Правая.Ru | Егор Холмогоров | 27.04.2007 |
Когда скончался Борис Ельцин, только ленивый умудрился не проговорить что-нибудь насчет конца эпохи. Для кого-то великой, для кого-то кошмарной. Но никто не думал, что это окажется настолько буквальным. На следующий день после похорон «новопреставленного первого президента Российской Федерации» Владимир Путин огласил отложенное из-за них на день послание к Федеральному Собранию. И стало понятно, что смерть Ельцина и в самом деле была знаковой. Эпоха не только закончилась, но и началась. После ритуального почтительного жеста в адрес предшественника Путин несколькими словами дал исчерпывающе-отрицательную характеристику его эпохи: «В то время страну раздирали сложные социальные конфликты, партийные и идеологические противоречия. Реальной угрозой безопасности России и ее целостности был сепаратизм. И при этом — критически не хватало ресурсов для решения самых насущных, жизненно важных проблем… Мы много лет вместе работали, чтобы преодолеть тяжелые последствия переходного периода. Чтобы уйти от издержек глубокой и не во всём однозначной трансформации».
А то, что говорил Путин дальше, было обращено уже не к прежней эпохе, и не к эпохе «сосредоточения» России и ее моральной и физической реабилитации, а к будущему. Путин фактически перескочил через барьеры уличных политических споров нашего времени о «другой России», «полицейском государстве», «святости сапога» и «изгнании понаехавших». Общим знаменателем всех «уличных» версий идеологий — от либеральной и коммунистической, до националистической и нацистской, была реактивность, логика затыкания дыр в нашей современной кризисной реальности, причем затыкания негодными средствами. Эти идеологии, как следствие, сползали во все больший примитивизм, экстремизм и маргинализацию — будь-то «идеологически обоснованная» торговля Родиной, призывы избавиться от Путина ценой России, «русский сепаратизм» или что-то еще. В любом случае, перед русскими выдвигались некие «идеалы», ради которых предлагалось пожертвовать реальностью существования нашей страны, структурами ее цивилизации, внешней самостоятельностью и хрупким гражданским миром.
Какую бы идеологию ни приняла при этом власть — будь то половинчатый либерализм, который был характерен для чиновничества всего путинского срока, или национализм, тренд к которому обозначился в последние полтора-два года, впереди неповоротливого государственного паровоза бежали группы радикальных критиканов, которые орали и орут, что «и этого мало». Именно таким ором в свое время горбачевская перестройка из умеренной и инновационной трансформации (вспомним ее первый лозунг — ускорение НТР) была превращена в гонки к бездне. И единственным способом дать конструктивный ответ -было предложить более общую идеологию и программу, которая превосходила бы любую критику глубиной, основательностью и масштабностью постановки задач, переходом на иной смысловой и символический уровень. И Путин блестяще решил именно эту задачу.
Его Послание впервые за историю этих посланий было полностью и бескомпромиссно консервативным, лишенным всякого намека, малейших экивоков в сторону гайдарочубайсовского либерализма. Русский национальный и державный консерватизм выражен был Путиным в своей классической и предельно глубокой форме: «духовное единство народа и объединяющие нас моральные ценности — это такой же важный фактор развития, как политическая и экономическая стабильность. Убежден, общество лишь тогда способно ставить и решать масштабные национальные задачи — когда у него есть общая система нравственных ориентиров. Когда в стране хранят уважение к родному языку, к самобытным культурным ценностям, к памяти своих предков, к каждой странице нашей отечественной истории».
Никаких клятв на верность европейскому пути, свободе и демократии и прочих расписок в верности Вашингтонскому обкому на сей раз было не дождаться. Напротив, говоря о взаимоотношениях самобытной русской культуры и культуры мировой, Путин наконец-то перевернул западническую формулу «Россия — страна европейской культуры». Напротив — «культурная и духовная самобытность еще никому не мешали строить открытую миру страну. Россия сама внесла огромный вклад в становление общеевропейской и мировой культуры». Не «подгонять» Россию к усвоению «общечеловеческих ценностей», а напротив — европейскую и мировую культуру оценивать как созданную при огромном, а иногда и решающем вкладе России.
