 |
| Татьянин день / Патриархия.Ru | Протоиерей Сергий Котар, Протоиерей Алексий Котар | 25.05.2007 |
О. Сергий: Они друг друга поддерживали, потому что вот как рассказывают: ходили там на ярмарку еврейскую, покупали это, ходили на то… Была поддержка между эмигрантами. С одной стороны, многие из них даже не утруждались выучить английский язык. Они даже возмущались тем, что местные не знали русского: «Мы уже тут семнадцать лет, а они еще не выучили русский!» Как вам нравится такое? Но были и те, кто хотел влиться в американскую среду, и, к сожалению, они теряли язык. Их дети становились чистыми американцами, терялась культура и даже вера. В Сан-Франциско есть виньетки выпусков нашей гимназии — смотришь, и видно, кто хотел остаться при Церкви, в русской среде, а кто хотел уйти. Те, кто не сохраняли культуру, хотели полностью влиться в американскую среду, они просто пропадали в ней.
Но некоторые сохраняли язык. Например, мы, когда росли, даже не могли подумать о том, что родителям можно что-то сказать по-английски. Другие семьи, наоборот, запрещали своим детям говорить по-русски, только по-английски, в результате чего, когда дети уже были в университетском возрасте, они уже были совершенно потеряны. Что такое американец? Такого человека нет. Америка — это масса из культур и приезжих национальностей. Быть рядовым американцем — это трудно себе представить, что такое. Это не дает никакого, так сказать, душевного окормления. Потеряв язык, эти люди не могли вернуться в русскую колонию. Эти несчастные дети платили большие деньги репетиторам за то, чтобы изучать русский язык, который для них фактически мог быть бы родным, если бы только в семье этим обеспокоились.
О. Алексий: Но были случаи, когда, поступив в университет, вдруг у них что-то в сердце загоралось, и некоторые начинали изучать русский язык, чтобы опять обрести то, что они потеряли.
- А вокруг чего сейчас объединяются люди? Уже, понятно, нет гетто, нет русских кварталов…
О. Сергий: Я думаю, всегда это как-то вокруг церкви. Нужно заметить, что куда бы русские ни приезжали, они еще даже сами не были благоустроены, но церковь уже была. Церковь — центр всей колонии. И вся жизнь русской колонии крутилась вокруг. Вот, например, даже сейчас, я живу в Сан-Франциско, и у нас есть большой собор, лицей, куда дети приходят. Фактически я живу в какой-то мере в русском гетто, хотя мы, русские, английский язык прекрасно знаем и все кончили школы, университеты, ходим в оперу или на балет. Общение наше, друзья, знакомые — почти что исключительно русские благодаря храму и благодаря тому, что вокруг него делается: в храме молодежь, в храме пение, в храме школы и, конечно, самое главное — богослужение. И вот это как бы центр, который всех собирает, и вокруг этого все вертится. Даже те, кто потеряли язык в какой-то мере (мы сейчас чаще по-английски говорим), они тоже могут во всем этом участвовать. Я бы сказал, что в отношении языка и даже в отношении русской культуры есть уже большие потери, но церковь до сих пор всех объединяет.
