно; неприлично православным так обезображивать изречения святых отцов, вырывая их бессвязно; это, скорее, дело еретиков"[1].
Разновидность этого приема — составление коллажей из слов Священного Писания, благодаря чему в глазах доверчивого читателя становится возможным оправдать авторитетом Слова Божия какую угодно мысль, в том числе и кротоборческую: «Сам Господь в Писании говорит: «Вот что нечисто для вас из животных, пресмыкающихся по земле: крот» (Лев. 11: 29); «Итак, убейте его, не бойтесь; это я приказываю вам, будьте смелы и мужественны» (2 Цар. 13: 28)».
Многие читатели «проглатывают» такие коллажи с искренним доверием, хотя некорректность обоснования мысли механическим соединением разных фраз, ни одна из которых сама по себе эту мысль не подтверждает, достаточно очевидна. Не говорю уже о том, что обращение к полному тексту Священного Писания изобличает искажение смысла самих цитат.
Так, в первом фрагменте, кроме кротов, перечисляются в качестве нечистых животных также мыши, ящерицы, хамелеоны и прочие и ничего не говорится о необходимости их убивать. Напротив, воспрещается к ним прикасаться: «Сии нечисты для вас из всех пресмыкающихся: всякий, кто прикоснется к ним мертвым, нечист будет до вечера» (Лев. 11: 31), а само перечисление это дано, «чтобы отличать нечистое от чистого, и животных, которых можно есть, от животных, которых есть не должно» (Лев. 11: 47).
Второй же фрагмент представляет собой не слова Бога о кротах, а слова царевича Авессалома о своем брате: «Авессалом же приказал отрокам своим, сказав: Смотрите, как только развеселится сердце Амнона от вина, и я скажу вам: «Поразите Амнона», тогда убейте его, не бойтесь; это я приказываю вам, будьте смелы и мужественны» (2 Цар. 13: 28).
Стоит здесь привести слова святителя Иринея Лионского, который описывает, как данным приемом «коллажа» пользовались еретики-гностики, которые «собирая рассеянные по местам слова и имена, переносят из естественной связи в неестественную, поступая подобно тем, которые, задавшись какими-либо мыслями, стараются потом обделать их из поэм Гомера, так что неопытным представляется, будто Гомер сложил стихи на эту, только что выполненную задачу, и многие складною последовательностью стихов увлекаются к мысли, не в самом ли деле Гомер так сочинил. Так поступил один, описывая Гомеровыми стихами Иракла, отправленного Эврисфеем за адским псом, — ибо ничто не препятствует для примера привести их, потому что приемы у тех и других одинаковы.
Это сказал, и, стенящего жалобно, выслал из дому
Мужа Иракла, свершителя подвигов чудных,
Муж Еврисфей, Персеида Сфенела потомок,
Пса увести из Эрева от страшного бога Аида.
Вышел он в путь, будто житель нагорный — лев, силою гордый,
Быстро чрез город; его провожали все близкие сердцу,
Девы младая, и юноши, многострадальные старцы,
Плача по нем неутешно, как будто на смерть отходящем.
Подали ж помощь и Эрмий, и светлая взором Афина,
Зная любезного брата и как он в душе озабочен[2].
Кто из бесхитростных не увлечется этими стихами и не подумает, что так сложил их Гомер на ту же самую тему? Но знающий Гомеровы песни стихи эти признает, а содержания не признает; ибо ему известно, что из них один сказан об Одиссее, другой — о самом Иракле, иной — о Приаме, а другой — о Менелае и Агамемноне; разобрав эти стихи и каждый из них возвратив в собственное его место, он разрушит настоящее сочинение. Так и содержащий неуклонно правило истины, которое принял чрез крещение, признает имена, слова и притчи, взятые из Писаний, но не признает богохульного приложения, какое из них сделано. Ибо хотя и узнает камни, но лисицу не примет за изображение царя, и, каждое изречение возвратив в свою связь и приложив к телу истины, обнажит вымысел их и покажет его несостоятельность» (Против ересей, 1, 4).
