 |
| Русский дом | Андрей Воронцов | 27.04.2007 |
«Народ собрался в дорогу; ждали вождя. Вождь появился. Этим вождём был Пётр Великий, который, по выражению Пушкина, на троне был работником…», — писал историк Сергей Михайлович Соловьёв.
Итак, явился вождь и учитель русского народа. «Западничество» для Петра было не целью, а средством. Разве таковы нынешние западники? В нашем понимании это, прежде всего, те, кто служит государственным интересам Запада. А Пётр I служил России.
Иные говорят: «Пётр I презирал русский народ». Отчего же он тогда радовался победам русского оружия? Почему он своим духовным покровителем считал святого благоверного князя Александра Невского, отразившего западную экспансию, и явно находил промыслительным совпадение, что бил он шведов в тех же местах, что и князь Александр? И если он был столь невежествен в русской истории, как утверждают порой, отчего при взятии Дерпта (Юрьева), Пётр I вспомнил, что это «праотеческий город», то есть основанный киевскими князьями?
Но верно и то, что у людей, привыкших к власти, появляется склонность считать свои субъективные убеждения чуть ли не откровением свыше. Русские бороды, длиннополые кафтаны, высокие шапки бояр казались Петру I порождением того неспешного, благодушного, размеренного уклада жизни, который никак не мог сочетаться с укладом жизни энергичных, хватких, прагматичных врагов России. Поэтому и рубили топорами рукава и полы русских одежд: не работайте, дескать, спустя рукава, не путайтесь в кафтанах…
Очевидно, во время поездки по Европе у Петра исподволь, а не по какому-то злому умыслу, сформировалось убеждение, что эпоха требует «немецкой» деловитости и практичности, а русские слишком беспечны, чтобы противостоять, как сейчас говорят, «требованиям времени». Техническая проблема (привлечение иностранных специалистов в Россию) представлялась Петру ещё и идейной. Сначала, мол, станем, как «немцы», а потом их превзойдём. И вот 27 апреля 1702 года Царь издал Манифест о привлечении иностранцев на службу в Россию. Им гарантировалось сохранение прежнего подданства, право на свободный въезд и выезд, освобождение от налогов и пошлин. На государевой службе иностранцам предоставлялось высокое жалованье, казённые квартиры и прочее материальное обеспечение (одежда, дрова, свечи), а «вольные» ремесленники, в отличие от наших, почти не платили податей и не несли повинностей.
В Россию хлынул поток людей самых всевозможных и далеко не всегда необходимых для государства профессий — цирюльники, портные, сапожники, гробовщики, предсказатели судеб, алхимики, проститутки, содержатели притонов и питейных домов и т. д., и т. п., причём большинство из них считались на своей родине неудачниками. Позже они появились в произведениях русской литературы: сапожник Готлиб Шульц и его друзья в «Гробовщике» Пушкина, жестянщик Шиллер и сапожник Гофман в «Невском проспекте» Гоголя, бандерша Луиза Ивановна и домовладелица Амалия Липпевехзель в «Преступлении и наказании» Достоевского и многие другие. И уж конечно, немало среди «гостей» было жуликов, авантюристов, любителей лёгкой наживы, не говоря уже о банальных шпионах, которым всегда удобно прятаться в толпе мигрантов.
Никто не учил этих людей (главным образом, протестантов) уважать обычаи, нравы и верования русского народа. Напротив, на них возлагалась задача «учить» русских людей. Все без исключения иностранцы в России — от генералов до жестянщиков — ощущали себя привилегированной кастой, оказавшей милость «туземцам» уже одним фактом своего появления. Нежданно-негаданно открылся для европейцев на востоке волшебный край, изобилующий должностями, деньгами, контрактами, привилегиями…
Наиболее преуспевали немцы: ведь они, с присоединением к России земель остзейских баронов, Эстляндии и Лифляндии, ехали не совсем в чужую страну, их повсюду встречали соплеменники, обладавшие весьма привилегированным статусом, — не подданных России, а подданных короны, т. е. лично русского Императора.
Обосновывались на новом месте пришельцы уверенно и корпоративно. Исследователь «германской россики» профессор Л.А. Маркина писала: «Штелин (директор художественного департамента Петербургской Академии наук — А.В.) планомерно осуществлял программу по привлечению в Россию своих соотечественников. Так, приглашая в Петербург гравёра И. Штенглина, он писал: «Я всегда стараться буду своих господ земляков, которые по своему искусству достойными себя показали, здесь в хорошее состояние привесть».
