 |
| Фома | Маргита Спранцмане | 19.04.2007 |
Увидеть — и удивиться
Хутор Димитерсов называется «Упциемс», что в переводе означает поселок, стоящий рядом с рекой. Насчет поселка не знаю. Возможно, раньше он и был здесь, но теперь на вершине холма кроме здания сельской школы ничего не осталось. Дом Димитерсов находится немного ниже. Если пройти через луг, попадешь к вертлявой речке Амате, которая журчит на дне оврага и плещет здесь среди камней. Речек вроде Аматы в Латвии сотни, а вот ведь приспичило музыканту и барду Каспару Димитерсу вернуться именно на этот берег.— Я жил здесь в детстве, — говорит он, — там… в здании бывшей школы.
Поэтому, когда узнал о продаже хутора «Упциемс», долго думать не стал — купил. И уехал в глухой угол за сто километров от Риги. И уехал без всяких сомнений, надо заметить. Теперь попробуй-ка доберись к знаменитому в Латвии музыканту в гости. Замучаешься. Сначала машина несется до живописной Сигулды, потом накидывает петлю в сторону холмистого городка Нитауре, где — тысяча поворотов, и дубы, и луга. Затем долго пылишь по грунтовке. Но и это еще не конец, потому что последние несколько километров до «Упциемса» нужно пробираться по узкой лесной дороге. На этой дорожке у нашей машины сразу спустило колесо.
— Отшельничаете? — сварливо спросила я, еще не вполне опомнившись от поездки.
Зеленый луг перед домом «Упциемс» только что умылся дождем. Каспар встречал на пороге, тут же была и жена Лига. Потом окажется, что они только рады уединенному месту — не так докучают случайные люди. И журналисты.
— Эти часто просятся в гости, — скажет Лига. — Но мы не пускаем. Не хотим.
Нас же пригласили, потому что сразу оговорили — писать будем не о хозяевах, а о храмах в местечках Косе и Мали, заботу о которых взяли на себя родные Вии Артмане. Но совсем так не получилось, потому что невозможно побывать у Димитерсов и не удивиться их дому и жизни.
Правильный дом
«Упциемс» открывается внезапно. Поражаешься, откуда посреди чащи взяться таким холмам и такой усадьбе. Вместе с хозяевами из дома выходят две русские борзые. Одна коричневая и обычная (насколько вообще можно считать этих сказочных собак обычными). Вторая отливает серебром. Охотничьи собаки появились в доме после смерти любимой колли. Знающие люди посоветовали: «Одна борзая — это не борзая, берите сразу двух». Взяли. Не жалеют.Белая собака подслеповата, как это и полагается альбиносам, и с какой-то особой лаской тычется длинной мордой. Имя ей Судрабиньш, то есть «серебро».
— Русские борзые видны на росписях Софийского собора в Киеве, — говорит супруга хозяина Лига Димитере. — Получается, что и собаки у нас — правильные, раз их изображают в иконописи.
Шутка, конечно, но на хуторе «Упциемс» правильным кажется все. Показывают — за домом стоит большое распятие. Его по просьбе Лиги вырезал один бывший зек. Половину жизни этот человек провел в «Белой лебеди» — так называется тюрьма в Даугавпилсе, совсем страшное место со скверными порядками. Тело у зека было полностью покрыто тату.
— Крест он вырезал хорошо, — говорит Каспар, который взялся показать окрестности хутора, — и этот крест сопровождал нас с Лигой во всех переездах.
Паковать вещи и менять квартиры им случалось много раз. Сначала была Рига, потом — Кримулда, где Каспар восстанавливал самый старый лютеранский храм в стране. Теперь вот «Упциемс». С хутором невероятно — слышите, совершенно невероятно! — повезло. Наследники прежних хозяев выставили его на торги. У Димитерсов это до сих пор не укладывается в голове.
— Это же родовое гнездо! — рассуждает Каспар. — У них свое семейное кладбище тут в лесу. Как можно было это оставить?