Не меньше искажений случается и при пересказе слов отцов Церкви. Например, таким образом: «Святитель Епифаний Кипрский свидетельствует о том, что кроты приводят к гибели человека (см.: Панарион, 64, 72)». А что же мы увидим, если заглянем в посвященную Оригену 64 главу знаменитой энциклопедии ересей, составленной святителем Епифанием? Вот что: «Знакомые с естественной историей говорят, что крот живет в норе и рождает детей много вдруг: до пяти и более, а ехидны ловят их. Если ехидна найдет целую нору, то, не могши всех пожрать, съедает для своего насыщения одного или двоих, а прочим, выколов глаза, приносит пищу и откармливает слепых до тех пор, пока не возьмет и не съест каждого из них, когда захочет. Если же случится найти их кому-нибудь незнающему, и возьмет их для употребления в пищу, то принимает в себя яд от них, как напитанных ядом ехидны. Так и ты, Ориген, ослепив свой ум вышеуказанным эллинским учением, изрыгнул яд и на доверившихся тебе и сделался для них ядовитой пищей, повредив многим тем же, от чего сам потерпел вред».
Оставим в стороне саму некорректность перенесения слов об опасности поедания кротов, напитавшихся ядом ехидны, на всех кротов вообще. Но из самого текста видно, что речь в нем идет вовсе не о кротах, а о значении лжеучений Оригена, которое святой отец объясняет с помощью метафоры, построенной на понятных для его современников представлениях.
Итак, мы достаточно показали, что к цитатам из Священного Писания или святых отцов относиться надобно очень внимательно и в случае каких-либо подозрений — проверять. Это стоит делать еще и потому, что (хотя такое и редко, но все же иногда случается) некоторые авторы дерзают не только вырывать из контекста, но даже искажать сам текст цитаты, чтобы она более подходила к их собственным мыслям.
Кроме того, порою случается, что авторы, приводя цитату, пытаются подтвердить ею прямо противоположную мысль, чем та, что выражена в самой цитате. При современном «скользящем» чтении нередко становится не так уж важным, что именно написано: «стоит убивать кротов» или «стоит не убивать кротов», достаточно того, что слова «убить» и «крот» стоят вместе: в дело вступает «нужное» понимание, о котором речь пойдет ниже.
Прием третий: произвольное толкование
Автор-модернист, цитируя либо пересказывая слова Священного Писания, практически всегда дает их в собственном толковании. Все остальные толкования, даже святоотеческие, для него в сравнении с его собственным мнением имеют второстепенное значение. Как правило, такой автор даже и не сверяется с ними, по-протестантски полагая, что его понимание Библии и есть самое верное и вполне достаточное.На практике это может привести, например, к следующим герменевтическим кульбитам: «В Священном Писании есть и такие слова: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить (Деян. 22: 22). О чем они сказаны? Кем? Кому? Конечно же, нельзя понимать их лишь как слова иудеев об апостоле Павле. Разве мы можем думать, что в Священное Писание, как в какую-нибудь заводскую характеристику, был записан эпизод частной биографии, не имеющий никакого значения для всех христиан? Нет! Эти слова имеют отношение к каждому из нас. Это призыв. И вместе с тем ясное указание: „от земли“. Все мы прекрасно понимаем, о ком идет речь, кто именно живет и копается в земле, от которой, как призывает нас Слово Божие, мы и должны этих тварей нещадно истреблять, ибо им не должно жить».
Подобное встречается сплошь и рядом, и если внимательный читатель попытается указать автору (или его единомышленникам) на явную надуманность и абсурдность подобного толкования, тот, ничуть не смутившись, заявит: «А я так вижу!»; «А я считаю, что именно об этом и говорится в Писании!».
Как же поступить, если два человека отстаивают принципиально разное понимание Слова Божия? Есть ли вообще в Православной Церкви способ отделить верное понимание Писания от неверного? Слава Богу, есть! Это — традиция святоотеческих толкований. Согласно 19 правилу VI Вселенского собора, «аще будет изследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях, и сими более да удостоверяются, нежели составлением собственных слов».
