 |
| Столетие.Ru | Андрей Степанов | 26.05.2007 |
Восток — дело…
Через несколько лет мне довелось снова оказаться в Египте: уже корреспондентом выходившего в Каире арабского варианта советского еженедельника «Новое время».За это время прошла октябрьская война 1973 года, президент Египта Анвар Садат взял курс на мирное урегулирование с Тель-Авивом. Последовал его знаменитый визит в Израиль, а затем и кэмп-дэвидские cоглашения 1978 года. Арабский мир объявил Египту бойкот за эти сепаратные действия. Советский Союз в целом принял сторону большинства арабских стран, наши отношения с Египтом становились все более натянутыми. Тем не менее, издание «Нового времени» в Каире продолжалось. Но я проработал там чуть больше месяца.
Рано утром 6 октября 1980 года, когда вся страна праздновала годовщину начала октябрьской войны, в дверь квартиры постучали. Я открыл ее и увидел на пороге бавваба — нашего привратника, выполнявшего работу дворника и сторожа. А за его спиной целая толпа людей — кто в гражданской одежде, а кто в форме сил безопасности. Отодвинув бавваба, они бесцеремонно вошли в квартиру и тут же стали ее обыскивать. Старший команды, кажется, подполковник, на мои недоуменные вопросы, кто такие и чего вам надо, ничего вразумительного не ответил, процедив, что все это делается по приказу руководства службы безопасности. Между тем перетряхивание вещей на глазах испуганных жены и детей продолжалось. Один из молодых сыскарей преподнес начальнику ценную находку — толстую тетрадку, куда я заносил, кому, когда и какой материал для журнала я давал на перевод. Явно заинтересовавшись, начальник взял ее и вышел из квартиры. В квартире обыск продолжали двое молодых сотрудников. Я не удержался и упрекнул их, мол, в свое время мне пришлось защищать Египет, а теперь вот сталкиваюсь с таким обращением. К их чести, оба смутились и пробормотали, что ничего не могут поделать — приказ.
Наконец, появился подполковник и приказал собирать вещи. Что мы и сделали не более чем за полчаса. Успели помочь уложиться даже товарищам по работе. Следующий приказ — выходить на улицу с вещами. К воротам виллы был подогнан микроавтобус, куда все и загрузились с чадами и чемоданами, рядом с водителем поместились охранники. В сопровождении двух полицейских машин мы направились к центру города. После того, как миновали один из перекрестков, стало ясно — в аэропорт, значит, оттуда — домой. Сразу на душе стало легче. Мои дочки детсадовского и начального школьного возраста, интуитивно прочувствовав момент, запели наши революционные песни.
Так и доехали до аэропорта, где всю компанию поместили под арест в комнате местного полицейского участка. И даже детей в туалет водили под охраной.
Появился знакомый генерал безопасности, с которым редакция решала кое-какие вопросы с регистрацией, видами на жительство и ввозом имущества. Кроме того, что приказ о нашей депортации поступил с самого верха, он ничего сказать не мог. Только просил, ради Аллаха, не писать, что с нами плохо обращались. Оттуда нам дали возможность созвониться с посольством, но консульские ребята появились в аэропорту буквально через пять минут после этого звонка. Оказывается, в наше посольство позвонили наши египетские соседи и сообщили о том, что происходит. Мир, как говорится, не без добрых людей.
Ночью нас посадили на транзитный самолет «Аэрофлота» из Дар-эс-Салама, и хмурое утро 7 октября мы уже встречали в Москве. Естественно, египетские газеты вышли в тот день с заголовками типа: «В Каире раскрыто гнездо советских шпионов». Несколько позже выяснилось, что же все-таки стояло за этой историей. Дело в том, что наш арабский вариант «Нового времени» курировала сестра президента, Сакина Садат. Наша высылка стала косвенным результатом очень серьезной семейной разборки, которая к тому же дала президенту повод взвинтить в стране антисоветскую кампанию. Через некоторое время из Египта были высланы и советский посол, и журналисты… А ровно через год, 6 октября 1981-го, во время парада, группой исламских фундаменталистов под руководством лейтенанта Халеда Истамбули президент Анвар Садат был убит.
Нет, не стану произносить многозначительную, а потому ничего не значащую фразу «Восток — дело тонкое». Восток можно попробовать понять, но предсказать его политику…
Не Александр, а Шломо!
