 |
| Нескучный сад | 20.04.2007 |
В общинники — по объявлению?
Хотите жить среди православных единомышленников, в экологически чистом месте, трудиться в современно оборудованных рыбхозе или на ферме, «косой косить» грибы, воспитывать и обучать детей в духе русской культурной и религиозной традиции? Именно таким видят свое будущее авторы объявления «Приглашаем честных и порядочных людей трудиться в коллективе единомышленников, вести здоровый образ жизни:», опубликованного этой зимой в газете «Возглас». Православное поселение в Тверской области существует пока только на бумаге. По словам одного из энтузиастов этой идеи Михаила оно будет создано в деревне Могутово в 180 км от Твери. Пока никакого производства там нет, но «идут переговоры с предпринимателями по строительству рыбного хозяйства и мясного цеха». Наш собеседник обмолвился, что работает в банке и вместе со своими друзьями-предпринимателями станет первым инвестором проекта. Для всех членов общины будут, по его словам, предусмотрены рабочие места. Сейчас инициативная группа выкупает у деревенских жителей дома. Пока твердо намерены переехать в Могутово из Москвы пять семей пенсионеров. Все они — православные, у всех есть благословение на создание общины. «Пока мы раз в месяц собираемся на квартире и приводим мысли к общему знаменателю, обсуждая будущее житье-бытье, — сказал наш собеседник. — Когда все организационные вопросы будут решены, возьмем благословение и построим в Могутове храм». Что получится в Могутове, пока неизвестно. Но этот путь до могутовцев проходили многие.
Горелецкий эксперимент
В мае 1989 года в заброшенный уголок Костромской области, в почти вымершее село с названием Горелец высадился «десант» из десяти молодых энтузиастов (у трех семей уже были маленькие дети). Их объединила одна идея: жить возле храма, подальше от цивилизации, возрождать российскую деревню, воспитывать и учить детей в духе Православия. Все — москвичи с высшим образованием. Некоторым из них уже довелось пожить в полевых условиях научных экспедиций, и они были готовы к испытаниям. Горелец как нельзя лучше подходил для добровольных отшельников: из населения — две бабушки, сторожащие храм, из всех благ цивилизации — свет, грунтовая дорога в соседнее село и неработающая артезианская скважина. Глушь такая, что даже сегодня нет мобильной связи. Возглавлял группу самый старший по возрасту, тридцатилетний иерей Андрей Воронин — его рукоположили как раз в Горелецкий храм.«Мы рассчитывали, что сможем прожить своим трудом, выращивая на огороде овощи и держа скотину (сразу же купили на общину двух коз и корову), — вспоминает один из участников эксперимента, клирик Костромской епархии иерей Владислав Шулькевич, тогда молодой географ. — Никакого устава, определяющего жизнь в общине не было, единственным жестким условием для всех был сухой закон».
Однако оказалось, что приусадебным хозяйством в зоне рискованного земледелия заработать на пропитание невозможно. А чтобы создать рентабельное производство, нужны большие инвестиции. «Даже в Европе сельский производитель получает дотации от государства, что говорить о нашей стране с ее климатическими условиями? Основные продукты — крупы, муку — нам пришлось покупать в сельпо, что-то привозили из Москвы с оказией наши друзья. Деньги у членов общины были за счет сдачи квартир в Москве и помощи родственников», — рассказывает отец Андрей Воронин.
К началу первой зимы из взрослых в Горельце осталось пять человек (в том числе отец Андрей и Владислав Шулькевич с семьями). Остальные, не выдержав трудностей, вернулись в Москву.
Если человек с детства не жил в деревне, то он, скорее всего, уже не сможет привыкнуть к ее укладу — считает теперь о. Владислав Шулькевич. Многие вещи в психологию сельского жителя закладываются на уровне рефлекса. Например, заготовка дров (начинается за год, иначе не высохнут). Если не распилить их до декабря, не расколоть до марта, они оттают, засохнут и на их колку вместо недели уйдет два месяца. Рутинная для сельчанина работа превратится в трудовой подвиг. И так вся жизнь. Но городской житель к этому не привык, ему и свободное время нужно «для саморазвития». Не думает, что вот уже сенокос, а он еще дрова на зиму не наколол.
В деревне люди живут с оглядкой. Прибил планку криво, надо перебивать: что соседи скажут? Корову продал — значит ленивый. А городскому все равно: в трусах он на улицу вышел или наличники у него наполовину покрашены. Местные видят это и потешаются. У городских обида: «Мы приехали их спасать, у нас университетское образование, а они над нами смеются!»
Или такой пример. Есть общий огород, обрабатываем по очереди. Но один как надо полет, другой спустя рукава. Или нужно воды к обеду принести (колодец в 500 метрах), но все устали. И приходится постоянно ходить за водой самому ответственному. Начинаются обиды, все это кипит, накапливается, и общинная жизнь разваливается.
