 |
| Новая политика | Николай Пахомов | 12.05.2007 |
Холодность Вашингтона, Брюсселя, других европейских столиц в ответ на призывы России осудить действия эстонских властей, критика российских попыток защитить могилы павших, а то и приступы натуральной русофобии, типичные для не самых умных западных идеологов времён «холодной» войны в начале ХХI века, кажутся особенно досадным казусом. Однако при совсем небольших усилиях всё это объяснить можно — Запад Россию как не понимал, так и не понимает, искренне опасается и разобраться в российской позиции не спешит.
Это, конечно, очень расстраивает — нынешняя эпоха глобализации хотя бы по рациональным, экономическим причинам подталкивает народы к большему, взаимовыгодному сотрудничеству, а в отношениях России и Запада мы наблюдаем такое непонимание. Но понимание на пустом месте само по себе не появляется, над ним необходимо работать. То, что в западных столицах этого ещё толком не осознали, проблема их, мы же должны ясно представлять себе, что от России — от высшего руководства страны, от дипломатов, от бизнесменов, деятелей искусства, науки, активистов гражданского общества, простых людей — также требуется предпринять определённые усилия, чтобы лучше разъяснить свою точку зрения западным соседям.
Россию не понимают не только потому, что российская цивилизация так уже сложна для понимания, или из-за того, что такого желания понять на Западе нет, но и потому, что наша страна пока не умеет разъяснять свою позицию, показать себя в выгодном свете. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на нынешние возможности России в этой сфере.
Первый, самый очевидный канал разъяснения — МИД. Ожидать здесь сверхэффективности пока точно не стоит: большинство российских дипломатов готовились и получали свой практический опыт в годы «холодной» войны, когда Запад был врагом, за симпатиями которого гнаться неуместно. Такое отношение не меняется в одночасье, даже если к этому призовёт Владимир Путин, перестройка психологии российских дипломатов займёт время и немалое. (Справедливости ради следует сказать, что успехи на этом направлении всё-таки имеются, уж в таких оговорках как у Кондолизы Райс с её недавними тезисами о «советских» ракетах и начале сооружения ПРО в Европе, российские дипломаты замечены не были).
Но это дипломатия традиционная. Современные международные отношения знают и целый ряд прочих внешнеполитических инициатив, главной целю которых является демонстрация достижений культуры, помощь желающим в изучении языка. Сети британских, американских, французских, немецких, испанских культурных центров давно раскинулись по всей планете, у России сегодня таких возможностей не существует. Определённые успехи, безусловно, есть, но это не централизованная политика, а, как правило, заслуга отдельных энтузиастов или разовые акции.
Следующее направление — умение выстраивать отношения со СМИ. Кое-что в последние годы здесь делается, но по популярности и качеству работы российским проектам пока далеко до зарубежных аналогов, вещающих уже десятилетиями. Понятно, что и создание сети российских культурных центров и государственные инициативы в области средств массовой информации, обращённые на зарубежную аудиторию, требуют существенных затрат. Но тут следует учесть, что такие проекты способны принести в дальнейшем ощутимые прибыли, ведь хороший имидж страны это, например, и большая инвестиционная привлекательность. А деньги на такую активную внешнеполитическую пропаганду в результате хорошей конъюнктуры на международных рынках энергоносителей в российском бюджете сейчас водятся.
Российским властям и поддерживающим их в улучшении имиджа страны общественности и бизнесменам нужно ясно представлять себе, с какой зарубежной аудиторией предстоит работать. Понятно, что политики и эксперты, ветераны «холодной» войны вряд ли изменят свои убеждения. Поменять можно мнение простых людей, представление о России имеющих лишь из необъективных, а то и откровенно предвзятых репортажей о происходящем в нашей стране.
Анализируя эту аудиторию, следует отметить, что совершенно особый случай представляет восточно-европейская публика. С одной стороны, работа с ней необходима очень аккуратная, учитывая всю сложность истории взаимоотношений. С другой, в случае успеха такой работы, эффект может быть очень позитивным.
Конечно, в этом регионе воспоминания о российском присутствии во времена империи или Советского Союза, мягко говоря, не всегда позитивные. Однако осознание общих интересов и даже некоторая близость менталитетов присутствует. Не без удивления, мне лично приходилось несколько раз замечать на различных дискуссиях на международных научных конференциях, что в рамках любой рабочей группы или круглого стола легче достичь взаимопонимания с румынскими, чешскими или, скажем, сербскими представителями, чем, например, с голландскими, норвежскими или итальянскими.
