 |
| Фонд стратегической культуры | Юрий Пахомов | 14.05.2007 |
Поэтому естественным кажется, что разворачивающийся в Украине конфликт всецело обусловлен борьбой за власть и, соответственно, — за передел богатства. Но перед теми, кто утверждает это, встают вопросы, на которые в рамках такого видения проблемы ответа нет.
Один из них: почему к борьбе за власть, — в отличие от «домайданных» лет (т. е. до 2004 года), снова и снова активно подключаются миллионы простых граждан, которых один их главных фигурантов Майдана высокомерно называл «маленькими украинцами»?
Далее, — почему конфликты не являют собой традиционное для обедневших стран (а Украина обеднела катастрофически) противостояние по линии «богатые — бедные»? Ведь каждая «конфликтообразующая» партия по завязку напичканана богатыми людьми, т. е. олигархична. Но это не препятствует ажиотажной поддержке каждой такой партии десятками миллионов обедневших граждан!
Ответы на эти вопросы лежат уже не на поверхности, а в более глубоких пластах жизни общества. А именно: в проявившемся в последние годы этносоциальном противостоянии по линии «Восток — Юг» — «Центр — Запад». Взрывоопасным стало то, что еще недавно выглядело как идеологически терпимое, и политически безвредное расхождение во взглядах и предпочтениях. И теперь уже, после нескольких лет то утихающего, то нарастающего противостояния, привычно говорится об этносоциальных различиях востока и запада Украины как о глубинных основах конфликта. И даже виднейший знаток межцивилизационных стычек, американец С. Хантингтон, среди цивилизационно расколотых стран упоминает Украину.
Мы в Украине, таким образом, узнали то, что ранее недооценивали. А именно, что этносоциальные, то есть ценностные различия действительно труднопреодолимы. Ведь согласно учению великого мыслителя ХХ столетия Пьера Тейяра де Шардена ценностные различия очень глубоки, — «глубже только гены».
Конечно, устойчивость ценностных основ, а значит и различий, не обязательно ведет к конфликтам. Ведь в первое десятилетие существования суверенной Украины, — хотя это был период осознания себя нацией, — таких конфликтов не было.
Могут сказать, что обострил ситуацию и вызвал протестные движения режим Л. Кучмы. Действительно, лозунги «Вставай Украина» были антикучмистские. Но почему-то само это протестное движение уже изначально охватило в основном лишь Центр и Запад, и в малозаметной степени Юг и Восток. Причем по ходу развертывания конфликта сам Л. Кучма остался в стороне1, и главной мишенью центрально-западного «воинства» стал украинский Восток.
Мне скажут — но это ж были президентские выборы. Да, выборы сыграли свою роль. Но почему-то они раскололи Украину не в русле традиционной для страны мирной состязательности предпочтений, а по критериям «стенка на стенку», причем строго по линии «Восток — Юг» — «Центр — Запад». Ведь даже во время первых выборов украинского президента, когда соперничали вчерашний коммунист Л. Кравчук и пострадавший от советского режима националист В. Чорновол, — ничего подобного не было. Тут же друг другу противостояли всего-навсего два украинские премьера, — один «сегодняшний», другой «позавчерашний», — а грохот был оглушительный.
Обрабатывая эту ситуацию, идеологическая обслуга оранжевых выставила тезис о столкновении «чистых» и «нечистых», т. е. о конфликте демократически настроенных сторонников В. Ющенко, и «антидемократов» от В. Януковича.
К сожалению (вернее, — к нашему стыду) такой подход в Украине прижился. Более того, он закрепился через демократический ярлык, навешенный Западом эксклюзивно и, конечно же, искусственно лишь на нынешнюю оппозицию. В действительности же это несуразность и следствие проамериканской ориентации оранжевых. Правило считать демократами всех приверженцев США навязывается самой Америкой. Именно от нее пошло выражение: «Да, сукин сын, но это наш сукин сын». Мы знаем, что в демократах по названной причине в свое время числились у США Пиночет и Хусейн, и племенные вожди талибов, и чуть ли не Бен Ладен. И Б. Ельцин, впервые в истории человечества расстрелявший парламент, лишив при этом жизни более полутора тысяч человек, — для Америки оказался просто образцовый демократ. И это притом, что тот парламент был не назначенный, а по-настоящему свободно избранный, и он уже нацелен был на рынок и демократию даже больше, чем сейчас!
