 |
| Фома | 21.05.2007 |
- Я, если честно, затрудняюсь ответить на этот вопрос. Ведь придется кого-то выделять! Есть, конечно, дети, которые запоминаются, но выделять…
Священник Александр СИМАКОВ из больничного храма Святой Троицы в детской больнице святого князя Владимира
Вот так ответ! А как хотелось начать с какой-нибудь необычной истории. Чтобы пробирало до мозга костей. Чтобы сразу становилось ясно, как непросто здесь работать. Чтобы все увидели: это служение — яркий, красивый подвиг! И чтобы не оставалось никаких вопросов. Все оказалось гораздо сложнее. И глубже. На территории Свято-Владимирской детской больницы (бывшей Русаковки) восстановили храм. Вот и живут они — храм и больница — теперь рядом. А как: вместе или каждый своей жизнью! Что между ними: взаимопомощь или взаимонепонимание! Забота о теле и забота о душе: противостоят друг другу или взаимодополняют! Конечно, таких «глобальных» вопросов никто не задавал. Поэтому, не претендуя на исчерпывающую полноту и объективность картины, мы представляем вам размышления, впечатления, отрывки из рассказов людей, встреченных нами на территории больницы и храма.
Отец Александр: Дети — люди очень интересующиеся, особенно малого и среднего возраста, они очень непосредственны. Им интересно батюшку увидеть, поговорить. Маленькие чаще всего задают вопросы типа: «А ты — Бог?» или «Ты откуда и кто такой странный?», а те, кто знают, что я священник, просто спрашивают: «Как там у Вас, батюшка?». Дети повзрослее, естественно, более пугливо относятся, но им все равно интересно. Им интересно об этом говорить. О Боге, о храме. Но я подчеркиваю, что это — возраст действительно младший и средний. Старший возраст открывает уже все, что можно. Могут и послать потихонечку куда-нибудь.
Я вообще протрезвел в том плане, что дети очень разнообразные, можно и крайности встретить. Это совсем не те дети, которые приходят, например, в храм о. Артемия*. Различие все-таки очень большое.
УРОКИ МОСКВОВЕДЕНИЯ
Елена Михайловна, научный сотрудник: Приходят разные дети, большие, маленькие, средние — и мы занимаемся. Я приношу большую карту: «Давайте посмотрим, где мы находимся». Вот Москва. Вот старая карта, вот какая Москва была маленькая. А теперь какая… Кто-то из маленьких вообще еще не знает, что такое карта, как это все выглядит, и вот вдруг начинает находить: Москва-река, Сокольники, наша больница.Есть совершенно потрясающие дети. Видно, что с ними никто никогда не разговаривает. Что их никто никогда не слушает. И они счастливы прибежать и рассказать хоть что-то. Неважно что. И случаи бывают удивительные. Например, девочка говорит: «А когда вы придете еще раз?». Я отвечаю: «В следующий четверг». «А можно раньше, в среду? А то меня в четверг уже выписывают».
Однажды отделение было закрыто, и я не пришла, занятия не было. Прихожу в следующий раз. Она говорит: «А я так вас ждала, все время стояла у лифта». Больница в этом смысле совершенно особое место. Потом одна девочка прибегает: «За мной мама пришла, меня выписывают. Но я ей сказала, пусть она подождет, я еще дослушаю».
Это и есть самая настоящая награда, да. Они потом уходят, я их больше не вижу. Они далеко… Но что-то осталось."
РАЗГОВОР ПЕРВЫЙ. ВРАЧИ
Светлана Анатольевна: Больница детская — это тоже срез, своеобразный срез общества, даже на таком уровне. Детки — стопроцентная копия того, что в стране происходит. Приходят иногда грубые. Ругаются матом. Не слушаются сестер. Обижают друг друга. Так бывает, поэтому с этим приходится работать. Некоторые, наоборот, очень пугливые и забитые. Разные детки: такие, какие они в жизни, в домашних условиях живут, такие они сюда приходят, они же не с неба падают.
