 |
| Православие и современность | Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин (Корчагин) | 25.05.2007 |
— Все мы стали свидетелями грандиозного исторического события: фактически на наших глазах был преодолен раскол в жизни Русской Православной Церкви. Ваше Преосвященство, чем, по-Вашему, был вызван этот раскол — только ли политическими причинами?
— Конечно, в первую очередь он связан с революцией 1917-го года: несколько миллионов русских людей оказались за границей. Среди них было большое количество духовенства: священники, целые монастыри с насельниками и насельницами. Архиереи, оказавшиеся за рубежом, организовали независимое церковное управление для русских беженцев, которое сначала базировалось в Константинополе, а затем было перенесено в Югославию.
Власти Сербии в какой-то мере чувствовали свою ответственность за судьбу России и русских людей. Король Александр I Карагеоргиевич и весь сербский народ хорошо понимали, что одной из главных причин страшных революционных событий, крушения Российской империи стало вступление России в Первую мировую войну на стороне Сербии. Вот почему в Югославии, несмотря на достаточно сложное положение в стране, русским беженцам были предоставлены достаточно благоприятные условия для жизни. И главное — Сербская Церковь приютила ту часть Русской Церкви, которая оказалась в изгнании.
Монашествующие из России смогли поселиться в заброшенных сербских монастырях. Мало кто знает, что к тому времени женского монашества в Сербии уже не существовало в течение нескольких столетий, и после 1917 года оно было возобновлено благодаря русской эмиграции. И сегодня в сербских женских монастырях заметны русские традиции в устроении всей монашеской жизни.
Жизнь в изгнании со временем привела к тому, что в своем понятном неприятии советской власти эмиграция, в том числе церковная, потеряла представление о том, как, чем живет Православная Церковь в России. А жизнь Русской Церкви в Отечестве была очень сложной — точнее сказать, это была не жизнь, а попытка выжить в условиях, когда советская власть поставила своей задачей ее полное уничтожение. И, не понимая этого, значительная часть эмиграции не смогла понять и принять вышедшую в 1927 году декларацию митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Церкви Советской власти.
Это очень сложный вопрос, существует огромное количество литературы об этом периоде истории. И процесс воссоединения Церкви был очень длительным. Вскоре после окончания Второй мировой войны семь архиереев Русской Православной Церкви Зарубежом присоединились к Московской Патриархии. Но холодная война и вновь начавшиеся в Советском Союзе гонения на Церковь вновь разрушили отношения, которые начали было устанавливаться. Нарастание разногласий продолжалось до падения советской власти.
Поэтому можно говорить о том, что существование раскола поддерживалось и политическими причинами, и проблемами в церковной жизни. С обеих сторон много было высказано в свое время взаимных претензий и недовольств, которые зачастую были обусловлены не только действительным положением дел, но и незнанием и непониманием друг друга: слишком долго мы жили, разделенные «железным занавесом». К счастью, обо всем этом можно говорить уже в прошедшем времени.
Сегодня мы переживаем беспрецедентный период в истории: никогда жизнь Церкви не была в России такой свободной, как сейчас. Несмотря на все наши недостатки, наши проблемы, несмотря на то, что возрождение церковной жизни требует очень больших усилий — но, тем не менее, такого периода свободы (он продолжается уже достаточно долгое историческое время — около 20 лет) никогда не было. Это дало возможность и представителям Зарубежной Церкви оценить ситуацию: они приезжают к нам, бывают в наших монастырях и храмах, общаются с нашим духовенством — и видят живую жизнь. Тот, кто это понимает, не видит и препятствий для нашего объединения.
— Воссоединение Церквей произошло в Москве, в день празднования Вознесения Господня. Поделитесь, пожалуйста, своими впечатлениями от этих торжеств как непосредственный их участник.
