 |
| Радонеж | Александр Богатырев | 11.05.2007 |
«А ты новый храм строй, каменный, да полы теплые, деревянные. Народ будешь лечить».
Отец Георгий вернулся домой в великом расстройстве и недоумении. «Вот так утешил старец!» Хотел получить благословение на смену прихода, а тут такой наказ! Доходов никаких. Кругом нищета. Как тут каменный храм строить?! А, главное, даже не нищета, а не прекращавшиеся бесовские нападки и страхования. Порою пол в храме ходуном ходил, и раздавались жуткие вопли…
Но, велика сила благословения старца! Через несколько лет был построен не только большой каменный Спасо-Преображенский храм, но и трехэтажный приют для девочек-сироток, в котором в некоторые годы проживало до ста пятидесяти воспитанниц. Помимо этого, отец Егор (так с любовью называл его простой люд), построил 7 церковно-приходских школ.
За послушание и великие труды Господь наградил его даром прозорливости и целительства. Вот тут-то и пригодились теплые деревянные полы. Народ приезжал к нему за исцелением не только из ближайших сел, но и из дальних городов и весей. По его молитвам исцелялись больные и бесноватые.
К нему посылали страждущих Иоанн Кронштадтский и Оптинские старцы. А когда начались гонения на Церковь, и Оптина Пустынь была закрыта, тысячи богомольцев устремились к отцу Георгию. Так глухой деревенский приход стал всероссийской духовной лечебницей.
Большевики не долго это терпели. Церковь и здание приюта были уничтожены, отец Георгий арестован. В 1928 году он скончался, а семью его изгнали из дома и репрессировали.
От былого духовного центра остался лишь источник, освященный отцом Георгием. И в самые лютые годы гонений сюда не переставали приходить люди. Часты были случаи исцеления.
Недавно заново обустроили колодец, построили купальню.
В Петербурге в храме преподобного Серафима Саровского служил уроженец Болхова протоиерей Василий Ермаков. Он очень почитал отца Георгия и передал эту любовь своим духовным чадам. Они организовали Паломнический центр и стали по нескольку раз в течение летнего сезона приезжать в Спас-Чекряк большими группами. В Болхове «питерцы» выстроили гостиницу для паломников. Когда отец Василий оказывался в родном городе, то сопровождал своих чад, рассказывая о прежней жизни Болхова. Он непременно посещал с ними местный Оптин монастырь и Спас-Чекряк.
А в последний свой приезд он несколько раз повторил: «Надо Спас-Чекряк возрождать. И Церковь надо вновь строить».
Тогда никто не понял, что это было его завещанием. Говорил он, как всегда, не приказывая, как бы рассуждая о том, что желательно сделать. И пожелание это воспринялось, как одно из звеньев в долгой череде предстоящих дел.
У некоторых спутников отца Василия тогда возникло тревожное ощущение того, что с родиной отец Василий прощается навсегда. Но подобные чувства и мысли всегда стараешься отогнать.
Вскоре мечту о восстановлении храма в Спас-Чекряке отец Василий закрепил благословением взяться за дело без промедления.
Будущих строителей благословил и архиепископ Орловский Паисий.
Но как не растеряться и не усомниться в необходимости строительства каменного храма в пустынном месте, куда и добраться-то можно только в сухую погоду. Разбитый асфальт заканчивается за две версты до Спас-Чекряка, а дальше начинается укатанная земля с рытвинами и колеями, по которой в дождливую пору можно проехать только на тракторе.
И для кого строить? В местной школе 15 учеников и 7 учителей, не уличенных в религиозной жажде. В полуразвалившемся казенном бараке доживают несколько пенсионеров в сообществе коз, десятка кур и изрядного количества разномастных котов и кошек.
В километре-другом, за оврагом, где когда-то воспитанницами был вырыт пруд, видны крыши домов, в которых поселились выходцы с Кавказа. Не трудно догадаться, что радетели о демографической безопасности России обеспечили заселение быстро вымирающих орловских деревень «лицами неправославного вероисповедания», которым вряд ли понравится идея постройки по соседству православного храма.
Мы были в деревнях, где еще десять лет назад было полторы сотни жителей. Теперь там четыре избы с двенадцатью обитателями.
Заехали мы в самую глушь, где поля, отрапортованные в недавних сводках, как вспаханные и засеянные, густо покрыты метровым березовым подростом.
Особенно запомнилась деревня с чудным названием Кремль. В Кремле еще сохранился один из нескольких скотных дворов. Увидели мы и живого человека. Он ехал в мотоцикле с коляской, груженой всякими железяками. Сбор железа в брошенных домах, помимо грибов и ягод, — один из немногих отхожих промыслов.
Мы спросили «кремлевского мечтателя» о его заветной мечте. Нетрудно догадаться, что наш диалог мало походил на разговор товарища Ульянова-Ленина с Гербертом Уэллсом. Мечта орловского кремлевца была скромна и понятна каждому гражданину, сумевшему без особых потерь скоротать время до тихих апрельских сумерек. Увы, даже если в этот вечер ему удалось бы разжиться вожделенным напитком, она не воспарила бы до масштабов нового ГОЭЛРО, хотя электрический провод в его коляске поблескивал.
Так для кого же строить храм?
Отец Василий, приезжая в Болхов, сокрушался о том, что его земляки так равнодушны к вере. Целые автобусы питерских и московских паломников время от времени заполняют Болховские храмы. А местных, среди богомольцев, — по пальцам перечесть.
А какие в Болхове храмы! Трудно представить, что до револции их было 28. Даже при семи оставшихся Болхов кажется городом сплошных церквей. В последние годы прекрасно отреставрировали ансамбль Спасо-Преображенского собора и Георгиевский храм, в котором, кстати, служил сын отца Георгия — Николай. Неплохо сохранился и центр города с домами дореволюционной постройки. Многие дома отремонтированы и покрашены.
