 |
| Правая.Ru | Сергей Чесноков | 21.04.2007 |
Понятно, что такое объединение нуждается в серьезном и не придуманном теоретическом фундаменте, в серьезном обращении к истории. С одной стороны, для разрешения накопившихся конфликтов и обид перед лицом общего врага, с другой стороны, для изучения и культивирования тех общих корней, тех истоков, при которых видно родство этих традиций. В противном же случае это будет лишь очередной недолговечный альянс, на который сегодня мы уже просто не имеем времени.
И дело вовсе не в тех угрозах, доносящихся из-за океана (госдепартамент США) или из-за Ламанша (жулик Еленин-Березовский), а в том, что у России, с ее катастрофической демографией сегодня остался, возможно, последний шанс. Слишком велик риск пройти точку возврата. А ею, как известно, в авиации называют ту точку полета, после которой топлива на обратный путь уже не хватает…
В свете всего сказанного чрезвычайно актуальным представляется обращение к личности и наследию Льва Александровича Тихомирова, в своей судьбе соединившего, казалось бы, несоединимое — революционную традицию и монархизм. И разговор об этой фигуре нам представляется обоснованным начать с разговора о тех особых отношениях, в которых находится Тихомиров с основателем советского государства — В.И.Ульяновым-(Лениным). Что особенно уместно как накануне очередной годовщины со дня его рождения 22 апреля, так и вообще в год приближающегося 90-летия Октябрьской революции.
«Дополнительные опоры» ленинизма
После падения в нашей стране марксистско-ленинской идеологии современная университетская наука в лице обществоведческих и философских дисциплин стала похожа на функционирующую лишь по инерции машину, становящуюся тем более опасной, что знающих ее замысловатое устройство механиков становится все меньше. Вместе с тем, ничего столь же универсального взамен до сих пор предложено не было, и преподаватели в тех моментах, в которых необходима апелляция к общей теории, когда — стыдливо, а когда и агрессивно, но в любом случае безо всякого творческого посыла — вынуждены использовать все те же старые наработки. Однако справедливо ли говорить, что у нас действительно нет никакой альтернативы? И что надо срочно из пальца высасывать пресловутую русскую идею, как это делает брат печально знаменитого Чубайса?Во-первых, сомнителен сам тезис о тотальности господства марксистской идеологии в советское время. Как отмечал в одном из своих выступлений, например, известный математик И.Р.Шафаревич, [1] математические дисциплины всегда оставались той областью, которую идеологическое вмешательство не затрагивало.
Во-вторых, при подобной постановке вопроса забывается, что роль марксизма, как и других технических достижений Запада, на том или ином этапе истории использованных Россией, чтобы достойно противостоять тому же Западу, была служебной, а сам марксизм был вовсе не единственным основанием ленинизма. Как это аргументировано обосновывалось в коллективной монографии нижегородских исследователей «Ленин: марксизм и русская идея», ленинизм явился продолжением не только западной, но и русской традиции_ [2].
Наконец, в-третьих, для русской политической культуры идеология (слово) всегда была лишь «серебром», потому что в основе ее единство слова и дела — «Слово плоть бысть».
Действительно, неужели теоретическими выкладками вдохновлял Димитрия Донского на брань преподобный Сергий? Неужели умом, а не сердцем делал свой противоречивейший выбор Петр Великий?
Именно этим, наличием «дополнительных опор», на наш взгляд, и объясняется неудача попытки формального отказа от марксистско-ленинской методологии и идеологии. А если так, то, значит, сама эта методология нуждается в уточнении и углублении — новом прочтении.
Одной из таких «опор», по нашему мнению, следует считать наследие Л.А.Тихомирова, поскольку именно его покаяние в соучастии в цареубийстве Александра II, явившееся наиболее ярким выражением краха народнической идеологии, породило в рамках русской революционной традиции в конце 1880-х годов осознание необходимости «покупки» новой идеологической машины. Как известно из общего курса истории, эта проблема была успешно разрешена В.И.Ульяновым (Лениным), тем самым ставшим преемником не только народовольчества, но и народничества в целом.