О. Алексий: Я, к сожалению, должен был уехать из этого гетто, из Сан-Франциско в Сиэтл. Я его назвал бы «золотым гетто», потому что там даже дети там друг друга поддерживали. Дети, которые выросли в школе, созданной при участии о. Сергия, — Кирилло-Мефодиевской гимназии, выросли при церкви и знали, как вести себя, как креститься, как молиться. На праздники все причащались, перед этим — шли на исповедь. И, например, приходит новичок, к исповеди не подходит. И они ему говорят: «А ты иди сюда… Что, ты не будешь причащаться завтра? Как это так?» И вот это была сильная поддержка для детей. Мои старшие получили много подобного в Сан-Франциско, в «золотом гетто», а с моими младшими — труднее… Мы стараемся, но получается, к сожалению, что они больше находятся в американской среде, в американской культуре, неправославной…
— Получается, что Церковь — единственная центрообразующая идея русского общества в Америке. На церковное богослужение люди собираются, чтобы сохранить как-то себя, свою русскость, но есть ведь наверняка еще и образовательные, культурные программы… Вот вы упоминали лицей…
О. Сергий: У нас две школы. Мы увидели сразу, когда мои дети родились, мы видели уровень школ государственных и даже частных школ. Частных школ в Сан-Франциско очень много, Калифорния — это очень богатый штат. Но школы, которые давали бы детям хорошее образование и при этом не развращали, найти очень трудно. Поэтому моя жена начала с того, что в Америке вообще, не только у русских, распространено, т. е. с того, что называется home schooling. Детей учат дома, потому что образовательный уровень в американской школе очень низкий. И потом важнее то, что характерное для школы воспитание нам чуждо. Детям преподносится много вредного, они совершенно отделяются от семьи. С детьми в американских школах можно делать все, что хочешь, и необязательно родителей при этом оповещать. Например, раз в году — не забывайте, что мы живем в Калифорнии, в Сан-Франциско, с на редкость либеральным, антихристианским населением — в школах проводится день молчания. Где дети в течение дня должны ничего не говорить, как бы в поддержку гомосексуалистов, лесбиянок, транссексуалов. Родители часто даже не знают об этом, понимаете? А если учитель заметит, что у ребенка какие-нибудь переживания, его сразу, ничего не говоря родителям, — и они не имеют права знать, — посылают к советникам или психологам, которые есть при каждой школе. Идеи этих психологов совершенно чужды Православию. И родители не имеют права узнать, что происходит между этим психологом и ребенком. Детям дается так называемое половое образование. У них есть доступ к противозачаточным средствам, и родитель не имеет права знать, что ребенок имеет к этому доступ.
О. Алексий: Также, скажем, девочка, которая забеременела и хочет сделать аборт, не обязана говорить родителям, доктор не имеет права позвонить родителям.
— В этом заключается воспитание свободной личности?..
О. Сергий: Да. Сейчас многие родители детей забирают из школ. Когда родились наши дети, моя жена, у которой хорошее высшее образование и которая всегда мечтала о преподавании в школе, начала с ними заниматься дома. И оказалось, слава Богу, по милости Он дал мне достаточно способных детей. Через два-три года она увидела, что не может дать то, что они могли бы и должны получить. И это послужило к тому, что мы открыли единственную — и до сих пор единственную во всей Америке — православную полноправную школу (начальную и среднюю). Лицей святителя Иоанна. Мы даем детям возможность вырасти в нормальной обстановке, как они должны расти. И готовим их к тому, они попадут потом во внешний мир
- Школа выдает диплом, имеет лицензию, то, что необходимо?
О. Сергий: Она имеет диплом, она признана государством. В этом отношении в Калифорнии очень просто.
— То есть либерализм с другой стороны?
О. Сергий: Любой человек может открыть школу. Просто надо потом, чтобы ее признали. Есть кое-какие минимальные общеобразовательные требования, со стороны штата, легко выполнимые. Вторая школа — воскресная. Она существует уже шестьдесят лет. Раньше это было пять раз в неделю, они уже после своей регулярной школы американской приходили в эту гимназию святых Кирилла и Мефодия. Сейчас интерес гораздо меньше, и расстояния колоссальные, большинство детей занимается только по субботам. А потом у нас три хора: главный — архиерейский хор, второй — молодежный и даже детский хор. Им это очень нужно. При соборе есть большое помещение, там постоянно проводятся вечеринки, встречи, доклады, показываются фильмы, так что как бы вся жизнь крутится вокруг нашего собора. Но нужно заметить, что, несмотря на это, многие уходят. Почему? Потому что родители до того заняты, скажем, своей обыденной жизнью, что они не обращают внимания на то, как растут те дети, которые в нашу школу не ходят. Мы в нашей школе родителей постоянно теребим: смотрите, что ваши дети читают. Потому что популярная литература развращающая. Посмотрите, что ваши дети смотрят, когда они ходят в кино, что они видят. И что они смотрят, работая на компьютере.
— Это то, чего абсолютно нет в обычных американских школах?
О. Алексий: Абсолютно. Особенно трудно нашим новым приезжим ребятишкам. Потому что они уже привыкли, что они как-то защищены от этого всего. Ребенок хочет пойти в кино — вроде бы что такого? Нет, вы должны узнать, куда он идет и что он смотрит.