Но вот ведь продали. А Димитерс купил. И теперь иногда ходит с женой в лес на чужие могилы, чтобы смахнуть хвою с нагретых солнцем мраморных таблиц. Ехать отсюда он больше никуда не согласен. В Ригу? Вот еще. Работать можно и в глуши, а просто жить — так и подавно.
Поэтому можно думать, что старое распятие встало за этим домом навсегда. Кстати, однажды (еще на прежнем месте) на нем поселился пчелиный рой. Вернулись Каспар с Лигой из какой-то поездки, а по нижней перекладине креста ползает видимо-невидимо пчел. Причем на фотографии видно, что на ноги статуи они не перелетают.
— Мы порадовались, конечно, но особого значения в этом искать не стали. Я вообще не мистик. Наверное, благодаря этому в свое время не увяз в дзен-буддизме. Был в моей жизни такой период, — признается Каспар.
Переход
Тот период вообще был непрост во всех отношениях. Каспар — на сто процентов представитель прежней богемы, которая пела и пила, и умирала под кайфом, потому что не находила другого способа заполнить внутреннюю пустоту.— Говорят, что творческие люди счастливы — они оставляют после себя какой-то след. Но это одна видимость, — полагает хозяин дома. — Творчество может страшно опустошать. Иногда оно даже убивает.
Каспар знает, о чем говорит, потому что с шестого класса сам стал уличным подростком. Гитара и подворотни — вот весь смысл той его жизни. Именно тогда Вия Артмане поседела от переживаний. Эти подробности неизвестны большинству поклонников таланта блистательной актрисы.
Потом было крещение — можно сказать, что совершенно случайное, как у многих молодых людей той эпохи. Случилось это в лютеранском храме, потому что казалось, куда же еще идти латышу? Осоловевший после пьяной ночи Каспар стоял у алтарного заграждения и смутно думал: «Делайте со мной, что хотите — только скорее, умоляю, скорее…»
И — совершилось.
— Пожалуй, что моя душа была не готова к крещению, но получила благодать и с того дня стала помалу оживать, — говорит Димитерс.
Началось с чтения Библии. Продолжилось посещениями храма и беседами с лютеранскими пасторами. Удивительно, что именно здесь отравленному прежней жизнью, но ненасытному на правду Каспару посоветовали читать святых отцов Восточной церкви. Так и сказали: «Читай. Только здесь и есть ответы на твои вопросы».
Ох, а вопросов было — море… Они мучали и вели его до тех пор, пока не привели в Св. Троице-Сергиев монастырь в Риге, прямиком к архимандриту Виктору (Мамонтову). «Батюшка, желаю иметь духовного отца», — бухнул протестант Каспар православному священнику. Тот взглянул. Потеплел: «Тебе духовного отца нужно помягче», — и отправил к отцу Евгению в город Балви. У этого священника Каспар и окормляется вот уже двадцать лет. Метаний за это время было много, много и сомнений. Но все дорожки возвращали к Православию, пока наконец что-то не наполнилось в душе, и не стало там тише и светлее.
Такие храмы забывать грешно
Или вот еще — Лига. Между прочим, по рождению и воспитанию настоящая лютеранская девчонка.— Как только я заметила, что муж исцеляется и изменяется в Православии, я без сомнения последовала за ним, — рассказывает она.
Родную и сильную Лигу музыкант Димитерс нашел случайно. В молодости она работала в «Шкафу» — так в народе назывался знаменитый ресторан «Рига», гнездо богемной тусовки. Сыграли свадьбу.
— После этого целых семь лет мы с Каспаром не имели детей, — говорит Лига. — Я ходила в свой лютеранский храм и криком кричала Господу: «Дай мне ребенка!»
Да видно, было не время. Радость прозвонила только на восьмой год брака. Пусть доктора качают головами и пусть говорят, что угодно — через три дня после крещения Каспара жена приехала к нему и засмеялась: «Я чувствую, что беременна». Теперь в семье два сына. Недавно появилась внучка, и тоже была крещена в серебряной православной купели.
Теперь что касается двух храмов, о которых заботятся Димитерсы. О них в Риге поговаривают, но толком ничего не знают и дивятся: за какой неподъемный труд взялись эти люди!