- Как-нибудь изменилась жизнь в больнице с появлением храма или нет?
← Восстановления храма мы хотели давно, потому что раньше на его месте был склад. Все это было ободрано, а ведь храм существовал на территории больницы с момента ее открытия. Я знаю людей, которые непосредственно участвовали в восстановлении. Были добровольные пожертвования на храм. На решетку заработала одна из дочерей сотрудника больницы Виталия Григорьевича Андрющенко, у нас есть такой невропатолог. Его дочка пианистка, она во время своих поездок зарубежных получала гонорары и на эти деньги купила очень красивую решетку в храм. Мы к восстановлению храма относимся очень хорошо. Очень здорово, что он есть. Потом много же верующих. И они имеют возможность молиться за своих детей.
- А среди сотрудников много верующих?
- Да.
- И они ходят в храм?
- Некоторые даже специально приезжают сюда в свои нерабочие дни.
- Как Вы думаете, нужен ли больнице храм и что должны делать его прихожане? Может быть, сестры чего-то не делают, что на Ваш взгляд они должны были бы делать?
- Я думаю, сестры-прихожанки должны облегчать страдания. Дети в стационаре одни в отрыве от родителей, для них это всегда какое-то страдание. Поэтому необязательно с детьми богословские беседы проводить. На мой взгляд, больше пользы в том, чтобы сестры несли милосердие.
- Как это должно проявляться?
- Медицинским работникам на индивидуальную заботу и ласку к детям не хватает ни времени, ни сил. Они должны быть ласковы по определению, но у них столько работы и настолько не хватает медперсонала (на 43 человека 2 медицинских сестры!). Они должны лекарства раздать, накормить, все помыть, потому что нет санитарок. Вот если придет храмовая сестра, приголубит ребенка, заплетет девочке косичку, поговорите ней, мальчикам скажет что-нибудь ласковое и спокойное… Они же лишены здесь индивидуального внимания! Некому с ними заниматься. Мы их с утра полечили в перевязочной, и лежит ребеночек после операции, а сестра одна. Разве может она разорваться на всех и с каждым посидеть? Не может. Поэтому были бы сестры, свободные от медицинских обязанностей, которые просто несли бы душевное тепло детям и все, больше от них ничего не надо.
Елена Константиновна: Чем отличается в работе православный врач от неправославного, я затрудняюсь ответить. Среди неправославных врачей есть удивительные люди. У нас и православные и неправославные доктора, но у нас нельзя не любить детей. Поэтому если человек не любит детей несчастных, он просто уходит от нас, вне зависимости от его вероисповедания.
- Как работники больницы воспринимают открытие храма?
- Персонал относится положительно, но первое время даже боялись, сейчас как-то посмелее стали. Боялись общаться с отцом Александром. Не потому, что он что-то не так делает. Нет, он очень хороший человек. Но боялись что-то не так спросить, а сейчас, после бесед с ним, они посмелее, спрашивают.
- Что говорят по поводу Вашей веры Ваши коллеги?
- Они относятся уважительно. Когда-то, правда, считали, что я сумасшедшая, Сейчас нет. Я не очень давно в Церкви. По-настоящему лет 10, наверное. Вот в течение первых двух лет говорили, что… (крутит пальцем у виска).
- А как Вы выходили из такого положения?
- Никак, просто не обращала на это внимания, как тут еще выходить. Больше никак.
- Какие ошибки в работе храма на сегодняшний день Вы бы отметили?
- Мне трудно говорить об их ошибках. Они все делают так, как надо, они ведут миссионерскую работу. Но мне кажется, что они должны еще просто помогать в труде: ребенка покормить, убрать. Мне кажется так. Это, наверное, можно было бы сделать, если бы сестер было больше. Но их пока маловато.
- Не воспринимают ли врачи храм, как место, куда можно «сбагрить родителей»?