— В хорошем смысле паранойя…
О. Сергий: Да, да, потому что это вы ответственны. Потому что музыка, чтение, телевизор — все это влияет на душевную и духовную жизнь ребенка. Наша цель — воцерковить семейство, дать понять, что Православие — это не то, что я пришел в воскресенье в церковь, помолился и ушел. Что это образ жизни. Если мы не сумеем этого сделать — семья со временем уйдет. Они будут, быть может, приходить в церковь, но она уже будет духовно и душевно чужда. Наша самая главная задача — чтобы православный образ жизни стал для людей реальностью, а не как по выражению week-end Christian: в выходные вспоминаю, что я христианин, а остальное время живу нормальной гражданской жизнью.
О. Алексий: Два часа в воскресенье я христианин, а все остальное время…
О. Сергий: Вот это наша самая трудная и самая важная задача — то, что, я думаю, и вас ожидает. Важно понять, что нужно за духовным и душевным благополучием ребенка следить, прививать православные ценности, тогда ничего не страшно. Эти дети, даже если и упадут, то поднимутся и вернутся. Потому что у них есть фундамент. Но это очень трудно дается.
О. Алексий: Нужно стараться заложить фундамент заранее…
- Тогда им будет куда вернуться…
О. Алексий: Они вернутся, когда свои дети появятся, или когда какая-нибудь беда настанет или, наоборот, радость. И надо заранее закладывать в сердце, чтобы это держало их, укрепляло их, чтобы остались воспоминания. И потом, когда они вернутся, уже можно будет с ними посерьезней заниматься…
О. Сергий: Мы устраиваем, скажем, разные лагеря для детей, поездки, вечера, именно чтобы как-то дать им какое-то душевное и духовное окормление, которое дает им иммунитет против того, что они получают уже потом в этой американской среде.
О. Алексий: А потом всякие светские танцы, просто чтобы они общались, чтобы они почувствовали, что не одни, чтобы знали и поддерживали друг друга. Важно, чтобы была возможность пойти куда-то вместе и потанцевать. Не надо стремиться, чтоб было только духовное…
О. Сергий: Есть и душа. Важно и душевное…
- Вы упоминали, что проводите интервью, встречи с родителями, прежде чем принять ребенка в вашу школу… Это интересно. В России сейчас много православных школ, но, кажется, нет такой практики, да и сил, чтобы глубоко изучать каждую семью.
О. Алексий: Сила отца Сергия в том, что у него есть продукт, который люди хотят. Приезжающие из России видят, что образование, которое дается в публичных школах, очень низкого уровня. А эта школа дает довольно высокий уровень. Они готовы и жертвовать чем-то, чтобы дети учились именно там. Им можно ставить условия: хотите, чтобы дети учились тут? — вы обязаны следовать тому-то, тому-то…
О. Сергий: Тут отец Алексий немножко вам соврал — сказал, что это я открыл школу. Нет, моя жена открыла школу, без нее школы бы и не было.
— Матушка-динамит?
О. Сергий: Да, она матушка-динамит, за все отвечает. Мы изначально поставили именно так, что берем не ребенка — а семью. Раньше, пока школа была маленькая, было легче. Сейчас она немножко выросла. Начинали у нас 16 человек, потом в среднем было 20−30, потом 40, в этом году у нас 65 человек. И раньше были громадные семьи, что из семьи пять человек училось — одна семья, а сейчас это все по одному или по двое. И мы сейчас заметили, что один раз побеседовать, при поступлении, недостаточно, и мы решили проводить такие встречи и при переходе из младшей школы в среднюю, чтобы родители поняли: миссия школы — дать духовное образование, духовное воспитание. При переходе в high school — это последние четыре года — дети очень меняются. Естественный процесс — они начинают возражать, спрашивать, сомневаться, сопротивляться.
— Это где-то в шестнадцать лет?
О. Сергий: В четырнадцать-пятнадцать. Этого не нужно бояться, они должны это пройти, сформироваться как люди. Сейчас очевидно, что эти последние годы требуют особого внимания. Есть у нас такая практика: дети подписывают обязательство, что они не будут ни пить, ни курить, ни наркотики принимать. Если их поймают хотя бы раз — они будут исключены. Но очевидно, что даже этого не хватает.
Видимо, настало время, когда необходимо проводить вступительные интервью при поступлении в high school. Мы требуем, чтобы все учащиеся ходили в церковь. Все праздники, все воскресенья. И если ребенок не ходит — вызываем родителей. Даже балл по Закону Божию в таком случае снижается. Мы проводим беседы с семьями перед постом о его смысле, перед всеми праздниками. Школа живет не по государственному календарю, а по церковному. И праздники у нас не государственные, а церковные. Когда, скажем, 95% страны празднует Рождество 25-го декабря, наши дети занимаются.