И когда буквально по указке из-за океана кто-то в Украине получает звание демократа, — надо, — учитывая вышеотмеченные «традиции», — хотя бы этим не кичиться. Да и задуматься: «что я такое сотворил, коль на меня налепили это звание». В нашей же ситуации оранжевые лидеры, радостно заглотнув проамериканскую идеологическую наживку, решили еще и отделить себя по этому критерию от сине-белых оппонентов. Последние, к сожалению, с таким «водоразделом» смирились. И дело здесь не только в том, что миллионы, поддерживающие сине-белых, не в меньшей мере, чем оранжевые, исповедуют демократию. Еще важнее тот урок «демократии», который оранжевые лидеры подали обществу в период своего кратковременного «царствования». Это и 17−18 тысяч неправедно уволенных; и разогнанное ГАИ по сугубо личному, притом постыдному поводу; и гонения (особенно в глубинке) на непокорные СМИ. Это и аресты по признакам политической ориентации, и газовые масштабные коррупционные аферы, и многое другое.
Таковы были (хорошо хоть на краткое время) оранжевые привластные реалии. Какая уж тут демократия, — не считать же ею тот хаос, и то административное бессилие, которые еще долго после оранжевых атлантов будет расхлебывать попавшая под их каток страна.
Как видим, критерий «демократ» — «антидемократ» не есть основа для прошлого и нынешнего конфликтного противостояния, как пытаются изобразить это оранжевые идеологи. Истоки возникшего противостояния лежат в сфере более глубокой — в ценностных расхождениях. Но в чем причина проявления на этой основе конфликтности именно в последние годы?
Ведь раньше явления этого не было, — значит искать его истоки надо в событиях последних лет.
Вначале о том, какие все же обстоятельства обычно содействуют этносоциальному расколу. Чаще всего это, — внезапно обретенная свобода. Но к Украине это не подходит, поскольку испытание свободой на самом сложном повороте, — на старте распада СССР, Украина выдержала. Ведь именно тогда, в условиях неопределенности, опасность эта была наибольшей.
Серьезней надо отнестись к другому фактору, провоцирующему противостояние, — фактору масштаба. Оранжевые лидеры не случайно русских, живущих в Украине, пытаются отнести к числу меньшинств, отнимая у них статус государствообразующего народа. Эти политики понимают, что само признание масштабности, — провоцирование самодостаточности. Понятно, что венгры в Закарпатье, или румыны в Черновцах на многое претендовать не будут. Иное дело, — народы бывшей Югославии, французы в Квебеке, русские и украинцы в Молдавии или осетины в Грузии. Их претензии на ту или иную степень самостоятельности выглядят уже серьезно.
Но для русских в Украине, хоть они и составляют на Юге и Востоке большой массив, — и это не основание для раскола. По своей природе украинцы и русские взаимодополняемы, и само их смешение никогда не было чревато осложнениями. Значение имеет и то, что русские, как представители великого народа, нигде и никогда (ни в США, ни в Западной Европе) не сбиваются «в стаи»; они живут везде «россыпью».2 Кстати и все замыслы создать в Украине так называемую русскую партию успехом не увенчались; попытки эти провалились.
И все же, несмотря на все отмеченные «антиконфликтные» факторы, — раскол на этносоциальной основе не только произошел, но и продолжает углубляться. И лидеры движений здесь уже выполняют роль символов. Трещины же пошли по всем направлениям. Разъединяет уже не только отношение к языковой проблеме. «За» или «против» касается НАТО и ЕЭП, векторов ориентации на США или Россию; позиций по досрочным выборам, общего (с Россией) или раздельного вступления в ВТО и т. д.
Но главный источник раскола, — это русский язык. Да, именно русский язык, и лишь вторично, — его носители.
Каждому психически нормальному гражданину, не вошедшему в ранг противоборства, понятно, что стремиться отлучать человека от родного языка не только аморально, но и бесполезно. И доказательства дает не только пример украинской диаспоры в странах Запада, но и маленькое сельцо на Юге Украины с названием «Змеиное», где более двухсот лет назад поселились шведы. Они, — казалось бы, — логике вопреки не только говорят между собой по-шведски, но и предпочитают весьма уступающие украинским блюдам блюда шведской кухни. И уж, конечно, наивно полагать, что русскоязычное население Украины откажется от русского языка.