Вместе с тем, как заметил философ Г. П.Федотов, именно марксизм повлиял на поворот исканий русской интеллигенции в сторону Православия. Именно марксизм во многом явился предшественником русской религиозной философии как целостного явления.
Но вот только один ли марксизм лежит в основе ленинизма?
Эпоха тихомировского покаяния и выбор революционной интеллигенции
Описание процессов, происходивших в интеллигенции того времени, истоки выбора целого поколения, находим в воспоминаниях марксиста С.И.Мицкевича_ [3]. Где читаем, что частым явлением в период реакции Александра III, перед которым собственно и покаялся Лев Тихомиров, стал отход не только старых революционеров от революции, но и либералов от либерализма. «Поумнел» — вот ходовое выражение для этих отходящих. Литература того времени полна картинами этого разброда и отхода интеллигента от революции, от прогрессивного общественного движения. Особенно яркое выражение нашел этот процесс в сказках Салтыкова-Щедрина «Либерал», «Премудрый пескарь» и др., в романах Боборыкина «Поумнел», «На ущербе», в повестях Чехова «Скучная история», «Хмурые люди», «Тоска», в его пьесе «Иванов». Надсон написал стихотворение «Нет, я больше не верую в ваш идеал и вперед я гляжу равнодушно»; вскоре он умер от злейшей чахотки. Гаршин написал символические рассказы «Красный цветок» и «Attalea princeps»; в последнем он изобразил растущую в оранжерее пальму, тянущуюся к свету, к солнцу, своим ростом разбивающую стеклянную крышу оранжереи и гибнущую от мороза; автор вскоре покончил самоубийством. Щедрин умирал в одиночестве и писал свои скорбные статьи «Приключение с Крамольниковым», «Забытые слова» и «Имярек умирает». Писатель Николай Успенский зарезался на Смоленском рынке, а Глеб Успенский начинал сходить с ума. Лев Толстой выступил с проповедью опрощения, непротивления злу насилием.Так отреагировала наша передовая интеллигенция на последовательную политику борьбы с терроризмом и крамолой. Таков тот культурный фон, на котором происходило покаяние Тихомирова 1888 г.
Как вспоминал в конце 1920-х годов народоволец Н.А.Чарушин в письме В.Н.Фигнер, это было время почти полного разгрома русской революции, упадка оппозиционных настроений русского общества и призывы к «малым делам», и вместе с тем и торжества Александровской реакции, когда многим даже казалось, что старый режим лишь обрел новые силы в длительной борьбе с революцией: «Читая письмо Тихомирова, мы полагали, что и для Тихомирова наступило время для переоценки пути и поисков нового, более действительного» [4].
Как видим, речь шла о выборе целого поколения. А значит, первостепенное внимание необходимо обратить на процессы, которые происходили тогда с молодежью, ведь прежде всего политическая и общественная реакция отразилась на студенчестве. Здесь господствующим настроением был аполитизм, скептическое отношение к революционным программам. А вместе с тем начали набирать силу два новых философских течения, с разных сторон преодолевавших западную культуру. С одной стороны, ницшеанство, с другой — марксизм.
Так, С. Мицкевич приводил в своих воспоминаниях портрет первого встреченного им «ликвидитора"-ницшеанца, студента-филолога 3-го курса Василия Ашмарина: «Он был родом из глухой Чувашии, из г. Курмыша, окончил Нижегородскую гимназию. В вопросах общественности он был полный отрицатель, приверженец принципа «ничто не запрещено, все позволено», первый ницшеанец, которого я встретил. Это в теории, а на практике это был чуткий, отзывчивый человек, готовый всегда прийти на помощь товарищу» [5].
