 |
| Православие на Дальнем Востоке | Священник Вячеслав Лопатко | 24.05.2007 |
Не так давно на редакционную почту пришел очередной вопрос, адресованный священнику. Сам вопрос совсем небольшой и, вроде бы, незначительный, но, как оказалось, затрагивает настоящие глубины богословия. На этот вопрос редакция попросила ответить одного из самых ярких наших авторов, выпускника Московской духовной академии, заведующего церковно-исторической кафедрой Хабаровской духовной семинарии священника Вячеслава Лопатко.Далее, в духовной жизни акт прикосновения имеет важное значение. Эта истина явствует нам из самой жизни и подтверждается библейским авторитетом:
«Услышав об Иисусе, подошла сзади в народе и прикоснулась к одежде Его, ибо говорила: если хотя к одежде Его прикоснусь, то выздоровею. И тотчас иссяк у ней источник крови, и она ощутила в теле, что исцелена от болезни» (Мк 5.27−29);
«Иисус же, умилосердившись, прикоснулся к глазам их; и тотчас прозрели глаза их, и они пошли за Ним» (Мф 20.34);
«И весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех» (Лк 6.19).
Однако, естественно, нельзя забывать, что важность и плодотворность прикосновения определяется его сознательностью и правильностью мотивации. Обратите внимание, что в ситуации описанной в Мк 5.24−31 народ, который вплотную соприкасался со Христом («и теснили Его») не испытывал ничего чрезвычайного. И только тот человек, который с верою и сознательностью осязал Его одежду как святыню, удостоился благодатной помощи:
«Ученики сказали Ему: Ты видишь, что народ теснит Тебя, и говоришь: кто прикоснулся ко Мне?» (Мк 5.31).
Поэтому, конечно, будет бессмысленным, чисто техническое, случайно-бытовое соприкосновение со святыней. Тем более, суеверный, магически понимаемый поиск соприкосновения со святыней будет кощунственным и погибельным для человека (что с огромным огорчением наблюдается сегодня в постатеистическом, духовно-невежественном обществе, формально крещенном, но, увы, не приобщенном к глубине христианской веры). Однако, недопустима и противоположная крайность, свойственная протестантизму — отрицание самой священной атрибутики из соображений риска искажения в отношении к ней.
Ниже предлагается краткое библейско-богословское раскрытие смысла и значения религиозной атрибутики в Церкви.
Вообще, понятие «прикосновение» не сводится только лишь к значению контакта с лицом или предметом, но семантически относится к целому ряду явлений «внешнего», так сказать, «визуально-озязательного» порядка жизни: выражение лица, положение тела, одежда (как ценностное отношение к жизни: радость или печаль; дисциплина или расслабленность; приличие или пошлость), символические действия (обряд, церемониал), чтение, изобразительное и музыкальное искусство (прикосновение к смыслу посредством буквенных знаков, красок, звука).