В ответ мне скажут — но русский язык в Украине не притесняется; более того, он господствует. И это, — правда. Достаточно пройтись, прислушиваясь к говору, даже по улицам Киева (не говоря уже о Харькове или Одессе), и ты убеждаешься в этом.
В начале девяностых в Украине была надежда, что украинский всеобуч, внедренный в вузах, школах и детсадиках, а также существенное сокращение русских школ и другие меры сделают свое дело: произойдет тотальная переориентация с русского на украинский, то есть вся Украина, в том числе восточная и южная, станет украиноязычной.
Прошли годы. Все, кто молоды, прошли полновесную украиноязычную подготовку; чиновники говорят по-украински; документооборот — на украинском. И что же, — а ничего! Ситуация почти та же, если не хуже. Хуже она в том смысле, что раньше, — в начале и середине 90-х казалось, что преобладание русского, — явление временное. И каждый русскоязычный понимал, что надо срочно переучиваться. Сейчас все поняли, что говорить по-украински не обязательно, и это усугубляет ситуацию. Создается даже впечатление, что по-русски говорить подчас престижнее. Я был свидетелем весьма симптомотичного в этом отношении эпизода. В магазин, где я находился, вошла женщина из простонародья с девочкой, и говорили они на чистом украинском языке. Но вот она обращается к продавщице и… переходит на ломаный русский. За нее мне, — русскоязычному, — было обидно.
Каналы и факторы, обеспечивающие широкое распространение русского языка в Украине, многочисленны. Это и мощный поток литературы, в том числе высококачественной. И более высокое качество учебников, — от школы до вузов, — поскольку лучшие умы (в том числе из Украины) концентрировались в Москве. И несомненное превосходство телепередач по всем параметрам, и многое другое.
Казалось бы, двуязычию, — как и беспрепятственной возможности овладения двумя (украинской и русской) культурами надо радоваться. К тому же русский язык, — великий язык. Ведь к русской культуре тянется, и так или иначе приобщается все передовое человечество. Поэтому быть носителем этой культуры, и как бы ее «соучредителем» (вспомним хотя бы вклад Н. Гоголя и В. Короленко) — большое счастье. В синтезе с русской культурой культура украинская дает мощную вспышку духовности; сомнения в этом нет. Вспомним хотя бы о том обстоятельстве, что именно на волне взаимодействия наших двух культур полузабытые ныне талантливые поэты — И. Драч, Д. Павлычко, а также и держащийся на плаву Б. Олейник блистали на трехсотмиллионной арене; и их знал каждый школьник независимо от упоминаний в учебнике.
Учесть надо и то первостепенной важности обстоятельство, что наша идентичность полноценна лишь в случае, если она возникает от всеобъемлющей историчности. Мы все жили в стране, где было и плохое, но было и великое. Весь мир по-хорошему завидовал нашей науке, нашей образованности, а в чем-то и героике будней, — в которой кроме казенщины была и напрочь отсутствующая ныне искренность.
В свете всего этого мы нуждаемся для формирования полноценной идентичности, а равно и духовности, — во всеохватывающей историчности, в том числе со всеми ее ухабами, которые тоже были общими. Поэтому близоруко, особенно с позиций единения нации, — кастрировать нашу общую историю, отрезая от нее трехсотлетние пласты и отдавая дань прошлому только через бедствия и признание голодомора, и создание музеев оккупации (советской, напоминаю, а не фашистской).
Сознательно игнорируя огромные пласты общего с Россией (как и с другими странами бывшего СССР) исторического прошлого, мы в Украине, несомненно, не только обедняем, но и калечим настоящее. Появляются пустоты, в которые мы проваливаемся, — ибо нация без всеохватывающей истории не может полноценно реализовать себя как в настоящем, так и в будущем. Натыкаясь на эти пустоты, мы тешим свое тщеславие наспех придуманными, вызывающими недоумение мифами, и тем самым лишь затрудняем восприятие самих себя. Возникает ситуация, которую точно обозначил Мартин Хайдеггер в книге «Бытие и время»: «те, кто не может вспомнить прошлое, приговорены к тому, чтобы сперва его выдумать».
Сосредоточимся, однако, на языковой проблеме. Деться некуда: у русскоязычных, как и у украиноязычных, есть свой резон, и своя правда. И нести эту правду никто не может запретить, так как она укоренена в сознании.