Лозунгом многих молодых студентов того времени стало — «без догмата». Увлекались стихами Бодлера («Цветы зла»), появившимися около этого времени русскими декадентами — Мережковским, Фофановым, Минским («Я цепи старые свергаю, молитвы новые пою»), романом Бурже «Ученик», в котором тоже выведен был человек без моральных принципов, романов Сенкевича «Без догмата», Флобером.
Как свидетельствует Сергей Мицкевич: «Студенты-радикалы, как тогда называли революционно настроенных студентов, были в этом году в ничтожном меньшинстве, разрознены, без объединяющей и захватывающей идеологии: старая народническая идеология явно отмирала» [6].
Именно в этот период созревает почва для расцвета русской культуры серебряного века. Для самого автора мемуаров марксиста С.И.Мицкевича, а тогда студента-первокурсника Московского университета, этот выбор прозвучал как «от народничества к марксизму». Таково, заметим, название всей книги, в силу чего цитируемая нами глава «Апогей реакции» является не просто «одной из», но, со всей очевидностью — ключевой.
«На рождественские каникулы, — как вспоминал Мицкевич, — которые продолжались целый месяц, с 20 декабря по 20 января [1888−89 гг. — С.Ч.], я уехал в Нижний. Там я достал недавно вышедшую за границей брошюру Льва Тихомирова «Почему я перестал быть революционером» [Женева, 1888. — С.Ч.]. Тяжело она на меня подействовала. Думалось, если вождь народовольчества, который знал и испытал всесторонне условия борьбы с самодержавием, теперь разочаровался в успехе этой борьбы и пошел на примирение с самодержавием, то где же эти силы, которые могли бы вновь начать с ним более успешную борьбу» [7].
Отношение самого Ленина к тогдашним отступникам от революции будет осмыслено и сформулировано позднее, уже в 1905—1907 гг. В 1888-м же году Владимиру Ульянову еще самому предстояло сделать свой выбор и стать тем Лениным, которого ныне знает мировая история.
В отличие от Мицкевича для восемнадцатилетнего В.И.Ульянова ренегатство Тихомирова не являлось еще серьезным событием. Участником революционного движения он тогда еще не был. У него еще только шел процесс вызревания революционного мировоззрения. Однако весьма характерно то, в каких тонах написал он впоследствии об эпохе Александра III, об эпохе, приведшей его к марксизму: «…в России не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: «наступила очередь мысли и разума», как про эпоху Александра III! Право же так <…> когда революционизируются особенно быстро способы производства, когда мысль передовых представителей человеческого разума подводит итоги прошлому, строит новые системы и новые методы исследования» [8].
Откуда бы такой накал страстей? Ведь сам он еще революционером тогда не был.
«Второе» 1 марта, второй «Старик», три Александра…
Дело в том, что свою знаменитую фразу: «мы пойдем другим путем», отличник-гимназист Володя Ульянов сказал после того, как был казнен его старший брат народоволец Александр Ульянов, 1 марта 1887 г. пытавшийся повторить первомартовское цареубийство, и арестованный за покушение на сына Александра II — Александра III. Но буквальных повторений история не знает, хотя знает зеркальные — с точностью до наоборот.Такой «зеркальной» историей стала история с подачей Александром Ульяновым прошения о помиловании, поскольку поддавшийся на уговоры матери народоволец подобное прошение написал, но в силу очевидной неискренности раскаяния прощения, в отличие от другого народовольца (Тихомирова), не получил и в мае того же года был казнен.
Хотелось бы обратить внимание на то, что младшего брата А.И.Ульянова — тогда же поклявшегося, что Ульяновых Романовы еще вспомнят — впоследствии соратники по партии будут звать также как некогда Тихомирова, которого в «Народной воле» звали «Тигрыч», «Старик» [9].