Мы не будем здесь выяснять, оказали ли существенное влияние приглашённые немецкие художники на собственно русскую живопись, отметим лишь, что племенная взаимовыручка гостей вовсе не ограничивалась принципом Штелина: «господ земляков в хорошее состояние привесть». С немецкой основательностью под неё незамедлительно подводилась идейная база. Знаете, почему Михаилу Васильевичу Ломоносову было так трудно дискутировать с немецкими историками в Академии наук, приверженцами «норманнской теории»? — Тема «германского происхождения» русской государственности была весьма на руку приезжим господам…
Они развернулись вовсю уже после смерти Петра, при Анне Иоанновне и её всесильном фаворите Эрнсте Иоганне Бироне. При Петре I немецкие порядки насаждались всё же русскими руками. Бирон же привёз немецких костоломов, и застонала Русь в импортных пыточных станках… Не стоит наивно полагать, что расправлялись только с политическими или национально-ориентированными противниками. Нет, Бирон, подобно творцам «норманнской теории», смотрел глубже. Он понимал, что, пока есть Русская Православная Церковь, Россия едва ли станет немецким протекторатом вроде Чехии и Богемии. Уже в 1730—1740 гг. церковного управления в России практически не существовало. Священный Синод бездействовал: в нём не было ни одного митрополита, лишь один архиепископ.
Положение изменилось при императрице Елизавете Петровне. Свободнее вздохнула и Русская Церковь, и русское дворянство. Именно в эту пору расцвёл талант Ломоносова. А в Семилетней войне недавние кумиры, немцы, во главе с самим Фридрихом Великим, потерпели сокрушительное поражение от русских войск, отдали нам Берлин…
Но век Елизаветы Петровны был, увы, недолог. После её смерти Пётр III лишил нас плодов победы в Семилетней войне, а Екатерина II выплатила немцам своеобразные репарации. 22 июля 1763 года она издала новый Манифест о «вольностях иностранцев», по которому разорённые войной немцы могли селиться в России где угодно. Переселенцам, как и при Петре I, полагались значительные льготы: свобода вероисповедания, самоуправление, освобождение от податей, налогов и всякого рода повинностей. Русские солдаты, ветераны Семилетней войны, таких прав не имели…
После разделов Польши в России оказались миллионы бывших польских граждан, в основном евреев. Именно тогда появился пресловутый «еврейский вопрос"… Вообще же при Екатерине немецкое влияние сменилось на французское. В каком-то смысле оно было сильнее немецкого, — русское дворянство заговорило по-французски. В эпоху крушения монархии во Франции в моду входили не только французские писатели и художники, гувернёры и гувернантки, парикмахеры и рестораторы, портные и кондитеры, но и идеи французского масонства. Глубина этого влияния до сих пор до конца не исследована. Наполеон начал свой поход в Россию в июне, всего на 10 дней раньше, чем Гитлер, примерно с тех же границ, но как же он, не имея ни авиации, ни автотранспорта, ни танков, успел подойти к Москве в ту пору, когда Гитлер ещё ковырялся под Смоленском? А может, это «братья» французских масонов столь быстро очищали дорогу Бонапарту?
Ну, а потом появились декабристы, которые, как известно, разбудили Герцена… Революционеры в основном были из среды разночинной интеллигенции, сменившей в XIX в. иностранные «кадры», но взявшей от них всё, что было чуждо России. В эпоху Николая II нашлись и «подсказчики», особенно мусолившие тему «нерусскости» государыни Александры Фёдоровны. Горько, но когда династия Романовых пала, народ не воспринял это как национальную катастрофу, последствия которой мы переживаем и поныне, задыхаясь в том идейном вакууме, что образовался после развала коммунистического государства.
А ведь не исключено, что бомба замедленного действия была заложена под русскую государственность именно 27 апреля 1702 года. Но что самое противное: бомба давно взорвалась, а потомки «перелётных немцев» — всякие Кохи, Грефы, Миллеры — как ни в чём не бывало сидят на хлебных местах! Удивительно, но за 305 лет они не очень-то и обрусели и всё так же гнут свою линию — линию Бирона.
А пора бы уже и нам, земляки, свою линию гнуть.