Современный житель мегаполиса всегда ставит себя выше социума, уверен о. Владислав. Инстинкт, подсказывающий, что в общине выжить можно только через подчинение себя интересам коллектива, почему-то не срабатывает. «Например, стогуем сено, — вспоминает батюшка. — Поставили только полстога, но все устали. Начинается дождь. Стог надо быстро закончить, но никому уже не хочется работать. Тут один говорит: „Полпятого вечера, пора на службу идти, завтра доделаем“. — „А дождь?“ — „Мало ты на Бога уповаешь, помолимся, и дождь перестанет“, — и уходит, за ним и остальные». «Нам казалось, что православные договорятся друг с другом быстрее, но нет. Такой сделанной впустую работы было до 70 процентов. А у сельских жителей эти вопросы не возникают: если надо, все вместе вкалывают до упора, по-другому не выживешь. Или нужно беспрекословное подчинение лидеру, которого у нас не было. И получается: ни сена, ни дров, зато бесконечные чаепития и разговоры о спасении России. Что, кстати, тоже очень забавляло окрестных жителей», добавляет о. Владислав.
В итоге те, кто не смог отказаться от лубочных представлений о жизни в деревне, столкнувшись с реальностью, уехали. Другие попытались приспособиться к законам сельской жизни и остались. Починили насос на артезианской скважине, учительствовали в сельской школе, купили пилораму, лес и делали доски, рубили дома. Но когда подсчитали все расходы и доходы, то получилось, что никакой прибыли это не принесло. Работали на выживание, а не на развитие.
В феврале 1991 года Владислав Шулькевич принял сан и уже 16 лет настоятель Троицкого храма в Горельце. Они прожили там с матушкой 15 лет, но сейчас живут в Москве, три раза в месяц о. Владислав приезжает служить в Горелец. А о. Андрея перевели в Нерехту. Чуть позже о. Андрей стал здесь директором Ковалевского детского дома, о котором мы не раз писали. «Лично я никого и никогда не благословлю повторить что-либо подобное, — говорит он. — Построить сельскую христианскую общину современным людям, ориентированным на технологии и потребление, невозможно».
«Наш опыт построения православной общины я бы назвал отрицательным, — согласен о. Владислав Шулькевич. — Однако он принес некоторые неожиданные плоды». В Горельце по-прежнему работает созданная москвичами школа. Там сейчас живут три семьи, которые приехали в разное время уже после «эксперимента». Они реставрируют храм, сами воспитывают и учат 13 своих детей. Каждое лето и зиму в Горельце проводится детский лагерь, а в августе — Горелецкая естественнонаучная школа. За несколько лет в целях восстановления лесного покрова зоны Южной тайги, где и расположен и Горелец, ребятами было посажено полторы тысячи дубов. Пять лет в соседней деревне Савино горельчане проводят межрайонные соревнования по лыжам. После этих мероприятий савинские дети стали приходить в Троицкий храм на большие православные праздники.
Отец Ярослав Мудрый и его паства
— Вот напасть! Да что ты будешь делать! Алмаз, пей, тебе говорят! А ты, Субботка, уже поужинала, хватит, — Мария Егоровна отталкивает молодую телочку и пытается засунуть в ведро с молоком мордочку теленка. Но Алмаз привык к соске, упрямо выворачивается и, чавкая, обсасывает вымазанные жирным молоком руки скотницы. Воспользовавшись моментом, Субботка с размаху впихивает морду в ведро, но Мария Егоровна успевает увести ее в сторону и снова борется с теленком.Мария Егоровна с 38-летним сыном Георгием уже год живут в доме, за стенкой которого — коровник. Они — члены общины, существующей при Введенском храме в селе Фроловское Калужской области. Мария и Георгий — из Смоленска, шесть лет прожили при Оптиной пустыни, а потом перебрались во Фроловское. Они ухаживают за стадом, доят коров, бьют масло, изготавливают сметану.
У общины есть трактор, 100 соток земли, сад из 150 деревьев, три здания на территории храма (трапезная, просфорня и богадельня) и несколько домов в селе. Живут здесь 26 человек, 13 из которых — бабушки в богадельне, а шестеро — дети. Община состоит из людей, не нашедших пристанища в обычной жизни и приехавших из разных регионов России в расположенную в 11 километрах отсюда Оптину пустынь. Жизнь в общине идет по довольно строгому уставу. Каждый день начинается в восемь утра с общей молитвы в притворе храма и благословения на различные послушания, а заканчивается крестным ходом вокруг храма. Общинники не слушают радио и не смотрят телевизор, а новости узнают, когда сдают на переработку молоко или сметану. Они не получают зарплату, но и не платят за свет и жилье, еду и одежду. Все, что община производит, вместе с пожертвованиями на храм (например, Калужский хлебозавод ежедневно жертвует по 16 буханок белого и черного хлеба) делят между собой.