— Я бесконечно благодарен Богу за то, что эти исторические события, наконец, произошли и я, один из самых молодых по хиротонии архиереев Русской Православной Церкви, был избран на этот период временным членом Священного Синода и таким образом стал их участником. В то время, когда подписывался Акт о каноническом общении, совершалась первая Божественная литургия, думаю, все — и те, кто находился в алтаре, и те, кто молился в храме Христа Спасителя — чувствовали совершенно Пасхальную радость, она была очень искренней и полной. Это чувство не укладывается в какие-то штампы, которых было множество в светской прессе, как, например, «Перевернута последняя страница гражданской войны», «Русская Церковь укрепила свои позиции», и тому подобное. Была именно духовная радость, ощущение того, что совершилось нечто невыразимое по значимости. Таким образом Господь творит историю.
Мы были вместе все эти дни, была очень насыщенная программа совместных богослужений и встреч: всенощное бдение в храме Большого Вознесения в Москве, литургия в храме Христа Спасителя, поездка в Троице-Сергиеву Лавру, освящение храма на Бутовском полигоне, торжественный прием в Кремле от имени Президента Российской Федерации, затем богослужение в Успенском соборе Московского Кремля… Происходило постоянное общение, и было чувство, что мы всегда были вместе — это было очевидно для всех.
— И тем не менее, были ли встречи, которые Вам запомнились особенно?
— Да, например, встреча с Митрополитом Лавром, с которым вообще-то я заочно знаком довольно давно. В конце 1980 — начале 1990-х годов он был настоятелем Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле и ректором семинарии, а я учился на богословском факультете Софийского университета. Тогда очень трудно было достать духовную литературу на русском языке, церковное книгоиздательство в России было очень ограниченно. А в Джорданвилле имелась типография, там печатали книги и старались присылать их в Россию, естественно, бесплатно — у Зарубежной Церкви всегда было стремление нам помочь. И я, студент, как-то написал Владыке письмо, в котором попросил его прислать некоторые издания, и через какое-то время мне пришел ответ и посылка с книгами. Мы стали переписываться, и потом Владыка Лавр регулярно присылал мне книги.
Была и еще одна очень примечательная для меня встреча. В храме Христа Спасителя ко мне подошел один священник со словами: «А Вы помните, Владыка?..». В 1990-м году, будучи иеромонахом, я впервые попал на Святую Гору Афон и пробыл там почти месяц — 20 с небольшим дней. На Афоне я познакомился с одним паломником из Америки, его звали Виктором и он был прихожанином Русской Зарубежной Церкви. Вместе с ним пешком мы обошли почти все монастыри. Естественно, что мы подружились, хотя при этом очень много спорили, но, тем не менее, были все время вместе — это было незабываемое общение.
Святая Гора тогда была несколько иной: она была в меньшей степени подвержена влиянию цивилизации. Я помню, как мы из монастыря Симонопетра шли в монастырь Святого Павла: под страшным дождем, по скользкой тропинке, хватаясь за какие-то кусты, перемазались страшно. Но, тем не менее, были счастливы, потому что и для него, и для меня это было первое путешествие по Святой Горе. И все эти добрые воспоминания вернулись к нам в храме Христа Спасителя, потому что подошедший ко мне священник и был моим тогдашним спутником. Господь сподобил нас встретиться именно в день воссоединения Церкви.
— Часто можно услышать вопрос: а каково значение воссоединения в чисто практическом смысле? Что можно на него ответить?
— Для человека, который приходит в Церковь только для того, чтобы поставить свечку или тихо в уголке помолиться о каких-то собственных нуждах, эта радость неочевидна. А для человека, который осознает, что такое Церковь — а это Тело Христово, для человека, который умеет радоваться радостью других людей, — это значит очень многое. Сознание христианина принципиально исторично: для нас история — это не что-то очень далекое, забытое, — мы живем в истории. И для нас, конечно, воссоединение Церквей как преодоление раскола чрезвычайно важно. При этом надо понимать, что такое происходит крайне редко. Создать раскол очень легко, и история знает тому множество примеров. А вот пример преодоления раскола — это, действительно, уникальное явление в церковной жизни.
А в чисто практическом смысле — выезжая за рубеж, православные люди теперь смогут прийти в любой храм Русской Зарубежной Церкви, приступить к таинствам. Для нас совместное общение должно быть радостным и желанным. Поэтому радость от свершившегося воссоединения может разделить каждый.
Наталья Горенок, Ольга Новикова
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4022&Itemid=3