— А День благодарения?
- В этот день мы, как правило, отпускаем…
О. Алексий: Мы «воцерковили» этот день (смеется). У нас служба в этот день и благодарственный молебен…
О. Сергий: Мы даем маленькие передышки — один день там, два дня там… Но наши основные каникулы, когда детей распускают, это две недели на Рождество, в Пасхальное время (начиная с Великой Среды и на всю Светлую неделю) и потом лето. Бывают недопонимания, потому что, например, в официальные рождественские дни родители хотят «уехать на снег» из Сан-Франциско — покататься на лыжах или просто побыть в зиме…
О. Алексий: Показать детям, что такое снег.
О. Сергий: Это то, о чем я предупреждаю родителей: вы поймите, что наш календарь не государственный, вы не сможете на Christmas — американское Рождество — «поехать на снег». Мы в это время занимаемся. Вы будете обязаны и в своей семейной жизни учитывать церковный календарь.
- В России по отношению к внешнему миру существует две основных тенденции церковные: с одной стороны, зажаться, закрыться, максимально забаррикадироваться и здесь воспитывать детей, здесь жить, здесь работать и не видеть ничего происходящего в мире. И вторая тенденция — это, наоборот, максимально идти в мир, максимально быть открытым этому миру и пытаться его поменять, немножко воцерковить, свидетельствовать о Христе.
О. Сергий: Good luck!
- У меня по вашему разговору складывается ощущение, что вы уже на это махнули рукой. И работаете в большей степени на самосохранение.
О. Алексий: Мы просто хотим идти своим путем. Православие — это умение находить золотую середину…
— В чем она для вас, эта золотая середина?
О. Алексий: Для нас она в том, чтобы дать детям понять, что такое быть православным, усвоить православный образ жизни. Если ребенок имеет эти ценности, никакие другие соблазны (хотя они, конечно, влияют) его не сломают. Потому что детей вы не изолируете, в пузырь вы их не поместите. Вырастут, пойдут университет — и что тогда? Детям нужно дать какой-то иммунитет против ценностей внешнего мира.
О. Сергий: Поэтому мы стараемся дать им классическое образование, но в то же самое время, самое главное для нас — их воцерковить. Мы живем в этом мире, так что мы должны знать, как в нем действовать, чтобы не потерять свое лицо и имя православного христианина. Если мы сумеем это сделать, дать это семье, — ребенок прекрасно воспитается. Если мы не сумеем или семья этого не пожелает, что тоже очень часто бывает, — тогда они отсеиваются.
- А взрослые? Вот дети — да, дети понятно, а как вы общаетесь с взрослым поколением, ведь это люди, которые, с одной стороны, ваши прихожане, православные христиане, русские люди, а с другой стороны, американцы, работающие на благо этой страны, по законам этой страны, получающие американские доллары?
О. Сергий: Все равно это наши люди. И мы учим страну любить и уважать. Она дает нам все для жизни, если бы не государство, у нас ничего бы не было. Но в то же самое время надо четко понимать, что есть более высокие ценности. Все это созвучно со сказанным в социальной концепции 2000 года. Но если государство принуждает меня идти против моей совести, тогда я обязан сопротивляться.
О. Алексий: К нам часто приходят люди с духовным голодом, потому что другие вероисповедания — католические или протестантские, — не дают никакого окормления. Дают социальную грамотность, внешне человека затягивают и заинтересовывают, но духовного ничего не дают. И вот почему американцы переходят в Православие? Из-за духовного голода…
О. Сергий: У нас вообще частое явление — смешанные браки, когда одна сторона православная, а другая неправославная. Она, например, к какой-то религии, как католицизм, или лютеранство, или англиканство… Неправославная сторона должна дать письменно обязательство, что дети будут крещены и воспитаны в Православной вере. Свадьбы у нас очень красивые, громкие и торжественные, но в то же самое время и духовные — и вот приходят американцы, особенно пожилые американцы-католики и говорят: вот это то, чего у нас сейчас нет, как вот у вас это хорошо, а у нас этого нет. Но это единичные случаи… Но когда человек чувствует, что Господь его призывает, он это если услышит и почувствует — он тогда ищет духовного окормления.
