 |
| Фома | Алексей Чеботарев | 08.05.2007 |
Отец — солдатам
На батюшкиной машине въезжаем в ворота части. Отца Александра часовые в голубых беретах приветствуют по-военному, очень уважительно, хотя под благословение никто не подходит. Походный храм во имя чудотворного образа Пресвятой Богородицы «Благодатное небо» развернут тут же, в одной из комнат контрольно-пропускного пункта. Батюшка с гордостью показывает нам церковь — походный алтарь и каждая икона сделаны добросовестно, кое-что руками самих военнослужащих; везде идеальный порядок, на алтаре местами видны следы свежей краски. Только вот комнатка для полковой церкви маловата — здесь свободно может разместиться разве что один взвод, а двум взводам уже будет тесно. «Комполка обещал, что скоро начнем строить каменную церковь на территории части, — говорит отец Александр. — Сегодня мы как раз с ним эту тему обсудим более подробно».Батюшка, несмотря на «военную» фамилию, до рукоположения имел дело с армией только во время срочной службы, которую проходил на советско-норвежской границе. В армию пошел «довольно охотно, потому что в семинарию брали только после срочной». И, в отличие от своего непосредственного начальника, священника Михаила Васильева, куратора ВДВ в «армейском» отделе Патриархии, уверяет, что в «капелланы» пошел добровольно: «Искали иереев ехать в Косово, окормлять наш контингент — я и поехал. И не жалею об этом». Смеется: «Опять же, командировочные — целых пятьдесят рублей в день». С тех пор батюшка работает с «военнослужащими нескольких десантных и ракетных частей» — он так и не захотел уточнить, скольких и каких именно. Так что в Генштабе могут быть спокойны: наш российский священник никакому шпиону военную тайну не выдаст.
В семье отца Александра трое детей — два сына и дочь. Сыновья уже призывного возраста, но пользуются отсрочкой, потому что учатся в вузах. На мой вопрос, не собираются ли они в семинарию, батюшка вздыхает: «Может быть, Бог даст. Вот кем они точно не хотят быть, причем категорически, так это офицерами или армейскими священниками. Они со мной много поездили — не нравится ребятам армия». Но чем именно не нравится, батюшка объяснить так и не смог.
По его словам, работа священника в воинских частях строится примерно по одному сценарию: раз в неделю — богослужение, в другой день — так называемые «беседы» (фактически — лекции) с солдатами и офицерами (отдельно) на «культовые» темы (в основном, о значении праздников и связанных с ними обрядов). Редко, но бывает, что командование просит батюшку лично побеседовать с кем-либо из военнослужащих, замеченных в нарушении дисциплины (у самих офицеров сегодня выбор средств дисциплинарного воздействия на подчиненных невелик — от «наряда вне очереди» и «упал-отжался» до матерных оскорблений или удара в зубы). Иногда командование части просит провести молебен с водосвятием, например, для освящения пасхальных куличей и яиц. Вот, собственно, и все.
ВДВ — «войска для войны»
Командир 45-го, гвардии полковник Александр Шулешов, доволен работой священника: «У нас сейчас из полка не убегает никто, а раньше постоянно ловили… Считаю, что это батюшка постарался. Ну и вообще приходит немало верующих ребят — как им без духовности-то служить? Я сам в 40 лет, в 2002 году крестился — это было в Чечне. Почему? На войне без Бога нельзя». Два Александра — отец и командир — увлеченно обсуждают вопрос строительства храма, количество стройматериалов… А когда неожиданно выясняется, что на выделенном участке будет трудно сделать все как надо — вход на западе, алтарь на востоке — вместе ищут решение проблемы и находят взаимоприемлемый вариант, чтоб и каноны соблюсти, и территорию украсить.На улице, между тем, большинство бойцов полка маршируют и строятся по ротам. И это не обычная строевая подготовка, а военные учения — бойцы выходят из казарм с полной выкладкой и боевым оружием. Вместо традиционных голубых беретов на головах черные вязаные шапочки, которые можно натянуть до самой груди, и тогда они превращаются в маски с прорезями для глаз. Все в бронежилетах, за плечами — огромные рюкзаки, в руках автоматы, снайперские винтовки. Такое оружие я видел только на сайтах, посвященных «спецтехнике»: автомат-гранатомет «Гроза», бесшумный автомат «Вал», снайперские винтовки «Винторез» и ВСС… Некоторые «примеряют» светло-зеленые резиновые костюмы. Однако «эта штука», как объяснил мне, штатскому, командир роты в звании майора, вовсе не от химического оружия, а для болот и сырых ям, где любят прятать снайперов (собственно, только снайперы такие костюмы и надевали). Но сфотографировать все это великолепие не удалось — нас попросили: «Не снимайте нас, ребята!»