Сложнее с тем, что русскоязычные, — вопреки позиции лидеров титульной нации, считают важным официальное признание двуязычия. Спрашивается, — зачем этот официоз, если русский язык используется беспрепятственно?! Оказывается, при всей «вольнице», русскоязычные из-за отсутствия двуязычия в чем-то для них важном могут считать себя ущемленными. Возьмем хотя бы тот простой факт, что юноша, выросший в русскоязычной среде, не может при вступлении в вуз на равных состязаться с украиноязычными сверстниками. Его можно упрекнуть: так учите же украинский! Но согласимся, что при равных способностях тот, кто учил украинский только в школе, — уступит в знаниях украиноязычному. Не секрет также, что изучают украинский язык в восточных и южных областях лишь бы как. Конечно, нужно это исправить, и заставить учить язык тщательнее. Но это — сотрясение воздуха. Это в СССР могла быть эффективной даже шедшая сверху команда, вроде: «пора товарищ бабушка садиться за букварь!»
Не исключено и то, что кто-то из русофилов может ставить вопрос о русском языке как уравненном с украинским и без всякой для себя пользы, — просто потому, что это подсказывает ему русофильство, и чувство собственного достоинства.
Не исключено и то, что многие в Украине ратуют за двуязычие из чувства протеста против категоричности представителей титульной нации. Идейные же украинцы вполне могут воспринимать это как наглость по принципу, — «что им еще, этим русским надо!» Ведь рот, дескать, им никто не затыкает, русский язык звучит сверх всякой меры.
Все это так, но надо не забывать, что мы уже не живем в том обществе, где господствовало единомыслие и где инакомыслящий был изгоем. В обществе демократическом, чем кичится в Украине больше всего именно титульная нация, приходится быть терпимым даже к тем позициям, которые кажутся неприемлимыми. И проблемы, по поводу которых нет общенационального консенсуса, надо научиться решать методами убеждения, и на основе обоюдовыгодных решений, — если они, конечно, в принципе возможны.
Возникает вопрос, — может ли элита3 титульной нации согласиться на уравнивание в правах русского языка с украинским без ущерба для украинизации? Нет, не может! Не может потому, что простое признание его вторым обернется для украинского языка катастрофой. В Центре еще будут пользоваться украинским, а на Юге и Востоке страны украинский язык исчезнет.
Как видим, в Украине в отношении проблемы языка возникла неразрешимая вроде бы ситуация. Украиноязычные не могут уступить, не подрывая статуса национального языка как главного символа нации. Русскоязычных же, и это очевидно, никто не заставит смириться с «второсортностью» (как они считают) русского языка. Сказать, что они неправы, — значит грешить против совести.
Отмеченная патовая ситуация, обусловленная, с одной стороны, многовековой укорененностью и престижностью русского языка, а, с другой, — претензией носителей украинского языка на доминирование, — в течении первого десятилетия носила скрытый характер. Она, эта ситуация, — не мешала каждому субъекту власти (олигархи, государство и т. д.) делать свое дело.
Конечно, это исключало для Украины мощный рывок, поскольку для рывка нужна консолидация всех сил и готовность сплоченной нации идти на жертвы. Нация же расколотая, да еще и обворованная «до нитки», может выдерживать лишь инерционно-восстановительный процесс, которому ценностные расхождения не помеха. А то, что такое развитие есть самообман и что страна, считающаяся нами успешной, на деле (из-за отсталой структуры) от передовых стран отстает все больше и больше, — никого особо не волнует, поскольку это обстоятельство маскируется высокими темпами; и поэтому нарастающее отставание остается «за кадром». А ведь в условиях консолидации, преодоления раскола и подъема духа страна (из-за одного этого!) могла бы уже быть иной, — преодолевающей нынешнюю периферизацию, и вступающую в фазу постиндустриальную. И сам этот успех помогал бы разрешать все противоречия безболезненно, — не так, как теперь.
Конечно, отмеченная патовая ситуация, порожденная расхождениями глубинными, преодолевается непросто. Мировой опыт, — от басков в Испании, до «тигров» Филиппин, — свидетельствует о живучести ценностных расхождений, о их взрывоопасности. Проблема Украины не только в том, что каждая из противостоящих сторон, отстаивая свою позицию, периодически срывается на шельмование оппонента. И даже не в том, что, — делая вид, что ничего не происходит, — страна лишает себя шансов инновационного прорыва, требующего консолидации.