Очень простой и конкретный способ. Поэтому для изобличения вышеприведенного толкования нам достаточно посмотреть, как это место объясняют святые отцы.
Святитель Иоанн Златоуст: «Здесь он (апостол Павел) напомнил им о самом бесчеловечном убийстве. Тогда они уже не вытерпели, после такого обличения их и исполнения пророчества. Велика ревность, сильно обличение, дерзновенна речь свидетелей Христовой истины! Иудеи уже не могли дослушать всей речи, но, воспламенившись гневом, громко закричали… говоря: „Истреби от земли такого! ибо ему не должно жить“. О, дерзость! Скорее вам не должно жить, а не ему, который во всем повинуется Богу. О, нечестивцы и человекоубийцы!.. И смотри: они не указывают вины его, потому что ничего сказать не могли, но думают подействовать криком, между тем как следовало бы спросить обвинителей… (Апостол) добровольно терпит все, что терпит… Будем и мы учиться его кротости» (Беседы на Деяния Апостолов, 48, 2−3).
Святитель Афанасий Великий: «Яко заградишася уста глаголющих неправедная. Кто же это, как не дерзнувшие сказать: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить (Деян. 22: 22)? Их-то заградились уста, когда Господь попрал смерть и тридневно воскрес» (Толкования на Псалмы, 62, 2). И еще: «В род и род истина Твоя. Два суть рода, приявших истину Божию: иудейский народ, имеющий у себя Закон и пророков, и Церковь. Поэтому истина Божия не в роды, но в род первый и в род второй. Прочие же народы пребывают в заблуждении. Но когда род первый отринул истину, и сказал: истреби от земли такого! тогда истина от рода первого перешла к роду второму» (Там же, 118, 90).
Как видим, «кротоборческое» толкование, предложенное выше, отнюдь не святоотеческое, а значит и неправославное. Свидетельства двоих или троих святых отцов вполне достаточно, по слову апостола: «При устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово» (2 Кор. 13: 1).
Прием четвертый: размещение в «нужном» контексте
Есть еще одна, более сложная группа приемов убедить читателя в том, что авторская мысль есть освященное Писанием и преданием учение Церкви.Так, автор-модернист может обильно подтверждать цитатами — точными и неискаженными! — второстепенные для его темы тезисы, помещая основную собственную мысль в букет святоотеческих. Как, например: «Преподобный Иоанн Дамаскин пишет: „Не довольно для нас одного названия верующих: нет, мы должны показать веру нашу от дел“ (Беседа на иссохшую смоковницу). Значит, нужно потрудиться. Мы должны действовать, и делами показывать наше стояние в истине. Недостаточно просто говорить о необходимости истребления кротов, надо и делом показывать нашу веру. Да, это может быть непопулярно в глазах чад века сего, но — вспомним предостережение преподобного Симеона Нового Богослова: „Тот, кто любит славу человеческую, не есть истинный христианин, а некий изрядный воин Диавола“ (Слова, 16, 2). „Итак, вспомни о том дне, в который все мы дадим отчет в делах своих“ (святитель Иоанн Златоуст. О статуях, 21, 3)».
Вот так и недобросовестные продавцы на рынке, продавая «молодую» картошку, в пакет суют вместе с нею и «старую», но стоит лишь внимательному покупателю проверить — и обман легко вскроется. И здесь невнимательный читатель, скользя взглядом по тексту, воспринимает его как насыщенный святоотеческими цитатами и будто бы весь построенный на предании, не замечая, что ему среди подлинных святоотеческих мыслей подсовывают совершенно ничем не обоснованную «кротоубийственную».