Несколько лет спустя, корреспондентом «Нового времени» я оказался в Ливане сразу после ужасной резни палестинских беженцев в двух бейрутских лагерях, Сабре и Шатиле. В тот год израильтяне вторглись в Ливан, покончили с «Фатахлэндом» — фактическим палестинским псевдогосударственным образованием к югу от Бейрута, с боями дошли до столицы и даже занимали в течение суток часть советского посольства, но потом вышли из города. То ли переоценили свои возможности, то ли убоялись маячившей на горизонте советской средиземноморской эскадры.К моменту моего приезда израильские контрольно-пропускные пункты стояли в южных пригородах Бейрута. Группа журналистов по приглашению ливанских друзей направилась в южноливанский городок Набатию. Все израильские КПП мы миновали благополучно. Встретились с друзьями, поговорили о жизни и сложившейся ситуации, а потом решили подъехать к концлагерю «Аль-Ансар» недалеко от Набатии, где содержались участники сопротивления израильскому вторжению.
Лагерь располагался на открытом месте, на небольшом плато. Представлял он собой несколько рядов палаток, окруженных пятью рядами колючей проволоки. По углам четырехугольника стояли небольшие вышки с прожекторами и охранниками. Прежде чем подъехать к воротам, договорились о тактике поведения. Предложение действовать чрезвычайно нахально и нарываться на задержание, которое потом можно было бы расписать как вопиющий произвол израильских агрессоров, было отвергнуто сходу. Решили поговорить с охраной по-хорошему.
Вылезли из машин и подошли к воротам. Там в полудреме сидели двое израильских рядовых с автоматами «Галил» на коленях.
Вид у них, прямо скажем, был отнюдь не боевой и далеко не бравый. Наше появление они восприняли с полным равнодушием. Я обратился к ним сначала по-арабски. Никакой реакции. Потом — по-английски. Тот же результат. В сердцах я сказал своему коллеге: «Понимают ли эти чурки хоть что-нибудь?!».
И тут из палатки мы услышали приветливый голос: «Узнаю дорогих соотечественников!». Из нее вылез, видимо, только что проснувшись, здоровенный рыжеволосый лейтенант. Оказалось, это уроженец Харькова Александр, на исторической родине сменивший имя на Шломо. До эмиграции работал инженером по коммунальному хозяйству, здесь руководил маленькой компанией по продаже, установке и ремонту сантехники. В армию призван из резерва. Честно признался, что порученная охрана концлагеря ему не по душе. Рассказал о распорядке дня, о питании заключенных, о допросах, которые ведут представители военной контрразведки. Никого здесь не пытают, а большинство после двухнедельной отсидки отправляют по домам.
Немного помявшись, заметил: «Если бы здесь сидели советские партизаны, то давно перебили бы нас и разбежались». Затем разговор перекинулся на самый широкий круг вопросов. Короче, расставались мы почти друзьями, после того как хлебнули из пластмассовых стаканчиков водки, которая предусмотрительно оказалась у одного из журналистов.
Перед предложением выпить израильский лейтенант из Харькова устоять не смог.
Бывший с нами тогдашний пресс-секретарь посольства и израильский лейтенант Шломо пожали друг другу руки. Уже по дороге назад я сказал пресс-секретарю, что, наверно, если бы была сделана фотография этого рукопожатия, то нашлись бы люди, которые дорого за нее заплатили
В городке мы зашли в местную забегаловку перекусить. И вдруг в разгар еды заметили, что расположившиеся в центре городка буквой «П» лавки, магазинчики и ресторанчики начала обходить, проверяя документы и собирая дань, группа из четырех человек в темно-зеленой форме и с американскими автоматическими винтовками М-16. Местный приятель тут же заторопился, сказав, что это патруль право-христианской «Армии южного Ливана», парни церемониться не будут и могут запросто «шлепнуть» не понравившихся им прямо на месте. Пришлось быстренько сматываться.