- Нет, нет. Потому что у нас так говорят, но не с целью «сплавить» родителей, а потому что человек когда молится, помогает нам. А если он начинает нервничать, то и мы все начинаем нервничать, и ребенок тоже. Ребенок очень чувствителен к этому. Поэтому мы просим, чтобы пошел, поставил свечку, попросил Бога о чем-то, но не с целью «сплавить», нет. У нас многие, я знаю об этом, советуют пойти в храм. Когда тяжелый ребенок, родители начинают метаться, не знают, что им делать. Первым делом мы посылаем их в церковь, чтобы помолились за ребенка, тогда и у нас все будет хорошо.
- А какое представление о Православии у детей, с которыми Вам приходиться общаться?
отец Александр: На уровне тех представлений, что у их родителей. То есть Православие ассоциируется с походом в храм ставить свечки. Все. Больше ничего. Я говорю: «А что еще ты знаешь?». «Все. Я ходил в храм, свечки ставил». А кому ставил? Он отвечает: «Я ставил перед иконой. А кто на иконе — не знаю. Какие-то там святые.»
Родители могут, конечно, рассказать, как они крестили детей, что это нужно. Но и они не намного больше о Православии знают. Родители знают, что это вот (показывает на икону св. Николая) — Николай Угодник, что ему хорошо ставить свечки — они и ставят. А вот напротив — Спасителя икона, там не будет свечек, потому, что они не знают о Нем, наверное, ничего… Вот смешно — не смешно, но это — горе великое.
РАЗГОВОР ВТОРОЙ. 47 ЛЕТ В БОЛЬНИЦЕ
- Наша больница хорошая.- Да я знаю, что она хорошая, поэтому о ней и буду писать.
- Да, да, пишите.
- А вы тут работаете?
- Я здесь 47 лет работаю. Когда пришла, надо было ребенка воспитывать. Теперь сутками работаю, старенькая — мне восемьдесят…
- Может быть, расскажете какой-нибудь случай, который вам больше всего запомнился? Что здесь видели?
- Ну, что я видела. Я работаю в приемной, санитаркой. Принимаю больных, отводим в отделение, и все.
- А как вообще дети воспринимают свою болезнь? Тяжело?
- К ним в душу не влезешь, к детям. Это не взрослый человек, они не понимают, что за болезнь….
- Вы в Бога верите?
- В Бога верю.
- А вот в эту церковь ходите?
- Нет. У меня на Преображенке кладбище, и там церковь есть. Когда Родительская бывает, я на поминовение хожу, и свечи, и все беру. А так не хожу. Я церковь… не очень-то одобряю…
- Почему?
- Потому что… ходят, и ходят, и деньги собирают. Когда нужно мне родителей помянуть, я пойду, положу, я уже не считаю, кто там чего возьмет.
- Знаете, тут сестры есть из храма, которые приходят, просто помогают, разговаривают.
- Да я не разговариваю с ними.
- Вы их не знаете?
- Нет. Я живу с верующими, но ничего хорошего не вижу.
- Почему?
- Все неискренно.
- Думаете?
- Думать нечего. Почему же мне не думать? Мы все разные, и верующие все разные. Скажете нет?
- Да, да. Все разные.
- Вот я такой человек: не люблю вранье, не люблю нечестность. Сколько лет работаю, если бы я была нечестной, чего-то здесь воровала или делала не так, я столько лет работала бы здесь?
Все нечестность какая-то кругом. Что делается, и убивают. Зачем все это делают, а? Зачем.
А муж у меня коммунист был, на заводе работал. «Электрозавод» — знаете такой?
- Знаю.
- И я там работала десять лет. Пришла молоденькая, научили меня чертежами пользоваться и инструментом. 10 лет там отработала, познакомилась с мужем, а муж был на восемь лет старше меня. (Смеется). И вот в коммуналке живу, сейчас у меня там еще и внучка живет. Сейчас если болеют дети — пиелонефрит, нефрит, эти вот, почки. А мы так уж вроде здоровые были, если вот я сына родила, ехала в эвакуацию… Я вам все про себя рассказываю, ничего?