Даже остаточные следы «антифашизма», которые негусто были разбросаны по тексту, приобретали в связи с общим контекстом совсем иную заостренность. Не против сторонников того, чтобы в России говорили на русском языке, чтобы Россия шла в мире своим путем, без вмешательства извне и нарушения нашего суверенитета, а против нацистов, которые стремятся то ли уничтожить единую Россию, чтобы сдать ее белым сагибам по частям, то ли превратить ее в заповедник для тех гоблинов и орков, которых наши деды давили и раздавили 65 лет назад. Когда в одном Краснопресненском парке в один и тот же день 21 апреля на соседних площадках 15 человек отрабатывают приемы древнерусского боя на мечах, а другие 15 человек кричат «Хайль Гитлер» (сцена, виденная автором лично несколько дней назад), то понимаешь, что проблема экстремизма не высосана из пальца, и главное — вопрос о том, будут ли национальные силы эволюционировать к экстремизму, или власть — к национальным силам.
Путин сделал мощную заявку на второе. И главным ручательством серьезности его намерений стало полное и капитальное отречение от социал-дарвинизма, который составлял и составляет костяк и чубайсовщины, и грефовщины и зурабовщины. «За все надо платить», «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», «государство не может вас содержать». Еще в прошлом году многие пассажи послания Путина можно было понять именно в этом смысле. В этот раз, затрагивая любую социальную проблему, он делал прямо противоположные заявления, основанные на прямо противоположных предпосылках.
«Новый Жилищный кодекс возложил полную ответственность за содержание жилых домов на собственников. Однако в условиях хронического недофинансирования жилищного фонда в прежние десятилетия — эта нагрузка для подавляющего большинства новых собственников, для наших с вами граждан, ставших собственниками после приватизации квартир, оказалась абсолютно неподъемной». «Невнимание государства к этим проблемам вообще считаю аморальным. Не может страна с такими резервами, накопленными за счет нефтегазовых доходов, мириться с тем, что миллионы её граждан живут в трущобах» «Без поддержки государства многие наши сограждане, оказавшиеся в наиболее тяжелых, сложных жизненных условиях — сами решить этот вопрос не в состоянии. И вы, конечно, прекрасно понимаете, что именно здесь кроются корни многих острых проблем, таких как пьянство, высокая смертность, преступность, в том числе и подростковая. Беспризорность, в конце концов». «В обозримом будущем для повышения пенсионного возраста в нашей стране объективной необходимости нет… потому, что у нас до сих пор не исчерпаны значительные резервы, позволяющие обеспечить большую наполняемость Пенсионного фонда и покрытие его дефицита».
После социал-дарвинистских деклараций уходящей эпохи, эти слова звучат настоящей музыкой. Они обозначают важный идеологический разворот российской элиты, по крайней мере, в лице Путина и его преемника, которому он расчерчивает направление действий — от строительства «государства-корпорации», сбрасывающего социальные обязательства перед «населением» (перестающим быть «гражданами»), и занятого только обеспечением материальных выгод своего менеджмента-администрации, к регенерации национального и социально ответственного государства. Государства, которое озабочено стратегическим планированием своей экономической и социальной политики, своего демографического состава и т. д.
Отсутствие стратегии было общим местом в упреках и оппозиции, и всех нормальных людей, в адрес российской власти. Было очевидно, что наши чиновники не смотрят вперед дальше, чем на пару месяцев. И вот Путин берет совсем иной масштаб, заглаядывая на пять, десять, тридцать лет вперед. Перспективные сроки звучат едва ли не в каждом пассаже его выступления. Причем, если демографическое восстановление, бывшее стратегическим элементом в прошлогоднем послании, было все-таки реактивным, обращено было к регенерации нации, то теперь Путин говорил больше чем о восстановлении — о стратегических перспективах. Частично, связанных с уходом от последствий катастрофы и развитием, например, инфраструктуры для новых поколений, которые должен дать обещанный им демографический рост. А частично (и в большей части), — с проектированием чего-то действительно нового и небывалого.