Все время на войну
Девять лет спустя, уже корреспондентом «Правды» на Ближнем Востоке, ранним февральским утром, я стартовал на редакционной «Хонде» из корпункта в Бейруте, направляясь на американо-иракскую войну. Путь предстоял неблизкий, через Дамаск в Амман, а уже оттуда, если повезет, до самого Багдада. В Аммане получил иракскую визу и взял троих фотокорреспондентов ТАСС.«Хонда» оказалась нагруженной до предела — четыре человека с личными вещами, кое-какие съестные припасы и шесть канистр с бензином. По поступившей в Амман информации, заправиться где-нибудь в Ираке нет никакой возможности, поскольку все нефтеперегонные заводы и нефтехранилища разбомблены. С нами в путь отправилась и телевизионная группа с первого канала телевидения, арендовавшая местный внедорожник с опытным водителем. Выехали в ночь, днем прекрасное многополосное шоссе от иорданской границы до города Рамади постоянно подвергалось налетам американской авиации, двигались, не включая фар. Дорогу слабо освещала проглядывающая в разрывах легких облаков луна. Для меня основным ориентиром служил силуэт двигавшегося впереди внедорожника.
А в темноте эта автострада представляла собой удивительное зрелище. По пути пришлось обогнать несколько колонн тяжело груженых грузовиков. Миновали и разбомбленную днем американской авиацией и теперь догоравшую военную колонну из бронетранспортеров и тягачей. Где-то на полпути нас остановил иракский патруль. Дорогу перед нами слева направо пересекли две самодвижущиеся пусковые установки ракет «Скад», наводивших панику на Израиль.
Больше всего я опасался, что перегруженная «Хонда» попадет колесом в глубокую воронку на шоссе, и тогда мы встретим боевое утро посреди пустыни в совершенно беспомощном состоянии. Благополучно добравшись до Багдада, разместились в отеле «Ар-Рашид» в так называемой «зеленой зоне». От его пяти звездочек мало что осталось. Не было электричества, воды и телефонной связи. Мне, как старожилу Бейрута, все это было знакомо и привычно, а вот мои коллеги явно страдали. Поделившись с местным офицером безопасности бензином, мы получили на машину пропуск, позволявший беспрепятственно колесить по городу, хотя американские бомбардировки все еще продолжались.
Багдад представлял собой весьма необычное зрелище. Правительственные здания, штаб-квартира партии БААС, телефонные станции, министерство обороны как бы остались на своих местах, но несколько вспучились и осели.
Внутрь пробраться было невозможно. В их окна влетели американские крылатые ракеты и взорвались, превратив внутренность в сплошную кашу из кусков бетона, металлических балок и проводов. Все мосты через реку Тигр разбиты. На улицах полно вооруженных людей.
Мы успели съездить к месту падения крылатой ракеты в центре жилого квартала. Несколько домов были разрушены, погибло больше десятка мирных жителей. Иракская пропаганда по этому поводу говорила, что американцы сознательно бьют по мирному населению. Но, видимо, не знавший официальных установок боец национальной гвардии похвалился мне, что это, мол, он из автомата сбил крылатую ракету. При низком и медленном их полете и высокой плотности зенитного огня нетрудно представить, что несколько таких ракет были сбиты и попали совсем не туда, куда должны были долететь.
Но тут прозвучал сигнал воздушной тревоги, где-то недалеко затявкали зенитные пушки, и мы поспешили ретироваться в «зеленую зону». После того, как там разбомбили партийные и министерские здания, она была наиболее безопасной. Быстро стемнело. У нас ни связи, ни освещения, кроме предусмотрительно захваченных из Аммана фонариков. Делать нечего, в темноте поплелись на одиннадцатый этаж в свой необжитый номер.
Внизу был небольшой островок света. Это заокеанский коллега Питер Арнетт с помощью маленького движка и спутниковой антенны передавал очередной репортаж в американскую студию Си-Эн-Эн. Кстати, именно благодаря его технической помощи, я смог передать пару репортажей в «Правду».
Утром следующего дня не успел я подойти к окну, как заметил, что над городом примерно на уровне нашего этажа, на расстоянии нескольких сот метров, почти беззвучно и на удивление медленно куда-то на север пролетает крылатая ракета. И тогда я убедился, что сбить ее с земли действительно не так уж и трудно…
В «Ар-Рашиде» оказался корреспондент «Нью-Йорк таймс». Правда, его специализацией была Центральная Америка. Видимо, потому ему и дали визу, ибо ближневосточного корреспондента газеты в страну не пустили. Мы сидели вместе с ним в автобусе, который повез журналистов на завод по производству детского питания, который, естественно, американцы разбомбили как военный объект. Всю дорогу он объяснял мне, какой ужасный диктатор Саддам Хусейн, и как он угнетает свой народ. Когда же он меня буквально допек, я не выдержал и, указав на поголовно вооруженное население, высыпавшее на улицы Багдада уже после объявления прекращения огня, спросил его, где он видел диктаторов, вооруживших свой народ. Удивленный собеседник подумал и замолчал…
О том, какое «тонкое дело» Восток, я ему говорить уже не стал.