Как свидетельствовал меньшевик Валентинов (Н.В.Вольский), одно время тесно общавшийся с Лениным: «Ленина называли не только „Ильичом“. Я не мог сразу понять, о ком идет речь, впервые услышав от Гусева: „Идем к старику“» [10].
Понятно, что применительно к двум схожим именованиям двух лидеров, можно говорить не об ином чем, как о преемстве политической харизмы. Харизмы никогда не ошибающегося старца, столь характерную для православной культуры вообще и одновременно для русской революционной традиции, в частности. Речь может идти о том, что будущий вождь большевиков, а тогда еще очень молодой человек, принял революционное знамя, упавшее в 1888 г. из рук вождя «Народной Воли». Ибо другой сопоставимой по значению с «Народной Волей» партии у революционеров тогда не было. Да и задача поимки самого Тихомирова, который в Правительстве на тот момент считался «главным организатором всех злодеяний революционеров», была на тот момент первостепенной.
Вот почему так важно, что путь в революцию симбирского гимназиста-отличника Володи Ульянова, брата Александра Ульянова, начался той же весной, когда под впечатлением болезни, а затем чудесного выздоровления другого Александра (сына Тихомирова Саши), в революции разочаровался вождь «Народной воли». Впоследствии Л.А.Тихомиров писал в воспоминаниях: «Той зимы [1886−87 гг.] я никогда не забуду. Ей я обязан всем. Во мне она произвела полный переворот, а весну я встретил новым человеком» [11].
Оставшийся жить Александр впоследствии стал епископом Тихоном (Тихомировым), исповедником русской Православной Церкви. Преемник покаявшегося революционера — основателем советского государства…
Соловьевский призыв и покаяние Тихомирова
Покаяние Тихомирова в 1888 г. — это, безусловно, плод эпохи реакции Александра III. Но покаяние это еще и прощение. А значит, не менее уместно было бы задаться еще одним вопросом — почему, в отличие от покаяния А.И.Ульянова покаяние Тихомирова было принято? И почему обращалось это покаяние именно к Александру III, железной рукой подавившему революцию?Казалось бы — деспот, тиран? Однако — и это еще один вопрос — вошел-то он в историю под именем Миротворца…
Для ответа на все эти вопросы необходимо вернуться ко дню первомартовского цареубийства 1881 г., когда перед новым императором Александром III встал серьезнейший выбор — по какому из двух путей идти.
Большинство предлагало путь продолжения реформ, конечно, с некоторыми мерами для подавления крамолы. Именно этим путем шел его отец, император Александр II от покушения к покушению на него со стороны террористов. Некоторые предлагали новому императору путь еще более радикальный — простить преступников, убийц его отца. К этому пути призвали, обращаясь к христианской совести Александра III, общественные деятели — писатель Лев Толстой и философ Владимир Соловьев, выступивший с лекцией в Смольном институте благородных девиц. Смысл соловьевской проповеди был в том, что жесткие наказания только еще больше озлобят революционеров, толкнут новые слои молодежи на путь мести, а самих революционеров сделают героями-мучениками за идею. Выступление Соловьева было во многом навеяно и проповедью всепримирения Ф.М.Достоевского.
Но Александр III выбрал другой путь, которому его с детства учили его учителя и, прежде всего, К.П.Победоносцев — никакого потворства злодеям.
Сегодня мы уже знаем, какой из этих двух вариантов отношения к террористам в конечном итоге является единственно истинным. Отнюдь не компромисс с преступностью привел к умиротворению и «замирению» общества.
И хотя у сторонников теории всепрощения остается аргумент, что «замирение» при Александре III все-таки было временным, и в 1917 году все равно грянула революция, однако одним из показателей истинности выбранного Александром III пути стало покаяние в 1888 году одного из тех, кого Соловьевым предлагалось простить безо всякого покаяния. Покаяние вождя «Народной Воли» Л.А.Тихомирова было, несомненно, вызвано именно политикой бескомпромиссной и последовательной борьбы с терроризмом.