Особенно ярко это звучало в пассажах послания, связанных с формированием инновационной и интеллектуально-емкой экономики. Тут есть и обозначенная установка на разрыв с сырьевой экономикой, и стоящая на грани технологической утопии (в хорошем смысле слова) ставка на нанотехнологии как на рабочую лошадку ресурсного и экономического рывка России. Есть и намеченная идея создания в России интегрированной информационно-образовательной системы на основе Президентской библиотеки. Конечно, идея назвать ее именем Ельцина не слишком хороша — как вы яхту назовете…
Но главное в другом, — если эта идея будет доведена до ума, то интегрированная библиотечная система со взаимопроникновением традиционно-библиотечных, электронных и Интернет-технологий может стать больше, чем средством в ликвидации надвигающейся на нас «катастрофы знаний». А эта катастрофа наплывает с несомненностью, заслоняемая от наблюдателей видимым интеллектуальным ренессансом 1997−2007 годов. Он действительно есть. Наше десятилетие — золотое десятилетие в русской гуманитарной мысли и вполне достойное во всех областях, которые не связаны с дорогостоящими экспериментами. Однако это десятилетие создается мыслью людей, выращенных на образовательных технологиях советской эпохи и ее информационных возможностей. Когда эти люди уйдут, а половина из них уйдет в течение десятилетия, начнут сказываться последствия колоссального образовательного провала нашей эпохи, коррумпированности вузов и неподготовленности студентов, начнут вылезать интеллектуальные и духовные последствия мизерных тиражей серьезных научных изданий и многотысячных тиражей фоменок и резунов. Человеческая и технологическая база существенно сузится.
И одним из немногих способов прорваться сквозь эту катастрофу является последовательное развитие вброшенной Путиным идеи. На основе центральной библиотеки создать покрывающую всю страну систему интеллектуальных центров (как минимум — в каждом городе, как максимум — и в крупном селе), где будет доступ не только к традиционным бумажным книгам, но и к книгам в электронном формате, к публикациям в редких и редчайших современных изданиях. Где библиотечный фонд, а еще лучше — его электронная версия, будет обновляться и каталогизироваться практически в реальном времени. Такая инициатива, несмотря на всю ее дороговизну, должна быть абсолютно некоммерческой (ну разве что брать деньги за бумагу на ксероксе). Мало того, подобной интегральной библиотеке должны быть предоставлены возможности выкупать права на некоммерческое использование малотиражных (до 3 тыс. экз. изданий научной, общественной и культурологической тематики), так, чтобы никакие копирайты не препятствовали распространению знаний.
Если эта идея будет реализована, то вполне можно взяться и за осуществление выдвинутого Путиным смелого проекта «мировой библиотеки на основе цифровых технологий, которая послужила бы базой для крупного международного гуманитарного проекта, направленного на сохранение культуры и истории народов мира». Подобная глобализация знаний, могла бы стать достойным русским ответом на западную «глобализацию капиталов» и «унификацию режимов». И такого рода «гуманитарная помощь» всем народам мира могла бы выдвинуть Россию действительно в число мировых лидеров. Причем лидеров именно того позитивного и созидательного процесса, который осложняется глобализационным распадом капиталистической системы.
Не менее впечатляющими являются и начертанные Путиным перспективы освоения русского пространства. Актуальной звучит программа Второй Электрификации, которая уже назрела и перезрела, поскольку стране уже сейчас не хватает электроэнергетических мощностей, а сжигать для их повышения нефть и газ — и экологически вредно, и экономически нецелесообразно, поскольку этот «яд» и в самом деле лучше продать другим. Ставка на атомную и особенно гидро-энергетику — это стратегически выгодная ставка, обеспечивающая России полную или почти полную автономию от состояния наших запасов углеводородов.
Обращение к использованию возобновимых водных ресурсов России, особенно рек, — в принципе, проявление неожиданно проснувшегося у власти удивительно тонкого стратегического мышления. Русская цивилизация есть, была и всегда будет акватической, речной цивилизацией, использующей реки как основной транспортный и экологический (а с ХХ веке в полном объеме и энергетический) ресурс. Если бы не уникальная речная сеть от Дуная и Немана до Амура, формирующая пространство Северной Евразии, на котором образовалась Россия, нашей страны никогда бы и не было.
Огромные размеры нашего государства связаны именно с тем, что русские, как ни один народ в Евразии, сумели оценить и использовать транспортные возможности реки. Сначала вокруг пути из Варяг в Греки выстроилась Киевская Русь. Затем, по Волге, расширялась Русь Московская. Затем всего за столетие от Волги до Амура были по рекам пройдены Урал и Сибирь. Вся система наших городов, построенных до ХХ века, ориентирована именно на речную коммуникацию между ними. В середине ХХ века государство предпринимало важные усилия по интеграции этой речной системы, так, чтобы в самый центр страны могли зайти транспортные суда из моря.