Священное Писание изобилует свидетельствами о сопровождении духовной жизни внешней религиозной атрибутикой, посредством которой человек выражает свое отношение к духовным реальностям (это отношение может быть истинным, как почитание святыни, а может быть ложным, как идолопоклонство; почитание святыни или идолопоклонство определяется не самим фактом наличия религиозной атрибутики, а ее идейно-тематическим содержанием: или святыня Ковчега Завета, или, например, Молох). Вот некоторые библейские адресаты наиболее ярко свидетельствующие о важности внешней религиозной атрибутики:
«Сделай также крышку из чистого золота: длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя; и сделай из золота двух херувимов: чеканной работы сделай их на обоих концах крышки; сделай одного херувима с одного края, а другого херувима с другого края; [выдавшимися] из крышки сделайте херувимов на обоих краях ее; и будут херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими [будут] друг к другу: к крышке будут лица херувимов. И положи крышку на ковчег сверху, в ковчег же положи откровение, которое Я дам тебе» (Исх 25.17−20);
«И сделай светильник из золота чистого; чеканный должен быть сей светильник; стебель его, ветви его, чашечки его, яблоки его и цветы его должны выходить из него; шесть ветвей должны выходить из боков его: три ветви светильника из одного бока его и три ветви светильника из другого бока его; три чашечки наподобие миндального цветка, с яблоком и цветами, должны быть на одной ветви, и три чашечки наподобие миндального цветка на другой ветви, с яблоком и цветами: так на [всех] шести ветвях, выходящих из светильника; а на [стебле] светильника должны быть четыре чашечки наподобие миндального цветка с яблоками и цветами; у шести ветвей, выходящих из [стебля] светильника, яблоко под двумя ветвями его, и яблоко под другими двумя ветвями, и яблоко под [третьими] двумя ветвями его. Яблоки и ветви их из него должны выходить: он весь [должен] [быть] чеканный, цельный, из чистого золота. И сделай к нему семь лампад и поставь на него лампады его, чтобы светили на переднюю сторону его; (Исх 25.31−37);
«На нем [кадильном жертвеннике — прим. автора] Аарон будет курить благовонным курением; каждое утро, когда он приготовляет лампады, будет курить им; и когда Аарон зажигает лампады вечером, он будет курить им: [это] - всегдашнее курение пред Господом в роды ваши» (Исх 30.7,8).
Соответственно и обращение со святыней имеет свое, священное значение: «И сделай из сего миро для священного помазания, масть составную, искусством составляющего масти: это будет миро для священного помазания; и помажь им скинию собрания и ковчег откровения, и стол и все принадлежности его, и светильник и все принадлежности его, и жертвенник курения, и жертвенник всесожжения и все принадлежности его, и умывальник и подножие его; и освяти их, и будет святыня великая: все, прикасающееся к ним, освятится» (Исх 30.25−29)
А значит, и отношение к святыне должно приличествовать её реальности. Святыня чтится, поклонение святыне символизирует поклонение Богу (а вовсе не противопоставляется как нечто Ему чуждое):
«А я, по множеству милости Твоей, войду в дом Твой, поклонюсь святому храму Твоему в страхе Твоем» (Пс 5.8);
«Поклоняюсь пред святым храмом Твоим и славлю имя Твое за милость Твою и за истину Твою, ибо Ты возвеличил слово Твое превыше всякого имени Твоего» (Пс 137.2);
«Превозносите Господа, Бога нашего, и поклоняйтесь подножию Его: свято оно!» (Пс 98.5);
«При всякой молитве, при всяком прошении, какое будет от какого-либо человека во всем народе Твоем Израиле, когда они почувствуют бедствие в сердце своем и прострут руки свои к храму сему, ты услышь с неба, с места обитания Твоего, и помилуй» (3Цар 8.38−39).
Через прикосновение к святыне проистекают благодать и чудеса:
«Так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них» (Деян 5.15);
«Бог же творил немало чудес руками Павла, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них» (Деян 19.11−12);
Таким образом, определяется значение для духовной жизни внешней религиозной атрибутики. Другое дело то, что, конечно, нельзя ограничиваться лишь внешней стороной религиозной жизни (формальное ношение крестика без внутренних, глубоких христианских убеждений; возжжение свечей лишь по суеверию, без молитвенной сознательности; совершение обрядов без исполнения норм христианской нравственности). Такое положение вещей будет носить порочный, фарисейский характер:
«…Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды (Мф 23.25)».
Однако, ни в коем случае недопустимо принципиальное противопоставление внутреннего и внешнего аспектов духовной жизни. Диалектика внутреннего и внешнего предполагает гармонию. Нужно обратить внимание на то, что Спаситель, упрекая фарисейские крайности, здесь же свидетельствует о том, что само «внешнее» является Божиим произведением. А потому также Господь призывает:
«Горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадите о суде и любви Божией: сие надлежало делать, и того не оставлять» (Лк 11. 42).