— Однажды я проснулся посреди ночи и сказал жене: «Лига, в соседнем поселке Коса есть разрушенная православная церковь. Давай посмотрим, нельзя ли ее восстановить», — вспоминает Каспар самое начало. — Поехали. Храм оказался в порядке. Сохранился иконостас и богослужебная утварь. Вскоре после двадцатилетнего перерыва в стенах маленькой церкви зазвучали православные песнопения — из Риги приехал батюшка.
Храм святителя Николая действительно очень маленький. Он обложен тесаным камнем. Внутри мы застали тишину и нежную грусть — служба бывает раз в месяц.
— Поначалу мы вывезли много мусора, — говорит Лига, — но только спустя несколько лет регулярных богослужений я почувствовала, что в старый храм возвращается жизнь и его особая духовная обстановка.
За эту церковку не приходится особо беспокоиться. Она выстоит. Кругом на хуторах стали появляться православные — одни крестились, другие переехали из соседних мест. Ожила волость. Зато болит сердце за совсем маленькую церковку в тринадцати километрах от «Упциемса» в местечке Мали.
Мали совершенно пустынны. Если здесь и есть дома, то где-то в стороне от дороги, за густыми и черными липами. Робкий купол виден из-за поворота. Храм — совсем игрушка, в два раза меньше церкви в Косе. И кажется, что особенно стыдно людям забывать такие крошечные церкви, потому что именно в них быстрее всего проваливаются купола и сыреют стены.
Делание Лиги
Мы с Лигой молчим внутри. О чем говорить? Крыша храма еще держится, но чтобы привести здание в порядок нужны силы и силы. В волости таких сил сейчас ни у кого нет. Но все равно собираются по пять-шесть человек на субботники. Последний провели в канун престольного праздника — Вознесения Христова, и батюшка густо отпел водосвятный молебен. Что невозможно человеку, то возможно Богу…На пути обратно возник странный и глубокий разговор из тех, которые надолго западают в сердце.
— Лига, что же делать-то? Без помощи храм не поднять.
— Надеемся на Бога. Притчу о Лазаре помнишь?
— Пришел Христос ко гробу и позвал: «Лазарь, гряди вон!» И мертвец ожил, вышел Господу навстречу.
— Именно. Но Христос тут же сказал родным воскресшего: «Развяжите его, пусть идет». Понимаешь? Бог творит чудеса. Но людям тоже нужно приложить усилия — развязать Лазаря, чтобы тот мог ходить.
Так и с храмом. Что-то нужно делать. Не делать просто нельзя. Собственно, это делание всегда было принципом семьи Димитерсов. Они постоянно ввязываются в истории, которые далеко не всякому православному пришлись бы по плечу. Взять скандал, грохнувший на всю Ригу зимой прошлого года. Это тоже Лига постаралась, и именно этот скандал нас с нею тогда познакомил.
А дело было так. Крупный супермаркет обклеил столицу Латвии пестрыми рекламками — нечто синее на черном. Симпатично. Но если присмотреться, передернешь плечами, будь хоть трижды неверующий: на плакатах были изображены смазливые девчонки в одеждах священников всех конфессий.
Поворчала тогда православная общественность. Реклама показалась оскорбительной всем, но только Лига Димитере выступила против нее не словом, а делом. Для этого ей пришлось выбраться из своего «Упциемса» и купить банку краски. С этой банкой невестка Вии Артмане отправилась в центр города и на глазах у равнодушных прохожих рекламу замазала. Причем — только священнические одежды, и только на модели, которая была оскорбительна для православных.
— Католических и лютеранских «батюшек» на плакатах я не тронула, потому что решила оставить место подвигу для представителей этих конфессий, — объясняет она.
Орудуя кисточкой и валиком, Лига внутренее готовилась — вот сейчас подойдут, накричат и повлекут в полицию. Но ничего подобного не произошло. Даже наоборот: водители проезжавших мимо машин смотрели на работу Димитере без раздражения и казалось, готовы ее понять.