Главное в другом: в том, что ценностная, в том числе языковая проблема, не будучи решаемой, загоняется вглубь, и исподволь всё больше и больше подтачивает и разъедает единство нации. И не исключено, что если раскол на ценностной (особенно языковой) основе войдёт в фазу хронического обострения, то противостоящие друг другу части Украины могут идентифицировать себя как разные народы, не желающие жить в одной стране.
Нас не должно вводить в заблуждение то обстоятельство, что процесс «разъедания» на фоне других, — весьма радикальных, — перемен кажется малозаметным. Напомним китайскую пословицу о скале и подтачивающих её волнах: скала, подтачиваемая волнами, даже за миг до крушения кажется непоколебимой; а волны вплоть до падения скалы кажутся бессильными.
Повышенная уязвимость Украины заключается и в том, что она теснима геополитически; что судьбы страны болезненно переплетаются с интересами великих держав, прежде всего США и России. Из-за этого, особенно в период обострения противостояния этих двух гигантов, расхождения в Украине по линии «Восток — Запад» чреваты эффектом перехода количества в качество, то есть перерастания мирного противостояния во взрывное и мятежное.
Речь о политических событиях последних лет, которые, — вследствие невиданного в Украине накала страстей, — сработали как фитиль, поднесённый к бочке с порохом. Сразу оговоримся: со стороны оранжевых лидеров крайне неосмотрительно было реализовать разработанный и финансируемый Вашингтоном Майданный проект. И хотя были основания для воспевания самих майданных событий как самодостаточных, но утаить факт поддержки одной из сторон Америкой оказалось невозможным. Участие США, пусть даже «мирное», на стороне оранжевых (в качестве противовеса сине-белым) не могло не стать мощнейшим возбудителем противостояний по линиям «Запад — Центр» и «Восток — Юг».
Конечно, США на старте позиционировали себя как сторонника народа, восставшего против режима Кучмы. Однако сам Л. Кучма тут же сошёл с арены без всякого сопротивления, и плоды американской поддержки оранжевые пожали уже в противоборстве с сине-белыми. И это было несправедливо хотя бы потому, что в отличие от сине-белых, именно ключевые фигуры «Нашей Украины» являлись последовательными сторонниками Кучмы. Стало ясно, что поддержка оранжевых из-за океана не случайна, — что она предопределена их противостоянием с Россией.
В такой ситуации жители Юга и Востока, трепетно относясь к России и ее культуре, получили для противостояния мощный заряд; заряд, сравнительно с которым вызвавшая возмущение Тузла — эпизод микроскопический. Естественным было ожидать, что жители восточных и южных областей в своих протестных эмоциях выйдут из берегов; они чувствовали себя и обделенными, и оскорбленными. И избирательная кампания, — выборы Президента, была в этом случае для противостояния лишь внешним поводом.
В ходе идеологической потасовки каждая из сторон разошлась до неприличия. Оранжевые ораторы обзывали Восток бандитским краем. Протестный электорат Востока вздыбил ситуацию призывным лозунгом: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой, с «нашистской» силой темною, с проклятою ордой"4.
Так был запущен механизм мощного этносоциального противостояния, почва для которого готовилась исподволь в годы, предшествовавшие оранжевым событиям.
Опыт Украины последних лет показал, что механизм активного и острого противостояния есть механизм долгосрочного действия. Его легко было запустить; более того, его запуск сопровождался подъемом и ликованием. Однако остановить разрушительную силу этого до сих пор действующего механизма трудно, а то и невозможно. И все дело в том, что майданные события лишь в малой степени были протестом против власти; что главное в них, — ренессанс ценностей Центра и Запада в противовес ценностям Юга и Востока. Развернись Майдан в начале девяностых, — Восток и Юг в худшем случае были бы пассивными; а в лучшем случае — его поддержали бы. Ныне ситуация иная: жители Юга и Востока, — в том числе из-за тотального обомжения народа, а также по причине накопившихся разногласий и «особой» позиции Майдана, — осознают себя другими, и тоже бунтуют, поддерживая теперь уже своих лидеров, соперничающих с лидерами Центра и Запада.
Ценностное, то есть (в широком смысле) этнокультурное противостояние включает в себя множество компонентов. Но острие противостояния это, конечно же, языковая проблема. Как у боевых монахов китайского монастыря Шао-Линь вся масса энергии в бою, или же во время показательных упражнений концентрируется на кончиках пальцев, — так и в процессе ценностных противостояний в Украине именно проблема языка конденсирует совокупную протестную энергию.