Покаялся в своем поступке и Владимир Соловьев, до самой смерти отскребавший от себя «толстовство», как об этом особенно ярко свидетельствует третий из «Трех разговоров о прогрессе и конце всемирной истории"_ [12], написанных перед самой смертью философа и ставших его завещанием. О том же и последние его стихи 1900 г., посвященные подавлению боксерского восстания в Китае, в котором философ высказал свое новое понимание, что «крест и меч — одно».
Но могут сказать — а Ленин? Разве его судьба не является подтверждением правоты тогдашнего призыва философа? Разве не казнь старшего брата озлобила известного своей высокой детской религиозностью Володю Ульянова и превратила его в богоборца и атеиста?
«Мы пойдем другим путем!»
Обычно, когда в истории первомартовского покушения 1887 г. внимание обращается на клятву молодого Володи «мы пойдем другим путем», то при этом подразумевается, что — к той же цели. Мы считаем, что это не совсем так, точнее — совсем не так.Да, бесспорно, месть была далеко не последним мотивом революционной деятельности Владимира Ульянова. Можно еще раз вспомнить его полулегендарные слова, что Романовы еще вспомнят об Ульяновых.
Как справедливо писал известный американский советолог и русист, а точнее антисоветолог и антирусист, Ричард Пайпс, по книгам которого в последнее время стали обучать русской истории в российских школах: «Ко времени окончания гимназии в 1887 году у Ленина не было „определенных“ политических убеждений. Ничто в начале его биографии не изобличало в нем будущего революционера; напротив — многое свидетельствовало, что Ленин пойдет по стопам своего отца и сделает заметную служебную карьеру» [13].
Но ведь в том-то и дело, что в результате Ленин выбрал также отнюдь не антигосударственный террор своего старшего брата, а «пошел другим путем»!!! И, как знать, не твердость ли Александра III в борьбе с крамолой, испытанную некогда на «собственной шкуре», на судьбе своей семьи, он вспоминал, когда в 1918-м со своей партией противостоял окружавшей со всех сторон Москву иностранной интервенции? Не потому ли пошли в Красную Армию лучшие представители армии царской, что почувствовали здесь тот же дух?
Не потому ли и одеты они оказались в буденновки и богатырки, разработанные для одного единственного парада победы армии царской известным художником-сказочником В.М.Васнецовым. Кстати, являвшимся другом Тихомирова и спонсором первого издания его «Монархической государственности».
Как неоднократно обращалось внимание рядом иссследователей, Октябрьская революция 1917 г. противостоит февральской именно своим консервативным и даже, если угодно, реакционным характером. Как прозвучало в 2000 г. на конференции, посвященной 130-летию со дня рождения В.И.Ульянова (Ленина) в выступлении профессора Н.А.Бенедиктова: «Ленин получил страну в ужасном положении, получил „Россию во мгле“, как об этом писал Герберт Уэллс. Блестяще проведя политику НЭПа, плана ГОЭЛРО, четкую политику ВСНХ, Ленин организовал восстановление промышленности и сельского хозяйства. Ленин умер в 1924 г., а в 1925−26 гг. был восстановлен довоенный уровень производства» [14].
Действительно, на сегодня уже доказано, что вовсе не Ленин стоял у истоков февральского развала Империи. Напротив, он был создателем нового советского государства, а потому бесспорно, что Ленин — явление того же порядка, о котором К.Н.Леонтьев писал, что в России не было противогосударственных народных движений, но все они имели «самозваннический или мнимолегитимный характер», и далее давал этому феномену общефилософское объяснение: «Если какое-нибудь начало так сильно, как у нас монархическое, если это начало так глубоко проникает всю национальную жизнь, то понятно, что оно должно, так сказать, разнообразно извиваться, изворачиваться и даже извращаться иногда, под влиянием разнородных и переходящих условий» [15].