Другой, близкий к этому прием, пожалуй, наиболее сложен для распознавания. Он заключается в том, что из слов Священного Писания и отцов Церкви делаются попытки логически вывести «нужную» идею, например, так: «Преподобный Симеон Новый Богослов сравнивает с кротами бездуховных людей: „Кто не достиг еще в меру такой любви… такой еще под землею кроется, как крот: ибо, подобно этому кроту, и он слеп, и только слухом слышит тех, кои говорят поверх земли“ (Слова, 54, 2). Неудивительно, что святитель Николай Сербский писал: „Воистину, прискорбно подобие человеческое… кротам“ (Молитвы на озере, 7). Для святых отцов кроты ассоциировались с самыми темными явлениями и силами, от которых надлежало человеку избавляться.
Вспомним, как святой Иоанн Кронштадтский уподобляет кротам страсти, а преподобный Феодор Студит пишет о том, что мы должны жить, „умерщвляя страсти“ (Огласительные поучения, 73), и святитель Феофан Затворник также говорит: „Убивать страсти и востекать скоро к чистоте“ (Путь ко спасению, III, 11). Итак, видна строгая направленность святоотеческой мысли: страсти — кроты — убивать.
И в Писании пророк Исайя говорит: „В тот день человек бросит кротам… своих идолов“ (Ис. 2: 20), а пророк Иезекииль напоминает судьбу их:"Чтобы сокрушены и уничтожены были идолы ваши"(Иез. 6: 6). И здесь та же последовательность: идолы — кроты — уничтожать».
По отдельности каждое утверждение может быть верным и цитаты неискаженными, но посредством ложной логической цепочки автор подводит читателя к мысли, которая якобы естественно следует из вышесказанного, но на самом деле не принадлежит ни одному из святых отцов, на которых он ссылается.
Здесь помочь может лишь, как и в остальных случаях, внимательность при чтении, способность анализировать предлагаемый автором материал, а именно: после прочтения статьи ответить самому себе на вопросы: «Какова основная мысль/мысли автора и как именно он ее/их обосновывает?» При неоднократном внимательном чтении сомнительной статьи даже сложные хитросплетения не смогут скрыть от взора читателя все те же необоснованные, голословные утверждения, выдаваемые за православное учение.
Прием пятый: лучшая защита — нападение
Многие авторы, пытающиеся собственные измышления выдать за учение Церкви, предпочитают нападать на здравые мысли, противные им, якобы как на ереси. Они полагают, что если удастся убедить читателя, что противоположная идея — неправославная, то уже как бы само собой будет доказана православность их измышлений. И часто делают это в очень агрессивной форме.Вот, к примеру: «В наши дни появилось немало людей, не стыдящихся идти наперекор Писанию и святым отцам, ниспровергать все учение христианское, утверждая, что будто бы кротов можно не убивать! Такие люди заражены духом века сего, помешанного на экологии, и связанных с ее защитой неоязыческих идей! Вот что они пытаются навязать нам под видом церковного учения!» и т. д. и т. п.
Это тоже весьма старая уловка еретиков. Вот как о ней писал святитель Григорий Палама: «То, что зломудрствующий Варлаам говорит, будто мы двубожники, непосредственно доказывает наше благочестие и его злочестие. Ибо и великий Василий был обвинен в тритеизме хулителями Сына и Святого Дyxa… А Григория Богослова споспешники Аполлинария и каменовали, и на суд повлекли, обвиняя его в двубожии, потому что он мыслил Слово-Богочеловека совершенным в обеих природах. Максиму же, мудрому в Божественном, сторонники Сергия и Пирра не преминули отрезать и руку, и язык, возводя на него обвинение в двубожии и многобожии, потому что он проповедовал во Христе две воли и два действия — тварные и нетварные, соответственно природам; ибо, согласно его учению, не только Божественная природа нетварна, но и Божественная воля и все природные энергии Божественного естества, которые не суть природы, но Богоприличные движения, как он это часто утверждает в своих произведениях. Это же клевещут теперь и на нас» (Письмо к Акиндину, 1).