Развязать языковую проблему (а она — предпосылка решения остальных проблем противостояния) посредством противоборства полярных сил невозможно. Необходим общеполитический консенсус. Однако и этой общей предпосылки недостаточно. Проблема языка, — это проблема настроя народа, а не только политиков. И для ее решения важно желание народа.
Первый шаг, — это создание атмосферы уважения, исключающей взаимные нападки, упреки и издевательства. Об этом пока что никто не заботится. Скорее, наоборот. Дальнейшие меры должны заключаться в активных взаимодействиях авторитетных личностей обеих сторон, а не только (как пока что в Украине принято) в предложениях со стороны представителей титульной нации и ее единомышленников. И, конечно же, поначалу каждая из сторон должна научиться входить в положение друг друга, и делать взаимные уступки. Украинские интеллектуалы должны первыми (они ведь здесь главные) добиться того, чтобы русские в деле украинизации стали их союзниками. И лишь при этом условии, а также при культивировании украинско-русского доброжелательства в масштабе страны возможно реальное, а не утопическое и демагогическое выстраивание национальных языковых приоритетов. В Украине должно произойти то, что в США называют технологией политкорректности. Но это не должна быть технология в американском смысле, — то есть не должно быть ничего похожего на искусственно натянутую улыбку. Успех достижим только на почве присущей славянам искренности. Кстати, я по себе знаю: когда говорю с Иваном Дзюбой или же Богданом Гаврилишиным, мне стыдно говорить по-русски, — поскольку они относятся к этому моему «дефекту» мягко и понимающе. В случаях же противоположных, настрой у меня другой.
Вернемся, однако, к проблемам общим, — к расколу и противостоянию, раздирающим Украину на части.
Убежден, что именно заоблачное зазнайство, нарциссизм и некорректность к поверженному «противнику», а также уверенность в бесповоротности свершившегося стали причинами столь быстрого провала и поражения оранжевого воинства. По аналогии с третьим законом Ньютона (действию равно противодействие) к власти, — причем без особых усилий, — пришли сине-белые.
Казалось бы, именно оранжевые лидеры, споткнувшиеся о раскол страны, ими же и спровоцированный, должны были стать сторонниками консолидации. Ведь именно они, особенно представители «Нашей Украины», позиционируют себя как носители идеи суверенности, а значит, — единения. Им можно простить даже провал экономики, поскольку тут они слабы, ведь силы экономического созидания сосредоточены на «сине-белом» Востоке. Что же касается идеи «соборности», — то в этой проблематике оранжевые числятся первыми. Но оказалось, одно дело, — риторика, и другое, — вести себя соответственно, когда ты в проигрыше, и вынужден быть в оппозиции. Оказалось, что и в этой, неприятной для себя ситуации, оранжевые лидеры не смогли не быть раскольниками.
И здесь, — в этой новой ситуации, — мы снова (как и в 2004 году) сталкиваемся с обманчивой видимостью. Внешне, как и в недалеком 2004 году, налицо соблазн оценить происходящее лишь как борьбу за власть. Однако, как и тогда, за этой витриной легко угадывается более глубокий событийный пласт, а именно: с одной стороны, — геополитическое противостояние США и России, с другой, — тот самый раскол Украины по ценностным критериям.
Начнем с первого, — с того, что не случайно в США буквально перед началом нынешнего острого противостояния побывала лидер БЮТ. Симптоматично и то, что произошло все это после мюнхенской речи В. Путина и обострения отношений России и США ввиду настырного стремления Америки продвигать натовские силы поближе к российской границе. Да и Украину не случайно именно в этот период и в НАТО пригласили, и деньги выделили.
Все так. Однако было бы упрощением считать, что весь сыр-бор с президентскими указами о роспуске парламента и о досрочных (кстати, заведомо невыгодных для Ющенко!) выборах загорелся только лишь из-за разборок по линии Россия — США — НАТО. Обострению борьбы внутри Украины, — борьбы политической, — присуща собственная логика. И в основании этой логики, как и в 2004—2005 годах, лежит все тот же раскол страны по ценностным (этносоциальным) признакам.