- Ничего.
- Вот. Ехали в товарняке, в войну, мужа послали с заводом, в Челябинск, а у меня около семи месяцев была беременность. Он с товарищем и с моей подругой вместе пошли — нам покушать достать — отошли от этого, как его, от товарняка. Не поезд, а товарняк был. Ну, и опоздали. И их нет! Вот какая беда была! Я расплакалась и вдруг рожать стала.
- Прямо в поезде?
- Да, в поезде. То четыре вот килограмма у меня сноха родила, три пятьсот рожают, а я — кило двести. Два вагона плакали, все слышали, я никак не рожу. Ведь товарняк-то он идет, колыхается, и идет, и идет, ребеночек то покажется, то обратно… Со мной была мама. Она мне как коленку вот сюда подложила под спину, он и вышел. А какого родила — кило двести. И вот кило двести выходили! Носик я зажимала — он ротик открывал, и я сцеживала молочко и ложечкой поила. И вот ему сейчас пятьдесят три года, во какого выходили… Видите, как? Вот как в жизни бывает, деточка.
Столько лет работаю, у меня стаж почти 60 лет. И ребенка имела, была мама у меня. Видите, как моя жизнь прошла. Так вот, так вот. В церковь не хожу, не преклоняюсь, уж прям там не убиваюсь, как убиваются: молятся, молятся…
АЛЕША
Маленькая детская палата, где находятся только стул и кровать. В тот момент, когда мы пришли к Алеше, сестра собиралась его кормить.…Скоро будет три года, как случилось это несчастье.
Его сбила машина, когда он выбегал из своего подъезда. Жил он тогда с родителями на первом этаже, спал в лохмотьях, с крысами, бегал с младшей сестрой через МКАД за кукурузой, потом продавал, чтобы купить хоть немного хлеба. Сдачу забирали родители-алкоголики. В школу пойти не успел…
Тяжелая черепно-мозговая травма, открытая. И с тех пор: месяц — в реанимации, потом травматология.
Родители его на момент трагедии были уже лишены родительских прав. Когда случилось несчастье, Алешу привезли в больницу Св. Владимира, где за ним стали ухаживать врачи и сестры из храма. А год назад мальчика перевели в детский интернат, тайком от сестер, которые за ним ухаживали. Там находятся дети, которые от рождения уродцы… Детки хорошие, некоторые даже разумненькие, несмотря на свои физические недостатки, но у Алеши-то интеллект сохранен, он все понимает, только говорить не может… Он, конечно, туда не вписывался.
Через пять месяцев резкое ухудшение состояния. И опять больница, только теперь другая, где он — один из тысячи, времени на него нет. А у мальчика полное истощение: на момент госпитализации он уже неделю ничего не ел. Чудом добились сестры перевода Алеши домой, в Свято-Владимирскую. Здесь и сестры знакомые, и батюшка приходит, причащает. Так и живут надеждой, что мальчика не отправят обратно в интернат. Пока это все равно невозможно: у Алеши неизлечимые пролежни.
Он не плачет, не смеется, но все понимает, и боль чувствует, эмоции свои выражает вздохами, глазками моргает — все понятно. Только, говорят сестры, врачи почему-то никак не понимают.
