 |
| Столетие.Ru | Людмила Тарвид | 15.05.2007 |
Стоит посмотреть, например, такую, казалось бы, безобидную передачу, как «Каламбур». Судя по национальным костюмам, атрибутам быта и прочим деталям передачи здесь демонстрируется именно образ русского человека. И этот образ идентифицирует русских с существами самого низшего порядка. Это национальное унижение русских…
Наше образование не только не ставит цели воспитания уважения к русской культуре, русским обычаям и т. д., но, напротив, всеми силами старается помешать этому процессу.
Основы образовательного процесса совершались во время господства коммунистической идеологии в парадигме «интернационализма» и «дружбы между народами». Русский выступал как советский, но в отличие от казаха, узбека, армянина, нанайца (и всех других), которые совмещали в себе советское и своё национальное, русские были только советскими.
На момент перестройки, которая распределила все этносы по своим клановым квартирам, русские остались бездомными «совками» (иногда — «россиянами»). Назойливо создавалась мифология о том, что «русские плохо работают» и т. п. и т. д. В последние несколько лет муссировалась идея «русского фашизма». Эта идея странным образом иллюстрировалась отдельными фактами об «убийстве таджикской девочки», «иностранного студента» и т. п., которые подавались без какой-либо аргументации происшедшего события, но очень эмоционально. Разве не очевидно, что события в Эстонии (как и многое другое) являются прямым следствием этой кропотливой работы СМИ по созданию негативного образа русского человека? Почему не говорят об этом как о первопричине?!
Обратимся теперь к социальной науке, которая должна бы, казалось, уделить внимание этому далеко не второстепенному явлению. В частности, интересно услышать по русскому вопросу наших ведущих этнологов. Известно, что В.А. Тишков, директор Института этнологии, давно принял парадигму «мультикультурализма», уходящую корнями в американские социологические изыскания (и очень близкую к неприязни к культуре С. Хантингтона, соратника З. Бжезинского). Согласно этой парадигме этнос как таковой не существует, но речь может только идти об «этничности». «Этничность — это, прежде всего, то, что относится к осознанию культуры, ее использованию как ресурса». То есть речь идёт о возможных социальных манипуляциях, о придании тому или иному явлению любого социального контекста, идеологически заданного и «используемого как ресурс».
О том, как используется этот ресурс, можно почерпнуть интересные наблюдения. В частности, в этом плане было весьма поучительным интервью с доктором исторических наук Шнирельманом, коллегой В.А. Тишкова, прозвучавшее по Хабаровскому ТВ даже дважды (в то время, как, заметим кстати, ранее показываемые по этому каналу передачи «Постскриптум» и «Момент истины» вообще удалены из эфира, точно также, как и передача, прежде доступная по каналу «Россия», «Национальный интерес»).
Пропагандируемый по телеканалу труд Шнирельмана до Хабаровска ещё не дошёл, однако основную проблематику своего труда о скинхэдах Шнирельман обрисовал достаточно ясно и определенно. В частности, он очень определённо высказался об эволюции расизма.
Биологический расизм, как выразился господин Шнирельман, теперь «не в моде», но в последнее время он считает необходимым говорить о так называемом «культурном расизме».
Основным признаком «культурного расизма» Шнирельман считает тот факт, что человек живёт в своей культуре «всю жизнь». Согласно такой классификации, наши соседи китайцы являются чрезвычайно ярко выраженными «культурными расистами», как, впрочем, и все народы Дальнего Востока. Если последовательно принять концепцию «культурного расизма», то не являются «культурными расистами» только люди, которых когда-то известный социолог Абрам Моль, автор труда «Социодинамика культуры», назвал «мозаичными личностями». Правда, для обозначения этого явления существует ещё термин «маргинал».
Кстати, само применение странного и явно нерусского термина «скинхэды» к проявлению русского «псевдонационализма» (конструированного «как ресурс» с помощью СМИ) остаётся мне не совсем понятным. Однако, разговаривая недавно с одной молодой девушкой, я убедилась в его эффективности. Девушка сказала мне, что «местные скинхэды» рассовывают в их почтовые ящики газетку. «И о чём там говорится?» — полюбопытствовала я. «Ну, например, как корейцы избивают на рынке китайцев». «Так что же, — спросила я, — эти корейцы, которые избивают китайцев, и есть скинхэды?». «Ну, да», — с уверенностью ответила мне девушка. «А вообще-то скинхэды — это кто?», — спросила я. «Русские националисты», — ответила девушка без запинки, потому что слышала это, наверное, много раз.
Не знаю, можно ли называть девушку русской, так как она не сформирована в русской культуре, но её предки были явно русские.
Я спросила её: «Так что же, значит русские националисты — это корейцы, которые избивают китайцев?» Тут она несколько растерялась
Логика воздействия на подобных девушек и юношей, которые вполне маргинальны (особенно, наверное, на Дальнем Востоке) и не несут в себе опасности «культурного расизма», напомнила мне театр абсурда Эжена Ионеско. В одном из диалогов его героев идёт разговор о кошке и собаке. «Кто такая собака?» — «Существо, у которого четыре ноги». — «А, значит она — кошка»?
Молодое поколение формируется в логике театра абсурда и ему (по крайней мере, на Дальнем Востоке) нет дела до переноса какого-то памятника. Потому что, может быть, это памятник «скинхэдам», а «скинхэды» плохие и они — русские националисты, просто потому, что бьют кого-то на рынке. И неважно, что они при этом китайцы. Так, может быть, эстонцы просто проявили высокий «идейно-политический уровень» и поистине европейскую просвещённость в проблеме «культурного расизма»? Тогда почему бы не перенести памятник? Поэтому мне кажется, что нужно говорить не о переносе памятника как механическом действии, но о статусе русских национальных ценностей и образе русского человека в СМИ.
В трудах замечательного политолога А.С. Панарина этот вопрос разработан очень детально. Теперь все маски сорваны, — утверждает А.С. Панарин, анализируя классификацию бедных в посткоммунистической России. Поколению, хлебнувшему либеральных «реформ», пора понять, что новый «общечеловеческий» подход на самом деле вовсе не является гуманистически универсалистским. Он скрывает социальный расизм новых преуспевших, которые строят свою «цивилизацию» для избранных. В высшей степени знаменательным является то, что в глазах новых хозяев мира неприспособленные изгои, недостойные приема в цивилизованную семью, обрели этнически узнаваемый облик. Оказалось, что «пролетарское гетто, как оппонент и антипод „цивилизованности“ говорит на великорусском языке и несет черты русскости: классовый снобизм „новых буржуа“ приобретает форму откровенной русофобии».
Но разве не русофобия — изыскания о «культурном расизме», и это на фоне физического исчезновения русских, на фоне разоренных русских деревень, на фоне полного беспамятства молодого поколения, лишённого нормального образования?! Разве перенос памятника солдату в Эстонии — это не борьба с «культурным расизмом» уже умерших русских солдат?! Но тогда давайте говорить об образе русских, о их положении в мире, к которому пришёл разорённый и униженный народ после перестройки! И когда мы не будем называть формирование в лоне русской культуры «культурным расизмом», но научимся любить и беречь её и уважать своё прошлое.
Вслед за этим нас будут уважать и другие народы и чтить памятники нашего подвига.