Новым здесь является сегодня то, что этот раскол, делящий Украину примерно надвое, в сравнении с недавним прошлым не только углубился, но закрепился и «оброс» качественно новыми субстанциями, — своего рода социальными метастазами, разрушающими страну и особенно ее экономическую составляющую.
В дополнение к тому, что творилось в Украине раньше, когда раскол олицетворяли лишь высшая власть и «майданы», ныне баталии противостоящих друг другу политических сил заполонили все этажи властно-управленческой иерархии. «Перетягивание каната», сопровождающееся драками, стало типичным как внутри «этажей» (областной, городской, районный, поселковый уровни), так и между этими этажами. И это, — не отдельные эпизоды, а обычные «трудовые будни» все большего числа активистов поселков, райцентров, городов и областей. Причем лидирует в подобных передрягах столица — Киев. Это, — ящик Пандоры.
Понятно, что подобная «управленческая» практика парализует жизнедеятельность населенных пунктов, — вплоть до целых областей.
Выправить эту ситуацию с помощью поправок к законодательству, касающихся, в частности, недоделанной, и наспех состряпанной конституционной реформы, мешает, опять-таки, раскол политических сил, — теперь уже на высшем (президентском, парламентском и правительственном) уровне.
Однако, для подобных исправлений конституции, — тождественных спасению страны от хаоса и распада, — властная парламентская коалиция должна опираться на триста голосов. Таковы правила решения судьбоносных задач. И это вот-вот должно было состояться, но такова уж ситуация в Украине, что победа одних есть поражение и протест других. Ярлык «узурпаторов власти», навешенный на премьера и спикера, стал поводом и для указов о разгоне парламента, и о досрочных выборах.
Возникает законный вопрос: чего жаждут оранжевые лидеры, дестабилизируя Украину второй раз и разрушая тем самым и без того хрупкое основание роста и развития? Ведь им хорошо известно (об этом свидетельствуют многочисленные опросы), что Партия регионов опять будет лидером, а сами они потерпят еще большее (чем на предыдущих парламентских выборах) поражение.
Единственная убедительная версия, — им надо убрать «помеху» в лице неодолимо успешного премьера В. Януковича. Ведь именно он и его соратники, возглавив экономику, разрушенную оранжевой властью, нагнали на оранжевых ужас своими успехами. К тому же «палки в колеса», вставляемые оранжевыми лидерами, ожидаемого результата не давали: экономика ускоренно росла, в страну двинулись отчаявшиеся ранее инвесторы, социальные проблемы успешно решались. Все это пугало и бесило оранжевых, лишало их шансов на реванш.
Выход для оранжевых был один: добиться досрочных выборов, проиграть их самим, но зато получить компенсацию в виде премьерного кресла, очищенного от В. Януковича. Ведь президент будет вполне удовлетворен, выдвигая на пост премьера от той же победоносной Партии регионов кого-то во всех отношениях удобного и не претендующего на головокружительный успех.
Конечно, совершив такого рода подвиг, президент напоминал бы того незадачливого князя, зачинщика одной из самых кровопролитных войн, о котором говорилось: «Он разжег мировой пожар, чтобы поджарить на нем для себя яичницу». Но чего не сделаешь ради оранжевой демократии и еще более оранжевого европейского выбора. Ну, и что с того, что выбор этот получится в пользу США. Ведь главное для оппозиции, — реванш оранжевых сил. А страна? Да Бог с ней!
Конечно, подобные замыслы, прикрываемые очистительной фразеологией, заведомо утопичны. И чем ближе они к осуществлению, тем скорее наступит их крах. Ибо нельзя строить будущее страны на подрыве ее основ и на разжигании вражды.
2 На Конгрессе русских зарубежных соотечественников, проходившем в 2001 году в Москве, докладчики от США подчеркивали преимущественную способность украинцев группироваться и солидаризироваться, — в отличие от разрозненных русских.
3 Я не случайно использую здесь термин «элита» без кавычек.
4 Кстати, эта песня производит на пакостников потрясающее впечатление. Был такой случай. В Германии, в ресторане немецкие отморозки стали надсмехаться над нашими девушками-спортсменками. Тогда девушки запели: «Вставай страна огромная…» И хулиганье вмиг притихло.
ПАХОМОВ Юрий Николаевич — академик Национальной академии Наук Украины, директор Института мировой экономики и международных отношений НАН.
http://www.fondsk.ru/article.php?id=729