Сестра дает Алеше последнюю ложку каши. Из-за черепно-мозговой травмы он практически не может жевать. «Вот и все. Все, Леш, потрудились? Слава Богу…»
Отец Александр: С детьми — отношения особые. Они очень восприимчивы к словам, а дела еще им не так понятны. Детишки в больнице вызывают особое расположение. За ними здесь все ухаживают: и папы, и мамы, и врачи. Поэтому, наверное, дела детей меньше трогают. А вот слова могут задеть детскую душу. Сестер у нас в храме очень немного, всего, наверное, человек пять, которые ходят к детям и умело, а кто-то и неумело, пытаются рассказать ребятишкам о том, зачем они здесь (на Земле) живут, зачем их создал Бог, почему Господь заботится о них, почему Ему дорог каждый человек, и как Бог, собственно, заботится о человеке. Рассказывают и о том, как Христос воскрес, а перед этим пошел на крест ради людей, как он им, то есть нам, оставил Самого Себя в Таинстве Причастия — пожалуй, самая великая милость к человеческому роду. Если человек желает Царствия Божия, если наша цель жизни — там, на небе, где Бог, если ты туда стремишься, то уже здесь, на земле имеешь возможность приобщиться к частичке того Небесного Царствия. Ничего большего на свете нет… Такие вот слова, вероятно, могут затронуть детскую душу. Дети ведь более внимательны, чувствительны… Взрослые прекрасно знают, что детям хорошо сказки рассказывать — хорошо, когда дети сказки слушают. А это — не сказка, это — истина.
РАЗГОВОР ТРЕТИЙ. БЕЗ ИМЕНИ
— Педиатром работаю. Больных консультирую.- Вы здесь, наверное, работали до восстановления храма. Как Вы думаете, жизнь в больнице изменилась с его появлением?
- Трудно сказать. Только стали больше ходить девушки, которые прислужницы или послушницы, как они там. Мода пошла на освящение отделений.
- А у Вас освящали отделение?
- Когда в приемном работала, освящали.
- А вот это отделение?
- Это после ремонта дважды освящали. Но тем не менее после первого освящения оно все-таки обвалилось. Не помогло.
- Как Вы думаете, нужен храм больнице? Или не нужен?
- Я не могу ответить на этот вопрос. Очень много больниц без храмов. Они же живут. Но не это важно. В принципе его восстановили, потому что использовали не так как надо. Там собирались все «отбросы» общества, лучше было его восстановить и лучше пусть он действует как храм, нежели как притон. А так — ну, стало больше народу приходить. На службы ходят.
- Вы считаете, что есть в этом какая-то польза или нет? Храм больнице что-нибудь дает?
- Может быть, кому-нибудь и дает. Мне лично нет. Это зависит от человека. Есть же люди, которые верят… Верят, что если они пойдут, поставят свечки — ребенок их поправится. И причащают детей в отделении. И ухаживают. А так в принципе это дело зависит от того, как человек к этому относится.
С одной стороны, вроде бы медицина опровергает то, чему учит Церковь…
- Каким образом?
- Каким? Раньше же Церковь не разрешала вскрывать трупы. А ведь на этом мы учимся.
- То есть Вы считаете, медицина доказывает, что Бога нет?
- Ну, не то, чтобы доказывает. А как медицина может доказать, что Он есть?.. Это же все людьми придумано. Ну ходят они, ухаживают за детьми, ну и слава Богу. Хорошо помогают. Если им это нравится, если они считают, что этим они служат своему Богу, то пусть.
- А много среди ваших коллег православных верующих?
- Ну есть вообще-то. Я же не спрашиваю всех. Знаю, что девчонки бегают в церковь. Когда Родительская — свечки ставить. Даже я ходила ставила, когда у меня мать умерла.
- А что Вас побудило пойти в Церковь поставить свечку, если Вы не верите?
- Ну мать вроде крещеная была… Да ничто не побудило. Было ей сорок дней. Как-то надо вспомнить. Пошла и поставила свечку. В память просто.
- Советуете ли Вы обращаться родителям в храм во время операции?
- Да нет, у меня как-то не было таких разговоров с родителями. Я не считаю, что это очень нужно, хоть меня убеждают всяко.
- Ну, может быть, если стараются убедить, значит что-то в этом находят?
- Верят, наверное, во что-то. Хотят, чтобы я поверила.
- Вы не хотите упорно?