Сейчас бойцы и офицеры 45-го в Чечню вроде бы не ездят — так, по крайней мере, они сами говорят журналистам; хотя, по данным агентства «Интерфакс», в республике постоянно пребывает сводный разведотряд ВДВ. А вот учения идут полным ходом. Впрочем, и солдаты, и офицеры, и сержанты, с которыми удалось побеседовать, в один голос утверждают, что и без этого учебой заполнен, без преувеличения, весь день бойца — с 6 утра до 10 вечера. Разница лишь в том, что на учениях занятия продолжаются сутками, почти без перерывов. 45-й полк и создавался в феврале 1994 года как «элита элит». И тех, кто там служит, обучали и обучают не только работе обычной военной разведки, о которой мы знаем по книгам и фильмам — выход в тыл врага, захват «языка», диверсии, знаменитая «разведка боем». Навыками бойцов «сорокапятки» владеют в армии очень немногие — здесь учат маскировать мину под что угодно, от авторучки до «дипломата», вести слежку, закладывать тайники, работать с агентурой, заниматься «психологической спецпропагандой», наконец, не просто убивать, а планировать и проводить «операции по устранению людей"…
Ну и, конечно, прыжки с парашютом. «Ты прыгал? — с презрительной усмешкой переспрашивает меня сержант Николай, когда я упоминаю о своем опыте парашютирования. — С «вертушки»? Это ж совсем не то, брат. Суди сам — вертолет Ми-8 летит 100−120 км/час, прыгают с большим интервалом, первый прыжок всегда в тандеме (в связке — А.Ч.) с инструктором. А мы прыгаем поодиночке, обычно с Ил-76, на скорости 400 км/час и выше, интервал между прыжками меньше полсекунды, сносит всех в одну сторону и разлет (расстояние между парашютистами в воздухе — А.Ч.) минимальный — 150 метров. Прибавь сюда то, что десантируемся мы вместе с техникой — и сверху тебя может БМД (боевая машина десанта — А.Ч.) накрыть уже на земле… То есть здесь опасность гораздо выше». Но разговор продолжить не удается — пора идти на лекцию, или, как называет ее батюшка, «беседу с личным составом» разведроты.
В армии не ругаются — здесь так разговаривают
Заходим в здание казармы, именуемое на вывеске «общежитием для военнослужащих». Нас встречает и приветствует сразу целая группа — дневальный, сержант, капитан. Низкорослый мускулистый сержант с недобрым лицом требует от нас не фотографировать «офицеров и сержантов». Пока расставляют стулья для бойцов — на лекции будет присутствовать только один взвод, остальные уже вышли или собираются выходить на учения — окончательно убеждаюсь в правоте моих наблюдений, насколько отличаются друг от друга военные даже одной части. Не только формой, погонами и количеством нашивок. Привычному для нас образу рослых и красивых десантников здесь соответствуют только офицеры; сержанты и рядовые (и контрактники, и срочники) — все ниже среднего, в лучшем случае, среднего роста, а солдат ростом 175 см на общем фоне уже кажется гигантом. Такая вот наглядная иллюстрация последствий плохого питания в детстве, которое пришлось у ребят на шальные 90-е. «Молодые» выделяются еще и отсутствием развитой мускулатуры и выправки (сержант и контрактник выглядят так, словно и спят по стойке смирно). «Кормят здесь здорово, — говорит рядовой Александр Семенов из Твери, сегодняшний дневальный. — Только однообразно. Борщ с мясом, хлеб с маслом, картошка или каша с мясом, салат из капусты, компот. Так сладкого не хватает! Я тут пока еще три месяца только, как и весь наш призыв, но надоела уже эта казенная еда. Вы б хоть сладкого привезли…»Между тем лекция началась. Тема — Страсти Христовы и Пасха. Разумеется, батюшка не пересказывает