Горят на солнце кресты и купола Спасо-Преображенского собора. Сверкает луковка колокольни Георгиевского храма. Десять лет назад, во время моего первого приезда в Болхов, колокольня была обезглавлена, и весь город казался вымершим и лишенным души. Теперь же город преобразился. Вдали, за оврагами, покрытыми березовыми перелесками, на высоком холме виден пятиглавый собор местного Оптина монастыря. Он органично и торжественно завершает панораму города — словно нужный и точный мазок на великолепной картине. А ведь и этот монастырь еще недавно серел печальными руинами.
Болховчане говорят: «Это все молитвами отца Василия». И тут же поминают губернатора Строева, выделившего средства на реставрацию храмов.
Красив древний Болхов! Удивительно хороши его храмы. Жаль, молящихся в них маловато.
Поэтому и говорили нам местные люди: «Чего удумали! В Спас-Чекряке церковь строить! Что вам Болховских церквей мало!?"…
Вот и заколебалась нетвердая в своих путях душа. А может и вправду не стоит этого затевать?
Может мечте отца Василия не суждено воплотиться в жизнь… И сил особых нет. И денег потребуется немало… И от Питера не близкие концы. Надо бы народ привлечь не только питерский. Отец Егор для всей России был великим молитвенником и утешителем.
Чтобы развеять сомнения и привлечь к этому делу народ, мы решили снять фильм. Перво-наперво заехали в Оптину Пустынь — туда, где началось возрождение Спас-Чекряка. Здесь наши сомнения сразу же стали рассеиваться. Нас принял и благословил отец Илий. Он тоже, как и отец Василий Ермаков, — уроженец Орловской земли. Удивительно, что уроженцем Орла был и отец Иоанн Крестьянкин.
Если отец Василий сокрушался о том, что в его детстве и юности — в самый разгар безбожного лихолетья — в Болхове никто не вспоминал об отце Георгии, то отцу Иоанну посчастливилось десятилетним отроком побывать в Спас-Чекряке и даже прислуживать отцу Георгию. Несколько дней он — самый молодой — жил вместе с самой старой монахиней в его доме. Воспоминания об этом паломничестве он сохранил на всю жизнь, и считал отца Георгия своим духовным отцом.
Понятно, что благословение таких замечательных старцев, как отцы Василий, Иоанн и Илий да, к тому же, еще и земляков отца Георгия, не может быть простой случайностью И не исполнить его нельзя. Они при жизни с большой любовью относились друг к другу. Отец Иоанн часто говорил приезжавшим к нему петербуржцам: «Зачем вы ко мне приехали? У вас отец Василий есть».
И отец Илий нередко отсылал питерцев к отцу Василию. Так они, по великой скромности, отсылали друг к другу людей, приезжавших за духовным и житейским советом. Каждый из них не считал себя истинным старцем, видя в своем собрате гораздо большие дарования.
Совершенно очевидно, что существует духовная связь между ними, отцом Георгием Коссовым и Оптинскими старцами. И наши сомнения, вызванные современным состоянием: безлюдием, запустением, бедностью, отсутствием не только верующих, но и просто хороших работников, по человеческому разумению не разрешимы. Но и во времена отца Егора трудно было представить, что в этом наибеднейшем краю начнется интенсивная духовная и хозяйственная жизнь. Крестьяне долго не могли поверить в то, что больной, кашлявший кровью священник, осилит затеянное дело. Но по прошествии нескольких лет немало образованных господ стали приезжать подивиться его трудам. Правда, их поражала не столько церковная сторона жизни Спас-Чекряка, сколько невиданный педагогический опыт.
Княжна Оболенская — дочь известного декабриста — пожелала остаться здесь в качестве учителя и воспитателя навсегда.
Воспитанницы отца Георгия не только получали приличное образование, но и выходили в люди прекрасными работницами, умевшими и в поле работать, и ткать, и шить, и стряпать — все, что нужно и в крестьянском и городском быту. Но главное — они обретали духовный опыт и стойкость, которые так пригодились им, когда рухнули вековые устои русской жизни, и всем им пришлось пройти через невероятные испытания.
Отец Георгий готовил их к самостоятельной жизни, как родной отец. Собирал им приданое, пожелавших вести иноческую жизнь, устраивал в монастыри. Некоторые не хотели покидать приют и оставались в нем трудиться в в качестве воспитателей и хозяйственных работниц.
О чудесах и подвигах отца Георгия Коссова уже написано несколько книг, но самое большое его чудо — это его воспитанницы. Им он передал свою любовь и воспитал их настоящими христианками. Многие из них прожили, безо всякого преувеличения, свято, и, надеемся, встретились со своим духовным отцом и учителем в светлых обителях Царства Небесного.
Так для чего же нужно восстанавливать храм в глухом месте, где он, как всем кажется, никому не нужен?!
А для того, чтобы возродить жизнь. Нет храма, нет молитвы, нет молитвенников — и прекращается жизнь.
Один местный священник рассказал нам о селе, где жила всеми почитаемая старушка. Там не было церкви. И люди со всей округи приходили к ней с просьбами помолиться об усопших, спрашивали, что надо делать в тех или иных случаях. Ей приходилось мирским чином отпевать умерших, а многих и крестить на смертном одре.
Но вот умерла она — и в несколько лет от села ничего не осталось, поскольку с древних времен известно — не стоит село без праведника.
Именно там, где сгущается мрак, нужно зажечь светильник. Огонек слабой свечи или единственной лампадки рассеивает мрак. Это уже не кромешная тьма. Затеплился свет — и на него рано или поздно пойдут заблудившиеся во мраке люди.