- Бабушка моя — она верила. Остались еще книги, Новый Завет, Старый, но я не могу. У меня детстве подружка одна была. У нее родители верующие. Над каждой кроватью иконка. У изголовья каждой кровати. И я под влиянием (маленькая еще была) тоже захотела быть верующей. Пришла домой и говорю маме: «Дай мне папин крестик, буду в Богу верить». Дали мне его крестик. Но меня хватило очень ненадолго. Вера эта очень быстро прошла и как-то не восстановилась с возрастом. Хотя у меня есть подруга, которая окрестилась в 52 года. И как она говорит, стала себя чувствовать совершенно по-другому.
Отец Александр: К великому нашему сожалению, и достойно всякого, наверное, плача, и какого-то действия требует срочно, со стороны нас, православных, состояние народа, который храм связывает зачастую только с поминками. В храм приходят, чтобы написать записку об упокоении, чтобы отпеть, чтобы заказать панихиду, поставить свечки. Кстати, самые посещаемые службы — родительские субботы… Остались от веры только какие-то обряды, из которых, конечно, самые близкие человеку те, что связаны со смертью. Когда умирает близкий, человек чувствует: что-то надо делать, не могу же я все оставить так, как есть. Вот он лежит — и его нет…
И тут вступает в силу та вера, которая во всех нас есть и даже какой-нибудь самый заядлый атеист вдруг начинает понимать: неужели на этом заканчивается жизнь? Человек где-то внутри себя чувствует, что что-то необходимо сделать. И он видит перед собой один источник, который всегда рассказывает о духовном.
Естественно, он идет сюда, в храм, со своей бедой. Наверное, если бы наш храм был при взрослой больнице, было бы больше просьб об отпевании. Здесь, слава Богу, смертей меньше, приходят с просьбой о Крещении, Причастии, просто приводят детей, что очень радостно. Но все же и дети умирают. И тогда… Когда умирает ребенок, которого ты родил, растил, это такое потрясение… Это трудно какими-то словами объяснить. Родители плачут, скорбят, независимо от того, верующие они или нет.
Поверьте, послушайте Церковь, которая говорит, что ребенок жив, жива его чистая душа, и ангелы радуются с ней.
БРОШЕННЫЕ ДЕТИ
Сестра Тамара: У нас, сестер из храма, конечно, нет навыков уколы делать или перевязки. Но мне кажется, от нас требуется больше духовного общения, помощи детям, которые одиноки, обездолены. Разговаривать с ними, читать им книги, играть. Давать то необходимое, чего они сейчас лишены. Конечно, ко многим деткам приходят родители, общаются с ними подолгу. Но сейчас такое время, что много детей детдомовских. Брошенные родителями дети. К ним никто не придет, никто не вспомнит. Конечно, они очень радуются, когда появляются сестры. В этом, может быть, действительно наш долг, наша роль именно «сестер из храма».
«ОТСТАЮЩИЙ»
Вновь сестра Тамара: Был у нас мальчик — очень верующий. Он с поздним развитием, но настолько впитывал в себя все, что связано с верой, с религией, с Богом, хотя мама у него не очень верующая. И удивительно: он для ребят «нормальных» примером был, они шли за ним, даже при нем никто никогда не шумел, не ругался. А мальчик сам такой очень тихий. Он старался не пропустить ни одной службы, приходил на молебны… Такой светлой, чистой верой он обладал, что многие ребята, которые с ним общались, как бы приобщались к этой вере. Он был авторитетом для них, несмотря ни на какие там отставания! Шли вместе с ним, всегда на службы ходили. Вот это было удивительно и хорошо…
РАЗГОВОР ЧЕТВЕРТЫЙ. МАМА СВЕТА
— Как вы считаете, нужен ли храм в больнице?- Да, храм просто необходим. Может быть, вот эта моя стопроцентная уверенность не является типичной. Ведь я верующая, мужу меня — верующий, дети, надеюсь, тоже вырастут христианами. Но я говорю из собственного опыта — то есть мне храм нужен. У меня два сына, они еще маленькие — им два годика, но за это время, к несчастью, нам пришлось побывать во многих больницах. Церковь увидели только здесь. А в других больницах нету. В некоторые отделения заведующие разрешали приглашать священника, но все зависело от человека: кто-то и запрещал. У нас детки сразу после рождения попали в реанимацию, нужно было крестить… Сами мы этого делать не стали, потому что врачи разрешили позвать батюшку. Но все-таки договориться с администрацией, договориться со священником, привезти его в больницу, там все организовать — это целая проблема. То же самое получалось, если мы хотели причастить деток, а ведь больному человечку Причастие особенно важно.