В тот же слякотный день Лига явилась в столичную думу: «Вот она, я. Вяжите!» Но ни арестовывать, ни ругать ее не стали, и история закончилась в глубочайшей тишине. Супермаркет сменил рекламную концепцию, а митрополит Рижский и всея Латвии Александр на воскресной проповеди ставил Лигу Димитере всем в пример.
На память о гражданском подвиге невестка Артмане получила от владыки грамоту и цветы. Грамота теперь висит в «Упциемсе» на самом видном месте — рядом с красным углом на кухне, где перед едой читают молитвы на русском и латышском языках.
— Между прочим, я об этой акции узнал одним из последних, — говорит Каспар и пристально смотрит на жену. — В нашей семье всегда так: я красиво говорю, а Лига — делает.
Прощание после грозы
Потом мы еще долго беседовали за старинным столом на кухне. Низко опускалась лампа и выхватывала на столе желтый круг, парадно-цветастые чашки и банку меда. Уютно. И когда над домом отгрохотала последняя весенняя гроза, стало понятно, что пора в обратную дорогу — по извилистой грунтовке и скучному асфальту туда, где у Даугавы шапкой расселась большая Рига.Провожать вышли все: Каспар с женой, их двенадцатилетний сын Стефан, три года назад издавший первый сборник стихов, и обе борзые. Каспар обнимал Лигу за плечи. Подумалось: вот ведь, семья…
Бывало же в этой семье всякое. И даже похлеще, чем у других — кто же не знает, что за люди эти музыканты, и как часто вчерашнее вдохновение оборачивается у них депрессией и раздражением.
— Наш брак много раз оказывался на волоске, — признают оба.
Случались дни, когда хотелось швырнуть друг другу в лицо совсем плохие и непростительные слова, хлопнуть дверью и уйти — навсегда. Но тут в Лиге что-то поворачивалось. Она все выдержала. Вынесла беды и страсти мужа, как свои — и покрыла их терпением. Пожалуй, это был самый тяжелый ее крест и подвиг. Или — радость, это уж как посмотреть, ведь увидела же она в конце концов духовное возрождение мужа.
— Я полюбил ее не сразу, а спустя много лет в браке, когда узнал Лигу и до конца ее понял, — говорит Каспар и как-то крепче кладет руку на женино плечо. — Она мне во всем помощница.
Все хорошо. Тут бы и поставить точку, но остался последний вопрос — совсем обычный и даже наивный, но уехать без него никак нельзя.
— Что было бы со мной, если бы не вера? — переспрашивает Димитерс. — Знаю твердо. Смотри, у меня было семь друзей, и все семеро теперь на том свете. Если бы не Господь, я был бы среди них восьмым.
Вот так. Но слава Богу, беды не случилось. И это повлекло за собой большие последствия. Например, появилось в мире такое место, как старинный хутор «Упциемс», куда сегодня можно приехать к Димитерсам в гости и сойти на крутой берег Аматы (на самом краю обрыва на дерево повешена иконка Богородицы). Это во-первых. Во-вторых, возродился храм в Косе — тоже немалое дело, ради которого стоит работать и жить. И получила свою надежду крошечная церковка в Мали, о которой Димитерсы говорят: «Ищем человека, который перенял бы на себя эту заботу» — но которую они наверняка не бросят и как-нибудь сохранят.
И еще одно слово позвольте о Вии Артмане. Она тоже живет не в Риге — из старой квартиры в сердце столицы ее попросили удалиться, потому что дом был возвращен довоенному хозяину. Сначала великая актриса отстаивала квадратные метры. Потом бросила, потому что при новом владельце стала течь крыша и пропадало отопление. Вия Фрицевна съехала на летнюю дачу в сорока километрах от Риги в поселок Муцениеки.
Сегодня Артмане не снимается и не играет в театре, но тепло вспоминает прежнее время, когда «много и сильно любила на сцене и в кино». И Россию вспоминает. С российским зрителем она одной крови и одного времени, и лишних слов тут не нужно. Впрочем, если кто хочет помолиться о семье Артмане-Димитерсов, сделайте это, пожалуйста. Каспар в крещении наречен Елисеем, а Вия Фрицевна зовется Елизаветой, и княжеское имя актрисе как нельзя более к лицу.