Свое максимальное выражение, онтологическую ценность и экзестинциальное право, соотношение «внутреннего и внешнего» обретает в Богочеловечестве Христа:
«Слово было Бог <…> и Слово стало плотию» (Ин 1. 1, 14).
«Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин 1.18) — Божественная незримость — это внутренний аспект, явленность — акт во вне.
«О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, — ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1Ин 1.1−2).
В результате такого богочеловеческого единства «внутреннего» и «внешнего», всякое покушение на упразднение «внешнего» или всякое порицание «внешнего» (что с печалью мы встречаем в установках протестантского сознания) представляет опасность повредить внутреннее, идейно-тематическое содержание веры, выражающейся во внешних явлениях. Это отчетливо явствует, например, из апостольского предупреждения: «Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1Ин 4. 3).
Именно в контексте единства богочеловеческой реальности Церковь осмысливает святость внешней составляющей своей духовной практики. Так, все в Церкви имеет внешнее, символическое значение внутренних смыслов и содержаний. Это — и факт собрания, как акт внешней объективации духовной жизни («Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», (Мф 18. 20), а не индивидуалистическое одиночество, в котором неизвестно как протекает какая-то духовная жизнь. Это и определенные богослужебные церемониал и регламентация («Посему жена и должна иметь на голове своей [знак] власти [над] [нею], для Ангелов», (1Кор 11. 10); «Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в сердцах ваших Господу», (Кол 3. 16), «Потому что Бог не есть [Бог] неустройства, но мира. Так [бывает] во всех церквах у святых. Жены ваши в церквах да молчат… ибо неприлично жене говорить в церкви… Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только все должно быть благопристойно и чинно», (1Кор 14. 33−40)). Это — и организационно-административная структуризация служений (апостолы, пророки, учителя, епископы, пресвитеры, диаконы; каждый должен «по чину» быть на своем месте — (Рим 12. 6−8). Это — и нравственная необходимость выражения веры во внешних поступках (Иак 2. 14−25). Это — и аскетическая требовательность к телу для духовного совершенства (т.е. все, что стоит под знаком Креста: терпение в болезнях (1Пет 4. 1−2; 2Кор 4. 16); умеренность, воздержание и пост (Рим 13. 14; 1Кор 7. 5)); с другой стороны, это — порицание апостолом тех, кто считает телесную (внешнюю) сторону жизни в сущности чем-то предосудительным: «Запрещающих вступать в брак [и] употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением. Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою» (1Тим 4. 3−5). Но наибольшая важность внешнего аспекта духовной жизни свидетельствуется фактом основных таинств Церкви — Крещения и Евхаристии (здесь, не иначе, как через обязательное внешнее действие совершается вступление в сферы сокровенного: рождение от воды и Духа; причастие Богу в Хлебе Жизни). Эти таинства, как ничто другое, являют нам реальное, Богочеловеческое Присутствие. Наконец, сама природа Церкви определяется в категориях именно внешней (воплощенной) реальности, а не в далеко абстрактной запредельности: «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол 1. 24), «Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф 4. 15−16), «Так мы, многие, составляем одно тело во Христе» (Рим 12. 5), «Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом и не держась главы, от которой все тело, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо, растет возрастом Божиим» (1Кор 12. 18−19).
Таким образом, из всего выше указанного с максимальной очевидностью явствует, что «поклонение в Духе и истине» (Ин 4.23) не является какой-то выдуманной «стерильно-абстрактной духовностью», развоплощающей человеческую жизнь, а является именно «поклонением» (внешнее действие), и не только «в Духе», но и «в истине» (т.е. во всем том опыте веры, который открывает нам духовную реальность во всем многообразии ее визуально-осязательного проявления). В этом — гармония внешнего и внутреннего, формы и содержания, духа и буквы, веры и дел, уст и сердца, души и тела. В этом — обоюдность славы, полнота и освященность всего обилия видимого и невидимого Божиего творения:
«Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии» (2Кор 6. 20), «Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1Фес 5. 23).