Здесь, мне кажется, как-то все налажено, оговорено. Отца Александра в отделение пускают — по крайней мере в те, где мы лежали. Медперсонал там не сбегаются на него смотреть как на чудо. Дети спокойно могут крестики носить, а то в одной больнице нам даже это запретили. И я могу в храм выбраться помолиться. Я, кстати, знаете, как о храме узнала? Сижу у двери отделения реанимации, выходят оттуда два молодых врача. Один другого спрашивает: «Ну, и как ты от них отвязался?» — «Да, послал к попу, пусть там молятся, не нервируют». Так я поняла, что здесь есть куда «послать» родителей.
- А что меняется в больнице от соседства с храмом?
- Мне кажется, резко, в одночасье, ничего не меняется. Но постепенно жизнь храма и больницы все больше перекликаются. Я думаю, и батюшка, и сестры из храма сообразуются с правилами больницы, с ее проблемами, а врачи и медсестры учатся принимать их помощь. Я ведь сама медсестра и прекрасно представляю, что значит впустить в свое отделение каких-то новых людей. Да еще людей, которые не просто пришли сюда беспрекословно выполнять мои указания. У них есть своя задача, свои порядки. Которые не всегда сочетаются с местными. Ну, в общем, это дополнительная нагрузка.
Наверное, тут нужно почувствовать, что это не пустая прихоть, а тоже очень важное дело. Врачи лечат тело, Церковь — душу, значит, человеку требуется и врач, и священник. Так что больница и храм должны помогать друг другу, научиться действовать вместе. Надеюсь, здесь это уже пройденный этап.
Потом, знаете, я вам все о практических каких-то вещах говорю. Важнее, что внутри у людей происходит. А здесь, посмотрите, в больницу идешь — видишь храм, из больницы идешь — видишь. Днем — то сестру оттуда встретишь, то батюшку, то звон колокольный слышится. В общем, церковь все время о себе напоминает. А ведь церковь хорошему учит, значит и об этом хорошем, о душе своей люди чаще задумываются. По-другому жизнь мерить начинают.
- Вам конкретно в вашей жизни, что дала церковь? Можете какие-нибудь примеры привести?
- Вы знаете, это плохой вопрос. Вы его лучше никогда никому не задавайте.
- Почему?
- Ну, а что Вы хотите услышать? О каких-нибудь ярких чудесах, исцелениях, обращениях из савлов в павлов? Или о том, как в церкви меня материально поддержали, накормили, устроили на работу? Поймите, это все равно как спросить: «Что конкретно Вам дали Ваши родители? Приведите примеры». Если человек ответит: «Конкретно. Квартиру, дачу, столовый гарнитур», Вы ведь сразу подумаете, что человек какой-то циничный, прагматик, чего-то самого важного в жизни не понимает. Хотя ведь родители действительно кормят, одевают, обучают своих детей. Но все-таки не это главное. Главное — родители дают жизнь, во многом определяют мировоззрение, личность своего ребенка. А как это происходит, кто Вам объяснит? Это такое сокровенное, внутреннее, не каждый и сам для себя это может сформулировать.
Отец Александр: Очевидно, что многие из детей не пойдут сразу же в храм. Забудут о наших словах. Один, другой, и третий, и десятый… А в кого-то это семя упадет. И, может, не сразу, а приобретя разум, возраст, опыт, этот человек вспомнит, что в больнице к нему приходили люди и рассказывали о Христе. И он придет в храм.