Очень популярны для такого рода приемов попытки отождествления противоположной точки зрения с какой-либо существовавшей или существующей ересью: «Всеобще известно, что католики не убивают кротов. Так что подобные взгляды, бытующие, к сожалению, и у некоторых православных, являются следствием католического влияния». Здесь ложна схема: если что-то совпадает с тем, что делают католики, значит, представляет собой католическое влияние. Чтобы показать некорректность ее, можно вспомнить, например, что те же католики и Библию читают, но разве чтение Библии православными есть католическое влияние и ересь? Разумеется, нет. В случае действительного, а не мнимого влияния, совпадать должно не «что-то», а сама суть ереси. И в отношении Католицизма, и в отношении Протестантизма основные пункты заблуждений, отделяющих их от Православной Церкви, описаны и хорошо известны. Все, что кроме этого (в нашем случае — нежелание убивать кротов), не является ни следствием католического влияния, ни ересью.
Весьма популярны и «исторические объяснения»: «После того как большая часть православного мира подпала под мусульманское иго, в новых, стесненных, условиях православные уже не могли свободно исполнять все предписания своей религии, особенно те, что связаны с истреблением кротов, а при этом усилившаяся католическая пропаганда делала свое дело. Многие были вынуждены учиться в латинских школах, из которых выходили уже зараженными соответствующими взглядами».
В ход, как правило, идет доведение противоположной точки зрения до абсурда и приписывание оппонентам взглядов, которые те заведомо не исповедуют: «Нынешние кротолюбы призывают нас беречь кротов как зеницу ока, холить и лелеять их, брать в дом, класть их с собою в постель! Они утверждают, что любовь и почитание кротов — одна из главнейших заповедей в христианстве. Вот до такого безумия и хулы довело их отступничество от истины! По сути, мы имеем дело с возрождением древнего языческого поклонения животным. Так что верные чада Церкви должны быть бдительны, выявляя среди священников последователей кротопоклонной ереси и направляя священноначалию нижайшие просьбы немедленно принять в отношении еретиков канонические меры. Всеми силами надо бороться даже с самыми мягкими проявлениями этой гнусной ереси!»
После подобной «обработки» не всякий человек решится прямо сказать, что, быть может, все-таки истребление кротов — это не религиозная обязанность христианина. А те, кто решатся, вынуждены будут начинать с отрицания причастности к католицизму, ереси, язычеству, плодам турецкого ига и т. д. Благодаря данной атаке, автор заведомо поставит оппонентов в положение оправдывающихся, тогда как на деле сам нуждается в оправданиях, ведь ни один из вышеупомянутых приемов, столь распространенных в православной полемической публицистике, никоим образом не доказывает верности позиции самого автора.
Некорректность этих приемов гораздо сложнее проследить, если разговор идет не об убийстве кротов, а о вещах более тонких и духовных.
Сложность еще и в том, что почти ни один из перечисленных выше приемов не является формальным признаком модернизма. Можно цитировать не полностью — но при этом в усеченной цитате будет сохранена оригинальная мысль всего отрывка. Можно пересказывать своими словами, но при этом не искажать изначальные мысли, а точно отражать их. И так далее. Единственный способ узнать, где искажение, а где нет — самостоятельно проверять все цитаты.
Вместо послесловия
Приведенные выше приемы были известны еще древним святым отцам. Вот что во II веке говорил о них святитель Ириней Лионский: «Некоторые, отвергая истину, вводят ложные учения… Хитро подделанною благовидностью они обольщают ум неопытных и пленяют их, искажая изречения Господа и худо истолковывая то, что хорошо сказано… Ибо заблуждение не показывается одно само по себе, чтоб, явившись в своей наготе, не обличило само себя, но, хитро нарядившись в заманчивую одежду, достигает того, что по внешнему виду для неопытных кажется истиннее самой истины. О таких людях некто лучший меня сказал, что у них искусно подделанное под изумруд стекло предпочитается самому изумруду… Когда некому испытать и каким-нибудь способом обнаружить подделку или когда смешана будет медь с серебром, кто из простых легко может распознать это?» (Против ересей 1, 1−2).Конечно, внимательный и прилежный читатель не побоится вчитаться в текст, поразмышлять над ним и проверить цитаты, чтобы не дать автору-модернисту себя одурачить. Но имея перспективу такого труда при чтении статьи или книги современного автора, сравнимой с перспективой поедания ерша, многие могут задаться вопросом: а стоит ли оно того? Если опасность под видом Православия подцепить какое-либо заблуждение столь велика, сколь и необходимые меры предосторожности, то не лучше ли читать нечто проверенное временем и о чем Церковь уже засвидетельствовала, что здесь есть только польза?