катехизис, он старается укрепить в слушателях, молодых солдатах, патриотизм и пробудить в них желание бороться с грехами. Рассказав о Распятии, отец Александр развивает тезис, что все мы распинаем Бога своими грехами. И спрашивает бойцов: «Вот кто из вас ругается матом, поднимите руку!» Над рядами взметается лес рук… Лекция проходит в небольшом закутке зала казармы, заставленного койками в два яруса — между койками и стеллажами со снаряжением. Бойцы слушают очень внимательно, все глаза устремлены на лектора, который ни на секунду не теряет контакта с аудиторией («Не ковыряй болячку!» — это священник бойцу, сидящему в первом ряду). Затих даже ручной кролик по кличке Гений, сидящий в клетке на столе по правую руку от батюшки. («Гений — потому что все понимает быстрее «молодых», — объясняет мне прапорщик-контрактник).
А ближе к выходу замкомандира роты по работе с личным составом в это время ставит задачу другому взводу «молодых», который вместо лекции должен сейчас выйти на сутки в лесополосу на учения. Капитан объясняет все дружелюбно, с легкой иронией, и так доходчиво, что даже я, человек абсолютно штатский и никогда не служивший, сразу все понимаю: взвод должен выдвинуться в лесополосу на условную точку на карте, занять ее, выставить охранение, дождаться условного противника (другой взвод), не дать ему себя обнаружить, разоружить и захватить в плен бойцов противника без применения оружия и всяких опасных спецсредств. Но, увы, даже опустив детальное описание конкретной задачи каждого бойца, я не могу процитировать инструкцию — она целиком (за исключением местоимений, междометий и названий видов оружия) состояла из матерных слов. Священник, тоже хорошо слышавший инструктаж, поморщился, но лекцию прерывать не стал. «Ничего, я еще доберусь до его сердца, — сказал он мне после лекции. — Работы впереди много, но у нас есть свои миссионерские методы борьбы с этой скверной — очень эффективные».
«Товарищ капитан, а как Вы считаете, нужен вообще священник в армии?» — спросил я одного из ротных офицеров, вручив ему наш журнал. «Естественно, — ответил мне капитан, лицом и фигурой очень похожий на Майка Тайсона, только белокожий. — Они ж такие темные приходят, ничего не знают ни о Боге, ни о Родине…» — «А Вы все знаете?» — «Конечно, я ж пять лет в военном училище учился!» «Здорово, когда священник приходит, — говорит мне один из «молодых» слушателей уже окончившегося матерного инструктажа (он постеснялся назвать мне свою фамилию — «просто Костя»), продолжая укладывать свой рюкзак. — Нет, я неверующий. Просто он хоть говорит с нами по-человечески…» Священника молодежь пока знает лишь как лектора. А еще им раздали по экземпляру Священного Писания, которое они, кстати, действительно читают, когда бывает время: сам проверил — спросил, что именно в Писании им особенно интересно или непонятно. Но пока интерес к Библии у ребят культурно-исторический: «Там какие-то фистимляне, римляне, персы — а куда они все подевались?»
«Я считаю, что те, кто откупается от армии, и есть настоящие Иуды, — говорит бойцам отец Александр. — Они продают и Родину, и Христа». По рядам проносится одобрительный шум. А Саша Семенов тоскливо говорит: «Дурак я все-таки, что из института вылетел… Теперь вот тут летаю… Нас уже возили на прыжки — но первые прыжки не состоялись из-за того, что парашюты смерзлись на аэродроме, мороз был злющий. Прыгнули только по разу. Нормально, не страшно, мне даже понравилось. Но, говорят, всякое бывает… Знаете, есть такая армейская поговорка: «Попал в десант — гордись, не попал — радуйся».