Пять лет, не больше…
Если попытаться графически отобразить динамику отношений нашей страны с арабским миром, то результат будет выглядеть скорее, как синусоида. В их истории наблюдались взлеты и падения, периоды застоя перемежались с временами лихорадочной активности, но амплитуда колебаний, пожалуй, уменьшается. И, с точки зрения исторической перспективы, в этом ничего плохого нет — грядет время большей стабильности и предсказуемости. Сейчас мы в начале очередного подъема. Но предшествовал ему глубокий спад 90-х годов века минувшего и первых годов нынешнего.Тогда в новой России наши отношения с развивающимися странами в целом и арабским миром в частности считались обузой, которую СССР взвалил на свои плечи в годы «холодной войны». В этом утверждении была доля истины: мощное советское проникновение в арабские страны, как тогда говорилось, социалистической ориентации было во многом обусловлено идеологическими соображениями противостояния империалистической экспансии и оказания интернациональной помощи ее жертвам.
То есть, агрессивной политики Израиля, опирающегося на поддержку США, противодействовали местные прогрессивные режимы, которым помогал СССР. Тесное военно-политическое сотрудничество открыло путь широкомасштабному деловому партнерству. В Египте, Сирии, Алжире, Ираке, обоих Йеменах появились крупные хозяйственные объекты, построенные при советском содействии.
Правда, есть иная точка зрения: в значительной степени благодаря укреплению влияния СССР в арабском мире Вашингтон стал больше считаться с нашей страной. Этот фактор, плюс паритет в ядерных вооружениях, подтолкнули оба лагеря к разрядке.
Как бы там ни было, после развала СССР наработанные за более чем три десятилетия «позиции» были фактически брошены. Все это вызвало в арабских странах, которые считались советскими союзниками, состояние, близкое к шоку. Позже оно сменилось глубоким чувством горечи и разочарования. И далеко не везде это состояние к настоящему времени преодолено. Постсоветской инерции хватило, чтобы привлечь Москву к созыву в 1992 году Мадридской конференции по ближневосточному урегулированию. По той же инерции Россия оказалась и в числе «квартета» посредников в палестино-израильском конфликте.
Отказавшись от идеологических стереотипов, ныне Москва пытается строить отношения с арабскими странами прежде всего на основе взаимной выгоды, а не по прежнему образцу «патрон-клиент». На первый план выходит экономическая выгода, трезвый коммерческий расчет. К региону начинает проявлять интерес российский частный капитал, а уж о таких гигантах, как «Газпром» и «Лукойл», и говорить не приходится.
На фоне свертывания связей с традиционными партнерами произошел прорыв в отношениях с теми арабскими режимами, которые ранее квалифицировались как консервативные, а то и реакционные. Прежде всего, это относится к Саудовской Аравии, другим государствам Залива. Утратив былую военно-промышленную мощь, Россия в политическом плане пытается компенсировать это хорошими отношениями с обеими сторонами конфликта, и, как никто другой, способностью успешно играть роль посредника.
И старые, и новые друзья в регионе не перестают на словах воздавать должное уравновешенной, сбалансированной и конструктивной позиции России по всей совокупности региональных проблем. Тем не менее, в приватных беседах признают: реально многого от нее не ожидают, поскольку все ключи к ближневосточным проблемам, по их мнению, находятся в руках США и Израиля.
Главный фактор, по их мнению — возможность щедро тряхнуть мошной. Правда, как считают некоторые арабские аналитики, тот факт, что США основательно завязли в иракском болоте, а доктрина президента Буша по распространению в регионе демократии явно пробуксовывает, открывает немалые шансы для активизации российской дипломатии.
У России есть еще лет пять. Потом могут уйти на покой или в мир иной люди, которые составляли на Ближнем Востоке нажитый десятилетиями бесценный человеческий капитал сотрудничества. В эти пять лет Москва может вернуться в регион в новом качестве — но отнюдь не на голое место.
Андрей Степанов — заместитель редактора международного отдела «Российской газеты», журналист-международник, долгое время работал собственным корреспондентом советских журналов и газет в странах Ближнего Востока. Кандидат исторических наук.
http://stoletie.ru/geopolitic/70 525 153 412.html