Вот что об этом говорит преподобный Амвросий Оптинский: «Читая духовные книги без указания, вы опасаетесь, как бы вам не впасть в какие-либо неправильные мысли и неправильные мнения. Опасение ваше весьма основательно. Поэтому, если не хотите пострадать такого бедствия душевного, не читайте без разбора всякие новые сочинения, хотя бы и духовного содержания, но таких сочинителей, которые не подтвердили своего учения святостью жизни, а читайте творения таких отцов, которые признаны Православной Церковью за твердо известные и без сомнения назидательные и душеспасительные"[3].
И, конечно, нужно стараться преодолевать в самих себе модернистские установки, привитые секулярной средой. Основной принцип и противоядие от заблуждений — подчинить свой ум Церкви, поставить себя не выше и не вровень, а ниже святых отцов, верить им больше, чем самому себе, — такой человек, если и случится ему погрешить невежеством о Православии, узнав истину, сразу же оттолкнет свое заблуждение, чтобы последовать за истиной. А модернист — нет, он в такой ситуации начинает выворачиваться, лишь бы продолжать не только держаться своего заблуждения, но и насаждать его в Церкви.
Вот что об этом пишет святитель Феофан Затворник: «Вера искренняя — отрицание своего ума. Надо ум оголить и как чистую доску представить вере, чтобы она начертала себя на нем как есть, без всякой примеси сторонних речений и положений. Когда в уме остаются свои положения, тогда, по написании на нем положений веры, окажется в нем смесь положений: сознание будет путаться, встречая между действиями веры и мудрствования ума. Таков и был Симон волхв — образ для всех еретиков; таковы и все, с своими мудрованиями вступающие в область веры как прежде, так и теперь. Они путаются в вере, и ничего из них не выходит, кроме вреда: для себя — когда они остаются безгласными, для других — когда не удерживается в них одних эта путаница, а прорывается наружу, по их жажде быть учителями. Отсюда всегда выходит партия лиц более или менее погрешающих в вере, с несчастною уверенностью в непогрешимости и бедственным позывом всех переделать на свой лад» (Мысли на каждый день года, 11. 04).
Человек, у которого верные, здравые ориентиры, по мере своего воцерковления и укоренения в вере, будет и внутренне чувствовать, и умственно понимать, когда к нему подходят с модернистской идеей переделать всех на свой лад.
И этой ловушки он избежит, если помнит, «что наш долг — не религию вести, куда захотели бы, но следовать, куда она поведет, и что христианской скромности и достоинству свойственно не свое передавать потомкам, но хранить принятое от предков», потому-то «в Церкви всегда процветал обычай, что чем боголюбивее был кто, тем скорее выступал против новых вымыслов"[4].
В Православной Церкви нам дана полнота истины, и все, что от нас требуется — припасть к ней, усвоить и передать другим без искажений — ни умаляя, ни прибавляя от себя никаких «новшеств». Единственное, что мы можем и должны обновлять в Церкви, — это самих себя. Обновлять от греха, страстей, совлекаться ветхого человека и облекаться в нового, о чем говорил апостол Павел: «Вы слышали о Нем и в Нем научились, — так как истина во Иисусе, — отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, а обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины (Еф. 4: 21−24).
[2] Эти стихи взяты из разных мест «Илиады» и «Одиссеи» Гомера.
[3] Собрание писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1995. С. 101−102.
[4] св. Викентий Лиринский. Памятные записки Перегрина. М., 1999. С. 14.
Страницы: | 1 | |