Обратив на это внимание, я спрашивал у своих восточноевропейских друзей и знакомых, наблюдали ли они нечто подобное, и всегда получал утвердительный ответ. Более того, выходцы из Центральной и Восточной Европы, живущие в США, также замечали особую близость и эффективное общение в иммигрантских кругах восточноевропейцев, например, поляков и выходцев из СССР. Нечто подобное существует и в сообществах трудовых мигрантов, следующих внутри ЕС в поисках хорошего заработка в Великобританию, Ирландию, другие старые члены интеграционного сообщества.
Другими словами, в отношениях России с Центральной и Восточной Европой необходимо различать два уровня — уровень отношений политиков, в погоне за лёгкими политическими очками пугающих избирателя российским империализмом, и уровень отношения простых людей, где навыки коммуникации не утрачены. Кстати сказать, именно в Центральной и Восточной Европе может ещё ярче проявиться другой феномен, способный помочь лучшему пониманию России в мире.
Иметь хорошие, рабочие отношения с Россией становится всё более выгодно. В той же Польше ширится корпус предпринимателей, в особенности, нового поколения, имеющих успешный бизнес с Россией. Конечно, о неудачах польской борьбы за независимость позапрошлого века и пакте Молотова — Рибентропа они помнят, однако знают также, что в России не всё так плохо, а дело с россиянами иметь можно.
Этот прагматичный подход к России всё более распространён и в других регионах мира. Даже западные бизнесмены и аналитики, действительно старающиеся понять процессы, происходящие у нас, истерик об «упущенной» для демократического сообщества народов России возможности разделять не склонны, предпочитая больше думать о бизнесе. Да и вообще крупная и влиятельная страта интеллектуалов в западных обществах, видимо, должна стать основным собеседником российских властей и общества, пытающихся разъяснить, что их родина не такая плохая, как часто пишут ангажированные СМИ.
В целом работа с международным общественным мнением разделяется на два больших фронта. Один — это доступная и привлекательная для восприятия информация о происходящем в России и её внешней политике, ориентированная на широкую аудиторию, второй — хорошо подготовленная дискуссия о сути и путях развития российской цивилизации, которую надо вести, прежде всего, с интеллектуальными элитами Запада и других цивилизаций.
Направлений же, по которым можно вести этот диалог, существует несколько. Во-первых, даже объективные специалисты-политологи с большим сомнением относятся к американскому желанию строить однополярный мир. Сомнения эти всё больше крепнут от того, что Вашингтону фактически так и не удалось добиться чего-нибудь односторонними акциями — не решены ни стратегические задачи, например, борьбы с глобальной бедностью и болезнями, создания более справедливой мировой экономики, ни тактические вопросы войны с международным терроризмом.
Помимо критики однополярного подхода хорошим ресурсом для идеологического продвижения российской внешней политики могут стать и требования поддержать многообразие культур и традиций, подкреплённые дипломатическим весом России. При этом совершенно не обязательно сбиваться на оголтелую критику западной культуры массового потребления, навязывания через международные финансово-экономические институты идеалов свободной рыночной экономики или настойчивых попыток насаждать демократию западного образца там, где для неё не готова историческая и культурная почва. Неуклюжесть и тупиковость такой политики развитых государств очевидна думающим людям и на Западе, и на Востоке. По большому счёту, официальной Москве достаточно просто спокойно, последовательно и обосновано выступать против всех этих попыток привести столь разнообразные цивилизации Земли к единому знаменателю — сторонников России от этого прибавиться в самых разных уголках планеты.
При этом, как и при осуществлении любых других проектов, призванных повысить имидж России, быстрых результатов ожидать не стоит. Чтобы эти результаты были, помимо стабильного финансирования необходимы тщательное изучение и разумное осуществление зарубежного опыта, объективность, последовательность, выдержка, а, самое главное, наличие ясной политической воли на высшем уровне. В противном случае реакция Москвы даже на самые одиозные акции, вроде нынешних эстонских перезахоронений, так и будет в мире не только не понята, но и до конца не услышана.