* * *
Как было показано выше, русская революционная традиция идет от Тихомирова к Ленину через преодоление народничества как особой формы революционности. Тихомиров преодолевает народничество, уходя из революции к апологии государства, каясь за соучастие в цареубийстве. Ленин преодолевает народническую форму, находя иную форму революционности, что позволяет ему стать победившим революционером, то есть тоже государственником.Но тогда получается, что Тихомиров собственно и был подлинным Марксом? Получается, что в русском революционном движении присутствует какая-то особая, тихомировская, русская струя. Ведь сказать, что Тихомиров был абсолютно чужд социалистических идей после покаяния — сложно. Напротив. Старался, чтобы социалистические начинания были проведены в царсокй России сверху.
Сложно сказать и то, что Тихомиров явление случайное для русской революционной традиции. Напротив, именно он-то как раз и был наиболее характерен. Тихомиров честно признался в том, о чем другие молчали — в своем патриотизме и монархизме.
По этой причине в заключение нам бы хотелось привести реакцию на тихомировское покаяние Фридриха Энгельса: «…русский, если только он шовинист, рано или поздно падет на колени перед царизмом, как мы это видели на примере Тихомирова» [16].
Пророчество?
Неизбежность.
[2] Бенедиктов Н.А., Евстигнеев С.А., Мишин В.И. Ленин: марксизм и русская идея. — Н.Новгород. 1994.
[3] Мицкевич С.И. На грани двух эпох: от народничества к марксизму. Мемуарная запись. — М.: Государственное общественно-экономическое изд-во, 1937. — C. 43−44.
[4] Российский государственный архив литературы и искусства, ф. 1185, оп. 1. — Ед. хр. 817: Письма Чарушина Н.А. Фигнер В.Н.
[5] Мицкевич… На грани… - C. 43−44.
[6] Мицкевич… На грани… - C. 43−44.
[7] Мицкевич… На грани… - C. 48.
[8] Ленин Н. Победа кадетов и задачи рабочей партии [март-апрель 1906 г.] // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12. — С. 331.
[9] Архив «Земли и воли» и «Народной воли». — М. 1932.
[10] Валентинов Н. Встречи с Лениным // Волга. — 1990. N 10. — C. 110.
[11] Тихомиров Л.А. Воспоминания / Предисл. В.И.Невский, вст. ст. В.Н.Фигнер; подгот. к печати, им. ук. и прим. В.П.Алексеев. — М.-Л.: Гиз., 1927. — C. 293.
[12] Соловьев Вл.С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением Краткой повести об антихристе и с приложениями. — СПб., 1900. — 279 с.
[13] Пайпс Р. Русская революция. Ч. 2. / Пер. с англ. — М.: Росспэн, 1994. — C. 9.
[14] Бенедиктов Н.А. Ленин — наша опора и надежда, задача и память // Ленин и современная Россия. Книга научных статей и материалов научно-практической конференции, посвященной 130-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. — Н. Новгород: Нижегород. обл. комитет КПРФ, Нижегород. регион. отд. «Российские ученые соц. ориентации», «Вектор ТиС», 2000. — С. 8.
[15] Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872−1891) / Общ. ред., сост. и коммент. Г. Б.Кремнева; вступ. ст. и коммент. В.И.Косика. — М.: Республика, 1996. — C. 105.
[16] Энгельс Ф. Внешняя политика русского царизма [1890] // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 22. — С. 15. См. в этой связи нашу статью: Чесноков С.В. Чудесное спасение Семьи Императора Александра III и покаяние вождя террористической партии «Народная Воля» Л.А.Тихомирова // Покровские Дни: Тезисы докладов историко-патриотических чтений, посвященных 100-летию со дня рождения Цесаревича Алексия «Наследник Престола и наследники Империи». — Н. Новгород: «Русская линия», 2004. — С. 7−8., публиковавшуюся ранее Правой.Ру.
http://www.pravaya.ru/govern/391/11 946