Что за монастырь в миру? — удивится читатель. История возникновения общины такова: в 2002 году во Фроловском был восстановлен храм, а при нем построена богадельня для старушек. Из Оптиной стали присылать мирян-работников для ведения хозяйства. Но многие из них оказалась пьяницами. Не каждый батюшка мог с ними совладать. Настоятель Введенского храма и руководитель общины иерей Ярослав Мудрый (свою фамилию батюшка унаследовал от деда, приехавшего с Украины) — четвертый священник на этом приходе. Но только ему удалось установить в общине дисциплину и завоевать бесспорный авторитет не только у общинников, но и у местных жителей.
Община, по замыслу о. Ярослава, нужна тем, кто хочет в труде и молитве возрождаться сам и возрождать русскую деревню. «Хотелось бы, чтобы ядро общины состояло из семейных мужчин, объединенных Христом, храмом, общим трудом и взаимопомощью», — говорит настоятель. Но таких людей пока нет. О. Ярослав спрашивает каждого вновь прибывшего: ваше отношение к спиртному? «Батюшка, я не пью», — говорили некоторые, а через два месяца так начинали пить, что остановиться не могли. В уставе прихода прописан сухой закон, так что с пьяницами, в конце концов, расстаются. За последние два года так «перемололось и отсеялось» около 15 человек.
Для общинников очень важна совместная и келейная молитва. Без нее не устоять, считает батюшка. Другой «спасательный круг» — послушание. Заключается оно в уходе за стадом (кроме коров и телят есть еще и козы), возделывании огородов (все овощи свои), заготовке сена, благоустройстве будущей гостиницы для паломников, приготовлении пищи, уходе за престарелыми в богадельне.
Здесь охотно примут и тех, кто может твердо стоять на собственных ногах. Но заранее предупреждают, что на заработок рассчитывать не стоит. Предоставят жилье, питание, поделятся всем, чем пользуется каждый член общины, но предложат и трудиться на общее благо. Причем на каждую работу нужно будет брать благословение священника. «Работать, молиться, в труде и помощи ближним воспитывать в себе любовь, терпение, нестяжание и таким образом спасаться для жизни вечной», — так настроены члены общины.
Однако большинству людей самостоятельных такая жизнь не по силам. «Жила у нас одна нормальная семья: родители, двое женатых сыновей, — говорит о. Ярослав. — Сначала согласились на наши условия, а потом выяснилось, что другой у них принцип: что можно возьму, но жить буду по-своему. Взяли без спроса трактор, а потом объясняют: „Зачем брать благословение, если надо на тракторе сено привезти коровам?“ В другой раз попросил трубу в храме сделать, а они: „Сколько вы нам за это заплатите? Раз мы здесь работаем, то нам и платить должны“. В общем, не удержались они у нас». Справедливости ради отметим, что, если семья остро нуждается в деньгах, о. Ярослав благословляет зарабатывать «на стороне».
Есть люди, которые, не будучи «социально неблагополучными», в общине нашли себя, трудятся не покладая рук, молятся, служат ближним. Например, вышеупомянутые Мария Егоровна и Георгий. Или медсестра Ольга, которая не только ухаживает за бабушками в богадельне, но откликается и на вызовы со всей округи. Есть и те, кто помогает общине, но не относит себя к ней. Например, алтарник Анатолий Данилович. Он косит для общины сено, ухаживает за козами. Или Елена, которая приехала сюда с маленьким ребенком из Кемерова и купила в селе дом, помогает в трапезной, ухаживает за старушками. Но все же то, что в общине собрались в основном пенсионеры, одинокие мамы и мужчины с неустроенной судьбой, — это не случайность, а скорее закономерность.
«Батюшка осуществляет очень важную социальную функцию — содержит богадельню, помогает в социальной адаптации другим людям. Помоги ему, Господь, в его трудах. Церковь, общество и государство должны помогать таким общинам, — считает духовник Ивановского Свято-Введенского монастыря иеромонах Макарий (Маркиш). — Однако рассчитывать на то, что самостоятельные, материально независимые люди перейдут на уровень монашеского нестяжания, отказавшись от зарплаты и собственности, неправильно. Это монах приносит обет нестяжания, безбрачия, послушания. Монашество — особый статус. Вы можете быть рыболовом-любителем или художником-любителем, но не можете быть монахом-любителем. В раннехристианские времена члены Церкви жертвовали общине все свое состояние. Но сейчас наша социальная жизнь устроена совершенно по другим нормам, и рассчитывать на то, что мы каким-то чудом переключимся на общность имущества, не принимая обеты монашества, нереалистично».
http://www.nsad.ru/index.php?issue=40§ ion=9999&article=615