Постепенно наша речная дорожная сеть начала приходить в упадок, и сейчас дошла до безобразного состояния. Все еще как-то держится лишь там, где, как в Северной Сибири, альтернативы рекам просто нет. И вот, обозначив необходимость восстановления и развития нашей системы речного транспорта и каналов, Владимир Путин выдвинул смелый проект строительства второй ветки канала Волга-Дон, соединяющего бассейны Каспийского и Азовского морей. Президент отметил, что, в случае успешного завершения этого проекта, кардинально изменится положение прикаспийских стран с их богатыми природными ресурсами — газом, медью, хлопком. С помощью российского канала они превратятся в приморские страны и доставка грузов может осуществляться ими самым простым и удобным способом — водным.
Тем самым Путин выложил на стол козырь, который бьет старый антироссийский проект «Великого шелкового пути» — трансевразийской магистрали в обход российских границ, повторяющей древний торговый путь. А с другой стороны, Путин обращается к великим геополитическим традициям Московской Руси эпохи ее развития и расцвета. Россия времен Ивана III и Ивана Грозного перехватила от Золотой Орды контроль над Волго-Каспийским торговым путем, одним из важнейших в тогдашней Европе, и надежно его контролировала. Европейские дипломаты обивали пороги царей, тщетно выпрашивая «показать путь в Персы».
Средняя Азия была и остается осевым регионом Евразии, «сердцевиной», как называют ее геополитики. Однако эта сердцевина слишком неподвижна и слишком удалена от морских коммуникаций. И Россия, с ее речной сетью, была и остается лучшим и наиболее надежным соединением этой сердцевины Евразии с остальным миром. Не говоря уж о колоссальной экономической выгодности для нас такой роли. Кстати, в этой связи совсем по-новому встает вопрос о суверенитете над Керченским проливом и статусе Крыма — из престижного он переходит в практическую и геоэкономическую плоскость.
Если речной проект и идея строительства пути в Каспий не будет заболтана и забыта, то, может быть, спустя не столь уж долгое время мы увидим как вновь становится реальностью формула «Москва — порт пяти морей».
Наконец, обращенное к НАТО заявление Путина по Договору о сокращении обычных вооружений ДОВСЕ. Как верно отметил верховный главнокомандующий, согласно этому договору Россия фактически лишилась военного суверенитета над собственной территорией, не имея права передвигать крупные силы и тяжелые вооружения, создавать армейские и корпусные управления и т. д. В то же время, наши «партнеры» (слово это появляется у Путина все реже и во все более ядовитом контексте) этих и многих других ограничений не соблюдают и соблюдать не собираются. После недавнего скандала с американской ПРО этого уже никому доказывать не нужно. И заявление Путина о моратории на выполнение ДОВСЕ в этом контексте звучит так же, как некогда звучала декларация канцлера Горчакова о прекращении России следовать ограничительным условиям заключенного после Крымской Войны Парижского мира. Если тогда русские корабли вернулись на Черное Море, то теперь русское тяжелое вооружение должно вернуться в Европу.
Впрочем, это снятие ограничений по «кабальным договорам», приуроченное к американской инициативе создать медаль «за победу в Холодной войне» должно дополняться двумя другими: отказом от договоров по РСМД и от моратория на проведение ядерных испытаний.
Опора на традицию, военный и политический суверенитет, технологическое и экономическое обновление — таковы ориентиры, начертанные Путиным в своем послании, которое он отказался назвать «завещательным». Скептики, которые любят добрые начинания обливать презрительной ухмылкой, должны будут замолчать хотя бы потому, что у Путина была полная возможность начертать совсем другую программу — «интеграция в мировой рынок и вступление ВТО», «укрепление стратегического партнерства», развитие «толерантного народа — россияне» (слово «россияне» не было употреблено в послании ни разу, «российский народ» — один раз). То, что итог двух первых сроков своего президентства Путин ознаменовал именно такой программой, программой возрождения национальной самобытности, интеллектуального роста и Большого Проекта, вписанного в логику тысячелетней русской геополитики, как нельзя лучше говорит о том самосознании, с которым он вступает в период трансформации власти.
Эта трансформация должна быть переходом в начертанную новую великую эпоху, а не скатыванием назад по ступеням бывшего кризиса.
И будем надеяться, что новая эпоха ознаменуется отчетливо проговоренным Путиным подлинно инновационным, динамическим консерватизмом: «решая стоящие перед нами задачи и используя при этом все самое современное, все самое новое, генерируя эту новизну, мы вместе с тем, должны и будем опираться на базовые морально-нравственные ценности, выработанные народом России за более чем тысячелетнюю свою историю».