— В России Церковь — это, наверное, хорошо и правильно в нашей ситуации — все больше и больше помогает государству в воспитании патриотизма, и это одна из задач Церкви — воспитать патриота, русского человека. Нет ли сложности для русских американцев, для вас, для священства, в том, что вы воспитываете настоящего американца с американской идеей, или вы воспитываете русского человека?
О. Сергий: Мы воспитываем русского американца.
- Что такое русский американец?
О. Сергий: Это человек, который живет в Америке, но он имеет русские корни, и он их ценит.
— А когда возникают трения, скажем, в политике.
О. Сергий: Это большая проблема.
— И вот как?
О. Алексий: Это дилемма. Вот когда мы росли, например, и Олимпийские игры — за кого болеть? И большинство — втайне я болел за русских, я не мог это говорить громко. Это было советское время, но мы знали, что это русские люди, я болел за русских, хотя я не мог этого говорить. Вот с этим мы встречаемся, это как-то каждый человек должен носить в своем сердце.
- У Америки много проблем сейчас с Россией — это и ПРО, это и Косово, это и Чечня…
О. Сергий: Для нас это боль.
— Как вы в этом можете находить какой-то компромисс?
О. Сергий: Дело в том, что сейчас коммунизма нет, явного врага соответственно тоже. Нынешнее государство, во главе которого пока находится Буш, чьей иностранной политикой управляет Кондолиза Райс, умный человек, но застрявший в «холодной войне». Есть тенденция — видеть Россию как врага. Мы в советское время сталкивались с этим каждый день, и даже бывали трагические случаи: когда советские войска сбили корейский самолет, одну молодую русскую женщину просто убили, чтобы как-то отомстить.
— Американцы или корейцы?
О. Сергий: Это был американец. Мы едем по шоссе, вот мост, и на мосту висит надпись: «Посигналь, если ненавидишь русских».
— Russians go home?
О. Сергий: Нет, просто «Hoke, if you hate Russians». Так что это всегда была внутренняя борьба. Но, скажем, нас спасает то, что Буша через год уже не будет.
— Но следующая партия обещает быть еще более жесткой по отношению к России.
О. Сергий: Они много чего могут обещать, это просто сейчас хорошо звучит. Правда, иногда нам просто нужно скрывать, что мы русские. Вот я жил в городе Филадельфия, а там русских вообще очень мало. Мое имя Сергей — для американцев совершенно незнакомое. Меня гнобили за него все мое детство. Филадельфия — город холодный, я носил русскую меховую шапку — надо мной издевались. Но я ее все равно носил, потому что я хотел быть русским, понимаете?
Каждый человек по-своему как-то должен идти, опять искать эту золотую царскую середину, чтобы не упасть ни в ту сторону, ни в другую сторону, но как-то сохранить свое я. Иногда нужно его спрятать, иногда нужно его и показать. Это и есть постоянная война, в которой мы росли и живем до сих пор.
— От некоторых эмигрантов — американцев — можно слышать такое: если будет «холодная война» или горячая война, не дай Бог, они русская «пятая колонна» в Америке. Так ли это?
О. Сергий: Это, может быть, и было так при коммунизме. Может, это нас ждет в будущем, не знаю. В Америке очень много зависит от того, какой город, какое место. Легче, если русских много. В Филадельфии русских было мало, было очень тяжело. Вот в Нью-Йорке — столько разных национальностей и много русских. Нужно сказать, что до третьей волны эмиграции те, которые знали русских, очень их ценили, потому что русские славились честностью и трудолюбием.
Вот, например, когда я закончил университет, я переехал из Нью-Йорка в Сан-Франциско, устраивался на работу, один русский старичок привел меня в банк — моя первая работа — к менеджеру, который просто сказал: «А, ты русский — я тебя приму». Никакой другой рекомендации не нужно было, потому что знали: русский — значит честный. К сожалению, люди, приехавшие за последние тридцать лет, особенно поначалу, — это были не лучшие русские. Страшные люди, они очень сильно испортили репутацию русским, даже в тех местах, в Сан-Франциско или Нью-Йорке, где их и до этого было много. Но вообще этого нельзя сказать про местных американских русских. Какие бы они ни приехали, они открыли много магазинов, русских ресторанов, русских клубов. Они везде есть, работают, и американцы видят, что никакой опасности от этого нет. Мы ужились по соседству, поэтому сейчас уже гораздо легче.
Диакон Александр Волков
Материал подготовлен совместно с нашими партнерами Патриархия.ру.
http://www.taday.ru/text/46 308.html
